Но вот наконец явственный топот босых ног по тропинке, и до нас донесся шепот:
– Бвана, можно идти.
Мы схватили винтовки и, соблюдая полную тишину, двинулись за проводником. Все вокруг – рощи, сжатые поля, пустые хижины – казалось призрачным и нереальным в свете луны; расстояния искажались, и это внушало дополнительные опасения.
Вскоре мы вышли в высокую траву; длинные узкие листья смыкались над головой, закрывая звезды. Видимость не превышала метра, и у всех была одна и та же мысль: что будет, если стебли внезапно раздвинутся и прямо перед нами встанет огромный противник, готовый к бою? Не один я вздохнул с облегчением, выйдя на открытое пространство.
Мы остановились возле маленькой брошенной деревушки на краю поля. Через несколько минут со стороны травяных зарослей донесся мерный, негромкий шорох – это шли слоны, но мы их не видели. Животные так и не показались – то ли почуяли людей, то ли отправились пастись в другое место. Тихо ругаясь, мы вернулись в свою рощу и одетые улеглись на кроватях.
– Ну, сегодня они уже не придут, – со вздохом заметил Энгель, на что я ответил:
– Иншаллах! – и вскоре заснул.
Около полуночи меня разбудили взволнованные приглушенные голоса; я уловил неоднократно повторявшееся слово «тембо». Так и есть – слоны появились вновь, теперь с другой стороны, и уже занялись бананами. Сообщение принес гонец со сторожевого поста в соседней роще. Протирая глаза, мы поспешили за ним. К счастью, в этот раз путь шел по открытой местности. Приблизившись к плантациям, мы остановились. Вокруг было тихо. Подозвав двух местных жителей, знавших тут каждую кочку, я велел им обойти рощу чтобы проверить, не ушли ли слоны. Крадучись, люди пошли вперед и скоро исчезли в тени деревьев.
Поднимался свежий ночной ветерок, и мы начали мерзнуть, да и усталость брала свое. Было уже ясно, что животные успели уйти дальше. Когда на другом конце поля на миг послышался шорох сухих кукурузных стеблей, я шепнул Энгелю, что наши разведчики возвращаются несолоно хлебавши.
И в тот же миг – я с трудом верил своим глазам, таким невероятным и захватывающим оказалось это зрелище – на серебристом фоне жнивья возник огромный черный силуэт. Лунный свет струился по длинным изогнутым бивням. Один за другим, бесшумно, как призраки, шли за вожаком по полю еще четыре слона. Они направлялись к нам.
Мы кинулись в сторону и укрылись за покосившейся плетеной изгородью, где и притаились, стараясь не издавать ни звука. Одним движением хобота слон мог бы смести наше хлипкое прикрытие и нас вместе с ним.
Дойдя до места, где мы только что были, слоны остановились, почувствовав запах людей. Мы сидели в десяти метрах со вскинутыми ружьями, но я не хотел стрелять, поскольку животные стояли слишком тесной группой, и большой слон был закрыт от меня другим, поменьше. Но вот вожак сделал шаг вперед, и в ночной тишине прогремели два выстрела. Слоны повернулись и отступили в тень, скрывшись между бананами. Прошла томительно напряженная минута. Я думал, что раненный вожак собирает силы для атаки и сейчас старается поточнее определить наше местонахождение. Однако я ошибся. Старый самец пересек рощу и вновь вышел на поле; вновь на фоне неправдоподобно огромного черного тела сверкнули в лунном свете белые бивни. Мы опять дали залп, и слон, по-прежнему безмолвно(беззвучно), опустился на землю и больше не шевелился.
Так я убил своего последнего слона в Восточной Африке. Это произошло ночью 1 октября 1909г., в 12 часов 40 минут.
Мы провели в Ифакаре еще несколько дней – не хотелось расставаться с этим краем, «текущим молоком и медом» без всякого преувеличения. Давно мы так не роскошествовали. Здесь было все: бананы и ананасы, папайи и гуайявы, гранаты, апельсины и кокосовые орехи. Стоило лишь протянуть руку, чтобы сорвать приглянувшийся плод. А воды Уланги изобиловали рыбой, и для многих жителей рыболовство издавна было основным источником существования. Каждый день нам приносили «мбереге» – большущую серебристую рыбину, похожую на карпа, с удивительно тонким и нежным вкусом.
Все же надо было возвращаться на побережье, и мы пошли, не торопясь, по течению реки. Стада антилоп по-прежнему бродили по берегам, а за травоядными следовали хищники.
На Уланге я убил своего первого и единственного льва. Это был весьма крупный экземпляр, правда, к сожалению, с не очень большой гривой.
Лев только что загрыз бородавочника, и довольное ворчание выдало мне его присутствие. Первым выстрелом я ранил его в плечо. Он упал, но тут же вскочил и бросился ко мне; когда нас разделяло около двадцати метров, зверь прыгнул. Я отчетливо видел огромные когти на вытянутых вперед могучих лапах с растопыренными пальцами. Но лев поспешил с первым прыжком – расстояние было слишком велико. Прежде чем он успел сделать второй, тяжелая пуля ударила его в нижнюю челюсть и навылет прошла через голову.
Мы миновали заброшенный пост Уланга. Он уже почти развалился, и в целости было только кладбище. Здесь в течение года умерло пять европейцев из шести, составлявших первоначальный персонал; всех их скосила лихорадка. Только после этого администрация пришла к выводу, что климат данной местности нездоров, и распорядилась закрыть пост.
Вскоре я опять встретился со львами. Наш лагерь был у реки. Кругом расстилалась ровная высохшая саванна, и лишь неподалеку стояла небольшая рощица – несколько мимоз и акаций среди высокой травы. Там находился пруд, и к нему приходили на водопой антилопы, привлеченные тенью.
Как-то в полдень я увидел двух животных, направлявшихся к этому оазису. До них было около километра. В ярком солнечном свете они выглядели очень большими и почти белыми, и я решил, что это канны. Однако взгляд в бинокль убедил меня в позорной ошибке – к группе деревьев приближались два льва, точнее говоря лев и львица, великолепные взрослые звери. Схватив винтовку, я поспешил к пруду.
Оазис был невелик, и в течение получаса я, соблюдая необходимую осторожность, несколько раз прошел его из конца в конец. Убедившись, что звери ушли, и досадуя на невезение, я вышел из травы, собираясь вернуться в лагерь. Взглянув в сторону палаток, я увидел своего боя – он махал руками и делал какие-то знаки, явно стараясь привлечь мое внимание к чему-то, находящемуся позади меня. Держа палец на спусковом крючке, я повернулся и успел заметить обоих львов, уходивших в противоположном направлении; вскоре они исчезли в сухой траве. Оказывается, мне следовало не роптать, а благодарить судьбу – ведь я не раз проходил на расстоянии нескольких метров от зверей, не подозревая об их присутствии!
В тот день мне вспомнились слова моего друга Веста: «Лев, если захочет, может спрятаться за кием, брошенным на бильярдном столе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
– Бвана, можно идти.
Мы схватили винтовки и, соблюдая полную тишину, двинулись за проводником. Все вокруг – рощи, сжатые поля, пустые хижины – казалось призрачным и нереальным в свете луны; расстояния искажались, и это внушало дополнительные опасения.
Вскоре мы вышли в высокую траву; длинные узкие листья смыкались над головой, закрывая звезды. Видимость не превышала метра, и у всех была одна и та же мысль: что будет, если стебли внезапно раздвинутся и прямо перед нами встанет огромный противник, готовый к бою? Не один я вздохнул с облегчением, выйдя на открытое пространство.
Мы остановились возле маленькой брошенной деревушки на краю поля. Через несколько минут со стороны травяных зарослей донесся мерный, негромкий шорох – это шли слоны, но мы их не видели. Животные так и не показались – то ли почуяли людей, то ли отправились пастись в другое место. Тихо ругаясь, мы вернулись в свою рощу и одетые улеглись на кроватях.
– Ну, сегодня они уже не придут, – со вздохом заметил Энгель, на что я ответил:
– Иншаллах! – и вскоре заснул.
Около полуночи меня разбудили взволнованные приглушенные голоса; я уловил неоднократно повторявшееся слово «тембо». Так и есть – слоны появились вновь, теперь с другой стороны, и уже занялись бананами. Сообщение принес гонец со сторожевого поста в соседней роще. Протирая глаза, мы поспешили за ним. К счастью, в этот раз путь шел по открытой местности. Приблизившись к плантациям, мы остановились. Вокруг было тихо. Подозвав двух местных жителей, знавших тут каждую кочку, я велел им обойти рощу чтобы проверить, не ушли ли слоны. Крадучись, люди пошли вперед и скоро исчезли в тени деревьев.
Поднимался свежий ночной ветерок, и мы начали мерзнуть, да и усталость брала свое. Было уже ясно, что животные успели уйти дальше. Когда на другом конце поля на миг послышался шорох сухих кукурузных стеблей, я шепнул Энгелю, что наши разведчики возвращаются несолоно хлебавши.
И в тот же миг – я с трудом верил своим глазам, таким невероятным и захватывающим оказалось это зрелище – на серебристом фоне жнивья возник огромный черный силуэт. Лунный свет струился по длинным изогнутым бивням. Один за другим, бесшумно, как призраки, шли за вожаком по полю еще четыре слона. Они направлялись к нам.
Мы кинулись в сторону и укрылись за покосившейся плетеной изгородью, где и притаились, стараясь не издавать ни звука. Одним движением хобота слон мог бы смести наше хлипкое прикрытие и нас вместе с ним.
Дойдя до места, где мы только что были, слоны остановились, почувствовав запах людей. Мы сидели в десяти метрах со вскинутыми ружьями, но я не хотел стрелять, поскольку животные стояли слишком тесной группой, и большой слон был закрыт от меня другим, поменьше. Но вот вожак сделал шаг вперед, и в ночной тишине прогремели два выстрела. Слоны повернулись и отступили в тень, скрывшись между бананами. Прошла томительно напряженная минута. Я думал, что раненный вожак собирает силы для атаки и сейчас старается поточнее определить наше местонахождение. Однако я ошибся. Старый самец пересек рощу и вновь вышел на поле; вновь на фоне неправдоподобно огромного черного тела сверкнули в лунном свете белые бивни. Мы опять дали залп, и слон, по-прежнему безмолвно(беззвучно), опустился на землю и больше не шевелился.
Так я убил своего последнего слона в Восточной Африке. Это произошло ночью 1 октября 1909г., в 12 часов 40 минут.
Мы провели в Ифакаре еще несколько дней – не хотелось расставаться с этим краем, «текущим молоком и медом» без всякого преувеличения. Давно мы так не роскошествовали. Здесь было все: бананы и ананасы, папайи и гуайявы, гранаты, апельсины и кокосовые орехи. Стоило лишь протянуть руку, чтобы сорвать приглянувшийся плод. А воды Уланги изобиловали рыбой, и для многих жителей рыболовство издавна было основным источником существования. Каждый день нам приносили «мбереге» – большущую серебристую рыбину, похожую на карпа, с удивительно тонким и нежным вкусом.
Все же надо было возвращаться на побережье, и мы пошли, не торопясь, по течению реки. Стада антилоп по-прежнему бродили по берегам, а за травоядными следовали хищники.
На Уланге я убил своего первого и единственного льва. Это был весьма крупный экземпляр, правда, к сожалению, с не очень большой гривой.
Лев только что загрыз бородавочника, и довольное ворчание выдало мне его присутствие. Первым выстрелом я ранил его в плечо. Он упал, но тут же вскочил и бросился ко мне; когда нас разделяло около двадцати метров, зверь прыгнул. Я отчетливо видел огромные когти на вытянутых вперед могучих лапах с растопыренными пальцами. Но лев поспешил с первым прыжком – расстояние было слишком велико. Прежде чем он успел сделать второй, тяжелая пуля ударила его в нижнюю челюсть и навылет прошла через голову.
Мы миновали заброшенный пост Уланга. Он уже почти развалился, и в целости было только кладбище. Здесь в течение года умерло пять европейцев из шести, составлявших первоначальный персонал; всех их скосила лихорадка. Только после этого администрация пришла к выводу, что климат данной местности нездоров, и распорядилась закрыть пост.
Вскоре я опять встретился со львами. Наш лагерь был у реки. Кругом расстилалась ровная высохшая саванна, и лишь неподалеку стояла небольшая рощица – несколько мимоз и акаций среди высокой травы. Там находился пруд, и к нему приходили на водопой антилопы, привлеченные тенью.
Как-то в полдень я увидел двух животных, направлявшихся к этому оазису. До них было около километра. В ярком солнечном свете они выглядели очень большими и почти белыми, и я решил, что это канны. Однако взгляд в бинокль убедил меня в позорной ошибке – к группе деревьев приближались два льва, точнее говоря лев и львица, великолепные взрослые звери. Схватив винтовку, я поспешил к пруду.
Оазис был невелик, и в течение получаса я, соблюдая необходимую осторожность, несколько раз прошел его из конца в конец. Убедившись, что звери ушли, и досадуя на невезение, я вышел из травы, собираясь вернуться в лагерь. Взглянув в сторону палаток, я увидел своего боя – он махал руками и делал какие-то знаки, явно стараясь привлечь мое внимание к чему-то, находящемуся позади меня. Держа палец на спусковом крючке, я повернулся и успел заметить обоих львов, уходивших в противоположном направлении; вскоре они исчезли в сухой траве. Оказывается, мне следовало не роптать, а благодарить судьбу – ведь я не раз проходил на расстоянии нескольких метров от зверей, не подозревая об их присутствии!
В тот день мне вспомнились слова моего друга Веста: «Лев, если захочет, может спрятаться за кием, брошенным на бильярдном столе».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72