Чистил зубы, будто готовился к поцелуям. И день проходил за днем, чтобы дать ей время соскучиться и, помедлив для приличия, капитулировать.
Постучали. Он выждал, пока уймется дрожь в коленках, и распахнул дверь.
То была не Марина. Соседка, стараясь поглубже втиснуться в комнату, протягивала конверт и сладострастно шептала:
- Это вам девушка оставила. Молоденькая, словно бутончик.
А Марине будет лестно прослыть молоденькой девушкой, это надо ей передать,- соображал он, вскрывая письмо.
"Тов. Карлинский! Вы предательски донесли на Сергея Владимировича, а он все равно не троцкист, а честный революционер, а Вы - трус и подлец".
Юрий повертел письмецо, заглянул в конверт еще раз и, ничего не найдя больше, отложил для коллекции. При случае он расскажет Марине об этом эксперименте. Она будет очень смеяться.
Потом, как Понтий Пилат, Юрий вымыл руки. О Сереже, о Кате вспоминать ему не хотелось. Понтий, наверное, мало думал про Иисуса Христа, когда ходил умываться. У Понтия, может быть, тоже имелась своя цель, неизвестная евангелистам.
Насухо обтерев полотенцем каждый палец в отдельности, он повернулся к двери и топнул ногой:
- Где же вы, Марина Павловна? Я жду вас. Я - готов.
Следователь вышивал по канве. Узор для скатерки был выбран самый изысканный: по черному полю прихотливо извивались тюльпаны.
Когда приводили Сережу, он сворачивал шитье, подбирал разбросанное по всему столу мулине и, заперев рукоделие в сейф, начинал дружескую беседу. Все пока шло начистоту.
- Да, это вы тонко заметили. Ничего не скажешь. Такими мнениями наверху очень интересуются... А вот колхозы, с ними как быть? Здесь ведь тоже... Сами знаете...
Слушая про колхозы, он сокрушенно вздыхал. Иногда спорил, иногда соглашался, и они двигались дальше.
- Печать тоже, знаете, откровенно говоря... Сережа и в область печати вносил свои предложения, удивляясь тому, что его до сих пор не выпускают.
- Ну-с, молодой человек,- сказал наконец следователь,- взгляды ваши мы обсудили подробно. Хотелось бы еще уточнить - как вам удалось войти в контакт с иностранной разведкой.
Всем сочувственным видом он словно поощрял: не стесняйтесь. Чего уж скрывать? Все там будем. Экая важность!
- Оставьте глупые шутки,- побледнел Сережа.- Я еще не осужденный, я подсудимый.
Следователь усмехнулся и раздвинул шторы. Дневной свет был так чист и прозрачен, что хотелось вдохнуть его всей грудью.
- Подойди сюда. Слышишь? Тебе говорю. Сейчас ударит,- подумал Сережа, деревенея лицом.
- Глянь в окно!
Сережа увидел площадь, на которой бывал раньше, увидел вход в метро с нырявшими туда человечками, маленькие троллейбусы и автомобили, в которых тоже ехали люди, и каждый ехал, куда хотел. А сверху падал снег, живой настоящий снег.
- Вон они где - подсудимые. Видал - сколько? Следователь показал на снующую под ними толпу. Потом погладил Сережу по стриженой голове и ласково пояснил:
- А ты, брат, уже не подсудимый. Ты - осужденный.
Хлопоты были бесполезны. Ему уже намекнули в одной высокой инстанции:
- Лучше не суйся. Тебе доверяют - можешь быть спокоен. А вступаться за него не советуем. Только себя запачкаешь. Забудь и рожай другого, пока способен. А этот - этот тебе не сын.
Но бабушка не унималась:
- Хлопочи! Добивайся! Или ты - не отец?
Отец! У других дети - как дети. Институты кончают. Аспирантуру. Даже у Скромных мальчишка - попался, так, по крайней мере, на краже. Отец его выпорол для острастки - и концы в воду. А это - надо же? Из десятилетки - в тюрьму - отцовское имя позорить. Да еще в такое время!
- Нет, мамаша,- ответил Глoбов, глядя на ее мокрые валенки.- Идут большие аресты. Не могу.
- Что вы сказали? Боюсь? Не то слово. Разве я когда боялся? Меня все боялись... Я же - прокурор, поймите. Мне совесть не позволяет. Я- людей, может быть, менее виновных ежедневно...
- Чье это будущее? Мое? Обойдусь как-нибудь без будущего. Предатель мне не сын.
- Оставьте. Причем здесь честное слово революционерки? Старомодно звучит, Екатерина Петровна. А мне достоверно известно...
- Э, нет. Это вы напрасно. Сына терять нелегко...
- Довольно попреков! Вы сами... А брата, брата забыли? Удрал за границу, так вы, небось...
- Я и раньше догадывался. Но если бы я знал, до какой степени...
- Да ты рехнулась, старуха! Не выдавал я его. Слышишь? Не выдавал.
- Отойди. Не хватайся руками. Руки, руки убери!
- Рассказывал я тебе - кто донес. Девочка из его же компании. Мне учитель шепнул. Историк. Пришла к директору... Вроде для совета... Тот хотел замять, но...
- Девочка, девочка, говорят тебе русским языком.
- Ну, знаешь. Это слишком. Ни девочек, ни мальчиков я еще не душил. А вот врагов...
- Замолчи, старая ведьма, пока тебя не посадили! После таких слов я не желаю больше...
- Вот и прекрасно. Двадцать пять лет опекала. Хватит с меня твоего контроля.
- И не надо. Не приходи.
Когда старуха ушла, Владимир Петрович передохнул несколько минут и вызвал секретаря. Небрежным тоном, каким обычно говорят о посторонних лицах, он распорядился:
- Пришлите уборщицу. Пусть оботрет паркет после этой гражданки. Наследила, как в конюшне, своими валенками.
Зазвонил телефон. Марина оставила карты, раскиданные в замысловатом пасьянсе, но трубку не сняла. Склонившись над аппаратом, она с любопытством слушала протяжные звонки.
Ей вдруг почудилось, что трубка легонько подпрыгивает. Вот-вот она сама собою соскочит с кривых рогулек, и раздраженный голос Карлинского загнусавит на столике: "Прячетесь? Подойти не желаете? Считаете наши отношения порванными?"
Возможность разоблачения была так близко, что Марина перешла в соседнюю комнату и оттуда, невидимая, в полной безопасности, внимала телефонным звонкам.
- Как он мучается, бедный, как он хочет меня! - думала она, торжествуя и вздрагивая при каждом новом трезвоне.
Уже третий месяц Юрий грозил уйти. Или она уступит - или они расстанутся. "Не желаю ни того, ни другого",- отнекивалась Марина. Тогда он дал ей две недели "на женские капризы" и удалился, донимая любовью, пугая одиночеством. Срок подходил к концу.
Телефон, прозвонив ее до мигрени, обиженно смолк, и Марина вернулась на кушетку - к своим картам и сомнениям. Они - совпадали. Были слезы, были письма, были дальние дороги и казенные дома, пара неизвестных валетов обещала приятные хлопоты, но короли от нее уходили один за другим.
Марина не верила в карты, но была вынуждена признать, что с мужем в последнее время - и впрямь - все разладилось. Он перестал ей докучать своими беседами о крепкой семье и взаимо-понимании между супругами. Целыми вечерами пропадал где-то и, казалось, забыл, что они - хоть и в ссоре живут под одной крышей.
Тут еще Сережу посадили некстати, и всех знакомых мужчин точно ветром сдуло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20