— Не принимай это так близко к сердцу. Ты честный малый, Маттс Мурстен, и поэтому я открою тебе еще кое-что. Ты видишь здесь и третью железную дверцу, но ее не смеет отворить никто, даже я. Глубоко внизу под фундаментом замка сидит тот, кто гораздо старше и гораздо могущественнее меня. Окруженный своими спящими воинами, там сидит старый Вяйнямейнен и ждет, когда борода его, которая гораздо длиннее моей, вырастет настолько, что сможет обвиться вокруг каменного стола. И тогда наступит конец его заточению. Борода растет с каждым днем, и каждый день он проверяет, хватит ли ее обвить вокруг стола. Но когда он видит, что еще немного недостает, он очень грустит, и тогда звуки его кантеле так отчетливо слышны сквозь толщу скал, что к ним прислушиваются даже старые стены замка. А здешняя река на воле выходит из берегов, чтобы лучше слышать. И тогда его богатыри просыпаются, поднимаются во весь рост и ударяют мечами о щиты с такой силой, что своды замка содрогаются.
— Ну а теперь, мой друг Маттс Мурстен, разумнее тебе подняться наверх к людям. А не то ты услышишь больше, чем сможешь выдержать. Но я чуть было не забыл, что ты мой гость и тебя нужно угостить. Могу себе представить, что тебя не прельщают такие лакомства, как студень из паутины или приправленная пряностями вода из лужи… Не стесняйся, говори начистоту. Хочешь кружку пива? Иди за мной, у меня есть немало всяких припасов. Часто я думал, зачем я храню разный ненужный хлам, но теперь вижу, что он все же на что-нибудь да и годится.
Домовой вынес из сокровищницы серебряный кубок и налил в него блестящую, темно-коричневую жидкость из большой дубовой бочки. Привратник сильно озяб и не смог не отведать нива — оно оказалось ничуть не хуже самого благородного вина. Привратник даже осмелился спросить, откуда у домового такой драгоценный напиток.
— Это из оставшейся от герцога Юхана бочки знаменитого финского пива. Оно настаивается с годами, как моя вода из лужи. Сохрани кубок на намять обо мне; но не говори об этом никому ни слова. Таких кубков у меня сотни.
— Спасибо вам, батюшка-домовой, — поблагодарил его старый Мурстен. — Могу я пригласить вас послезавтра на свадьбу? Это, ясное дело, дерзость с моей стороны, но моя правнучка, маленькая Роза, выходит замуж за фельдфебеля Роберта Флинту, и это будет большая честь, если… если…
Старику вдруг пришло на ум, а как отнесется священник к появлению домового, и он осекся.
— Я подумаю, — заметил домовой.
Вскоре они поднялись наверх, и когда старый Мурстен почувствовал, что легкие его наполняются воздухом, ему показалось, будто никогда прежде не дышалось ему так легко. «Нет, за все сокровища тролля не полезу я еще раз в эту ужасную башню», — подумал он.
И вот в старом замке начали убирать, скрести и мыть. Ведь предстояла свадьба. Но вовсе не какая-нибудь знатная барышня из замка в шитом серебряном платье отдавала свою руку рыцарю с развевающимся на шлеме султаном из перьев и звенящими шпорами. Нет! Это была всего-навсего молоденькая девушка из Або в домотканом хлопчатом платьице. Но вы бы видели, как пригожа и хороша была малютка Роза! Бойкий фельдфебель из батальона метких стрелков дал ей понять, что если она только захочет, она со временем может стать генеральшей, после того, когда он сам станет генералом. Малютка Роза сочла это вполне вероятным и пообещала для начала стать фру фельдфебельшей.
Но у Роберта Флинты был соперник, его двоюродный брат по имени Чилиан Грип. Он имел виды на малютку Розу, да, и он тоже! Но не столько ради ее собственной маленькой персоны, сколько ради денег, которые, как он полагал, она получит со временем в наследство. Удача Роберта Флинты привела его в страшную ярость, и он решил, посоветовавшись со своей мамашей Сарой, самой зловредной старой сплетницей в Або, попытаться выведать, как одержать верх. Но не успел сержант ахнуть, как были объявлены оглашение в церкви и свадьба.
Приготовления к свадьбе прошли без сучка и задоринки: пшеничные сухарики поднялись на дрожжах, как булки; кладовые, словно сами по себе, ломились от яств; и даже крысы, которые хотели было к ним подобраться, все до единой попали в западню. Казалось, весь замок помолодел, разбитые стекла вдруг стали все целыми, лестницы оказались вдруг починенными, сдутые ветром печные трубы поднялись вновь. Люди только диву давались, но старый-то привратник хорошо понял, кого следует заподозрить во всех этих дружеских заботах. Ему бы следовало испытывать чувство благодарности, но он думал про себя: «Что скажет священник, когда войдет старый домовой и вывернет свою мерлушковую шапку мехом наружу? «
И вот наступил день свадьбы, собрались гости, а домовой все не показывался. Облегченно вздохнув, привратник также предался свадебному веселью. И музыка, и танцы, и речи были так прекрасны, что под стать и настоящему фельдмаршалу, а не только тому, кто еще только намеревался подняться столь высоко. Малютка Роза была так хороша и казалась такой счастливой в своем простом белом платьице с цветком шиповника в волосах! Столь прекрасной невесты никто уже давным-давно не видывал. А Роберт Флинта вел себя во время полонеза с таким достоинством, словно был уже по меньшей мере генералом.
А когда настал черед выпить за здоровье невесты, все стаканы наполнились сами по себе. Когда же малютка Роза вошла в круг поздравляющих, чья-то невидимая рука надела ей на головку сверкающую драгоценную корону. Гости в зале только диву давались. Все они видели корону, но никто не видел того, кто надел ее на голову невесты. И тогда начали шептаться, что, мол, прадедушка невесты, старый привратник, должно быть, нашел сокровище в одном из подземелий замка.
Старый Мурстен держал свои мысли при себе, в страхе ожидая, как домовой появится среди гостей и, ухмыляясь от удовольствия, спросит:
— Доволен ты моим подарком невесте?
Но домовой не шел, хотя нет, он уже был здесь. Гостям разносили кофе, когда привратник услыхал, как знакомый голос домового шепчет ему на ухо:
— Можно, я возьму сухарик для Мурры?
— Возьми четыре сухарика… возьми всю корзинку, — также шепотом ответил ему ошеломленный привратник.
— Бедняжке Мурре надо чем-нибудь взбодриться, — продолжал голос. — Видишь, старый друг, я принял твое приглашение. Но я не собираюсь выворачивать свою шапку мехом наружу, я не очень-то люблю священника. Как, по-твоему, идет моя корона невесте?
— Она похожа в ней на королеву.
— Еще бы, — заметил домовой. — Это корона Катарины Ягеллоники той поры, когда она была герцогиней Финляндской и жила в Або. Но никому об этом не говори.
— Клянусь, что буду молчать, — прошептал привратник. — Может, ты возьмешь еще крендель для Мурры?
— Мурра ест всего лишь один раз в пятьсот лет.
1 2 3 4 5