Запланированное осуществится, запрограммированное сбудется. Дети станут молодыми гражданами, молодые граждане превратятся в отличных граждан, в коих нуждается страна. Дети, станьте такими, какими вам следует стать!
— Послушайте! — остановил я поток ребячьего словоизвержения. — Все это очень тонкая материя. А мне до пятницы надо перенести сюда вон те бревна, видите? У поворота…
Мы перетаскивали бревна и пели. И хотя я заметно фальшивил, настроение у меня было чудесное. Потом мы затопили печку в избушке, и я рассказал им о Спиридоне Благунове. «Он был джентльменом, — сказал я им, — нежным, деликатным человеком. Не любил грубости. Может быть, он избавился бы от своего порока, если бы сильно полюбил кого-нибудь. Одинокому человеку обязательно надо сильно любить кого-нибудь…» Я рассказывал им о своем сокамернике и сам проникался жалостью
.^Спиридону: он и вправду был… только не волком, а человеком-одиночкой, великим одиночкой. Ему некому было мстить, но он воевал со всем миром… почему же?
— Ну, вам пора, — оборвал я свой рассказ. — Уже поздно.
Зимние дни коротки, детям действительно пора было уходить. Я попрощался со всеми за руку, они спросили, могут ли навещать меня, и я, конечно, разрешил им. Даже посоветовал прийти в субботу, после того, как отбудет мой начальник. И пообещал рассказать им, как он поведет себя, увидев бревна под навесом.
Само собой, я от всего сердца поблагодарил этих мальчишек и девчонок за то, что они помогли мне перетащить все эти бревна. Мне самому было интересно посмотреть на то, как округлятся в пятницу глаза моего шефа.
И они округлились, да еще как! Он вытаращился, как жаба, и онемел от изумления.
— Ты… — спросил он.
— Я! — подтвердил я.
Подобно слепоглухонемому он протянул руку к бутылке с ракией. Даже не налил себе в стакан, а принялся хлебать водку прямо из горлышка. Видно, никак не мог прийти в себя.
— Ты? — спросил он.
— Я! — подтвердил я. — Не найдется ли для меня еще какой работенки?
Трендафил Славков вытер пот со лба. Было заметно, что ему не по себе.
— Для меня, — говорю, — выполнить подобное задание вообще не проблема. Знаешь, шеф, мне очень приятно решать подобные задачи. За работой я даже пою! А иначе бы умер со скуки. Такой уж я уродился.
— Не бойся, со скуки ты не подохнешь, — медленно процедил мой начальник. — Если и окочуришься, то от чего-то другого. Скуки у старшины Славкова сроду не водилось. Есть приказ и есть его выполнение. Слушай мою команду! До следующей пятницы расчистишь весь снег вокруг избушки, а потом зальешь образовавшуюся площадку водой, так нам будет сподручнее перевозить дрова. Ясно?
— Не расслышал даты, — сказал я.
— До пятницы, — отрезал Славков.
— Этой лопатой? — осведомился я и показал ему единственную имевшуюся в избушке лопату.
— Этой лопатой, — кивнул шеф. — Ты же боишься подохнуть от скуки?
Он допил ракию и ушел. Глаза его излучали какой-то странный блеск. В них не было злобы, нет, скорее чувствовалось предвкушение триумфа.
Будь по— твоему, Трендафил, сказал я себе. Как говорил мой учитель Спиридон Благунов, Михал Коцев может Карла Марию фон Вебера сбацать, что ему стоит расчистить в лесу какую-то паршивую ледяную площадку! Я же просто безумно люблю сооружать такие площадки, до того безумно, что могу действительно спятить!
Я встал на лыжи и за полчаса добрался до города. Разыскал Александра, того робкого, стеснительного паренька, и сказал ему, что на сей раз нам предстоит битва не на жизнь, а на смерть. Он так и встрепенулся от радости, щеки его запылали, он даже стал немного заикаться.
На следующий день сразу же после обеда на поляне перед избушкой собралось шестьдесят ребят. Весь 7 "А" и добровольцы из "Б" и "В". Стоило им узнать, что «Меченому» грозит опасность, и они сразу же бросились на подмогу. К вечеру снег был расчищен, площадка утрамбована — шестьдесят лопат мелькало в воздухе, ребята работали, как одержимые.
Работали и пели!
Я заварил им чай, настоянный на лесных травах, мы сгрудились возле печки, они молчали, ждали, пока я сам заведу разговор. И я не заставил себя упрашивать. «Кривда, -сказал я, — создана людьми, и потому, друзья мои, ее можно одолеть. Ведь люди по своей природе — добры. И не потому, что они отвечают моим или вашим представлениям о людской доброте, а просто потому, что они люди. Был со мной в тюрьме…»
Боже, какие это были чудесные дети! Может быть, это покажется вам странным, но я полюбил их, и они полюбили меня. Они приходили ко мне в мою роскошную глушь, и мы рубили деревья, прокладывали канал, посыпали золой шоссе, метили деревья в лесу — Трендафил Славков силился одолеть меня своими заданиями.
Впрочем, я забыл сказать, что, приказав мне расчистить площадку, он явился не в пятницу, а в среду, предвкушая увидеть меня по уши в снегу. Я же сидел на лавке перед избушкой и читал Густава Флобера, изысканную французскую прозу.
— Ты? — спросил он.
— Я, — кивнул я. Знакомый обмен репликами.
Мой начальник продолжал ставить передо мной непосильные задачи, но непосильных задач для меня не было. У меня был Александр и его тридцать верных друзей, которых во второй заход стало шестьдесят, а потом уж и не знаю, сколько мальчишек и девчонок собиралось на полянке возле избушки. Я любил их, и они любили меня. Мы чаевничали и рассуждали о добре и зле.
И вдруг они перестали приходить. Не появлялись одну неделю, другую. Я спустился в город и нашел Александра. В первый момент он смутился, потом резко поднял глаза и сказал:
— Послушай, Меченый, ты же сам говорил, что в жизни всегда надо поступать по-мужски!
— Разумеется, -согласился я. -А в чем дело?
— Не обижайся, — сказал Александр. — Дело вот в чем. В одно из окрестных сел из Софии приехала мать-одиночка. Скрывается ото всех. Сейчас мы ходим к ней. Знаешь, какой она человек…
— Послушай, — строго заметил я и поднял палец. — Эта женщина нуждается в…
— Знаю, — сказал Александр. — Мы ей помогаем чем можем. Будь спокоен, Меченый, мы не оставим ее в беде.
Вот так мы и расстались. Мне очень не хватает этих ребятишек. Теперь я беседую с белкой. Рассказываю ей о Спиридоне Благунове. Об Александре, об этих мальчишках и девчонках. И о той умной женщине, которая унесла свое дитя далеко от любопытных глаз и от пересудов, чтобы любить его спокойно.
Как я ей завидую!
А Трендафил Славков окончательно спился. Месяц назад он бросил работу, и я остался в одиночестве, совершенном одиночестве.
Перевод с болгарского Наталии Дюлкеровой
1 2 3
— Послушайте! — остановил я поток ребячьего словоизвержения. — Все это очень тонкая материя. А мне до пятницы надо перенести сюда вон те бревна, видите? У поворота…
Мы перетаскивали бревна и пели. И хотя я заметно фальшивил, настроение у меня было чудесное. Потом мы затопили печку в избушке, и я рассказал им о Спиридоне Благунове. «Он был джентльменом, — сказал я им, — нежным, деликатным человеком. Не любил грубости. Может быть, он избавился бы от своего порока, если бы сильно полюбил кого-нибудь. Одинокому человеку обязательно надо сильно любить кого-нибудь…» Я рассказывал им о своем сокамернике и сам проникался жалостью
.^Спиридону: он и вправду был… только не волком, а человеком-одиночкой, великим одиночкой. Ему некому было мстить, но он воевал со всем миром… почему же?
— Ну, вам пора, — оборвал я свой рассказ. — Уже поздно.
Зимние дни коротки, детям действительно пора было уходить. Я попрощался со всеми за руку, они спросили, могут ли навещать меня, и я, конечно, разрешил им. Даже посоветовал прийти в субботу, после того, как отбудет мой начальник. И пообещал рассказать им, как он поведет себя, увидев бревна под навесом.
Само собой, я от всего сердца поблагодарил этих мальчишек и девчонок за то, что они помогли мне перетащить все эти бревна. Мне самому было интересно посмотреть на то, как округлятся в пятницу глаза моего шефа.
И они округлились, да еще как! Он вытаращился, как жаба, и онемел от изумления.
— Ты… — спросил он.
— Я! — подтвердил я.
Подобно слепоглухонемому он протянул руку к бутылке с ракией. Даже не налил себе в стакан, а принялся хлебать водку прямо из горлышка. Видно, никак не мог прийти в себя.
— Ты? — спросил он.
— Я! — подтвердил я. — Не найдется ли для меня еще какой работенки?
Трендафил Славков вытер пот со лба. Было заметно, что ему не по себе.
— Для меня, — говорю, — выполнить подобное задание вообще не проблема. Знаешь, шеф, мне очень приятно решать подобные задачи. За работой я даже пою! А иначе бы умер со скуки. Такой уж я уродился.
— Не бойся, со скуки ты не подохнешь, — медленно процедил мой начальник. — Если и окочуришься, то от чего-то другого. Скуки у старшины Славкова сроду не водилось. Есть приказ и есть его выполнение. Слушай мою команду! До следующей пятницы расчистишь весь снег вокруг избушки, а потом зальешь образовавшуюся площадку водой, так нам будет сподручнее перевозить дрова. Ясно?
— Не расслышал даты, — сказал я.
— До пятницы, — отрезал Славков.
— Этой лопатой? — осведомился я и показал ему единственную имевшуюся в избушке лопату.
— Этой лопатой, — кивнул шеф. — Ты же боишься подохнуть от скуки?
Он допил ракию и ушел. Глаза его излучали какой-то странный блеск. В них не было злобы, нет, скорее чувствовалось предвкушение триумфа.
Будь по— твоему, Трендафил, сказал я себе. Как говорил мой учитель Спиридон Благунов, Михал Коцев может Карла Марию фон Вебера сбацать, что ему стоит расчистить в лесу какую-то паршивую ледяную площадку! Я же просто безумно люблю сооружать такие площадки, до того безумно, что могу действительно спятить!
Я встал на лыжи и за полчаса добрался до города. Разыскал Александра, того робкого, стеснительного паренька, и сказал ему, что на сей раз нам предстоит битва не на жизнь, а на смерть. Он так и встрепенулся от радости, щеки его запылали, он даже стал немного заикаться.
На следующий день сразу же после обеда на поляне перед избушкой собралось шестьдесят ребят. Весь 7 "А" и добровольцы из "Б" и "В". Стоило им узнать, что «Меченому» грозит опасность, и они сразу же бросились на подмогу. К вечеру снег был расчищен, площадка утрамбована — шестьдесят лопат мелькало в воздухе, ребята работали, как одержимые.
Работали и пели!
Я заварил им чай, настоянный на лесных травах, мы сгрудились возле печки, они молчали, ждали, пока я сам заведу разговор. И я не заставил себя упрашивать. «Кривда, -сказал я, — создана людьми, и потому, друзья мои, ее можно одолеть. Ведь люди по своей природе — добры. И не потому, что они отвечают моим или вашим представлениям о людской доброте, а просто потому, что они люди. Был со мной в тюрьме…»
Боже, какие это были чудесные дети! Может быть, это покажется вам странным, но я полюбил их, и они полюбили меня. Они приходили ко мне в мою роскошную глушь, и мы рубили деревья, прокладывали канал, посыпали золой шоссе, метили деревья в лесу — Трендафил Славков силился одолеть меня своими заданиями.
Впрочем, я забыл сказать, что, приказав мне расчистить площадку, он явился не в пятницу, а в среду, предвкушая увидеть меня по уши в снегу. Я же сидел на лавке перед избушкой и читал Густава Флобера, изысканную французскую прозу.
— Ты? — спросил он.
— Я, — кивнул я. Знакомый обмен репликами.
Мой начальник продолжал ставить передо мной непосильные задачи, но непосильных задач для меня не было. У меня был Александр и его тридцать верных друзей, которых во второй заход стало шестьдесят, а потом уж и не знаю, сколько мальчишек и девчонок собиралось на полянке возле избушки. Я любил их, и они любили меня. Мы чаевничали и рассуждали о добре и зле.
И вдруг они перестали приходить. Не появлялись одну неделю, другую. Я спустился в город и нашел Александра. В первый момент он смутился, потом резко поднял глаза и сказал:
— Послушай, Меченый, ты же сам говорил, что в жизни всегда надо поступать по-мужски!
— Разумеется, -согласился я. -А в чем дело?
— Не обижайся, — сказал Александр. — Дело вот в чем. В одно из окрестных сел из Софии приехала мать-одиночка. Скрывается ото всех. Сейчас мы ходим к ней. Знаешь, какой она человек…
— Послушай, — строго заметил я и поднял палец. — Эта женщина нуждается в…
— Знаю, — сказал Александр. — Мы ей помогаем чем можем. Будь спокоен, Меченый, мы не оставим ее в беде.
Вот так мы и расстались. Мне очень не хватает этих ребятишек. Теперь я беседую с белкой. Рассказываю ей о Спиридоне Благунове. Об Александре, об этих мальчишках и девчонках. И о той умной женщине, которая унесла свое дитя далеко от любопытных глаз и от пересудов, чтобы любить его спокойно.
Как я ей завидую!
А Трендафил Славков окончательно спился. Месяц назад он бросил работу, и я остался в одиночестве, совершенном одиночестве.
Перевод с болгарского Наталии Дюлкеровой
1 2 3