Потом внезапно он громким, резким голосом начал кричать, и эхо в ущелье вторило ему.
Он кричал, обращаясь к невидимым, воображаемым злоумышленникам, людям, хищным животным, мифическим злым духам. Он пел:
«Мы сидим на берегу реки в тополевой роще, у входа в ущелье. Нас много, все мы молодые, храбрые, сильные, хитрые и опасные в борьбе. С нами ружья, стреляющие огнём. Бойтесь нас, не подходите близко, ибо доброму человеку ночью нужно оставаться там, где его застала тьма, злой же, приблизясь к нам, найдёт здесь свою смерть».
В песне, выкриках старика чувствовались старые мотивы, которые известны чуть ли не каждому народу: о борьбе доброго духа со злым, защитника человека с его недоброжелателем.
Так половину ночи вздрагивал я от выкриков старика. Он с трудом уступил моим просьбам и перестал петь, заснув и бормоча во сне какие-то слова.
Обильна дичь в горах и долинах Кавактау. Великое множество зверья нашло себе здесь приют: барс, рысь, медведь, кабан, куница, лиса, козёл и олень. В горах Караямантуз, под самым гребнем, где горные ручьи только начинают собирать свои воды, заночевала небольшая партия нашей экспедиции. За час до захода солнца стадо диких козлов наткнулось на нас, недоумевая посмотрело десятками глаз и через мгновение скрылось за скалами.
Ночь без сумерек опустилась в долину, ветерок свежел. Отпустив лошадей на пастьбу, сотрудники укладывались спать на сочную зелёную траву альпийского пастбища. Вдруг лающие звуки привлекли наше внимание — точно собаки лаяли хриплыми, надорванными голосами. В горах, вдалеке от человеческого жилья странно слышать эти необычные звуки. Наш рабочий, флегматичный семиреченский украинец, деды которого переселились в долину Чу в конце прошлого столетия, сказал:
— Ехали, ехали да и доехали, к чертям в дом пожаловали, вот и конец.
В темноте не было видно выражения его лица, а по голосу нельзя было определить, серьёзно он говорит или шутит.
Черти оказались стадом диких горных козлов. Мы, видимо, заняли место их ночного водопоя. Направлявшиеся сюда козлы, почувствовав людей, беспокойно ходили вокруг, нарушая своим странным лаем тишину гор. Долго ещё, до восхода солнца, слышали мы лай и, поворачиваясь в своих спальных мешках, досадовали на нарушителей тишины и покоя.
Богатством животных прославились горы Кавактау на всю Киргизию. По неповторимости девственной природы, по обилию дичи, зверя и красоте пейзажа эти места уникальны.
Золото рождает легенды. В одном из горных поселений нам говорили о больших ископаемых богатствах гор Кавактау. Есть места, где руды свинца, меди, железа буквально валяются под ногами. Серебра и золота очень много, но где именно эти места, точно никто не знал. Рассказывали, что до войны 1914 года явился сюда какой-то решительный полковник. Он несколько дней рыскал по горам. Затем пришёл к старшине селения и потребовал 300 рабочих. Рабочие месяц рыли землю. После этого полковник отпустил всех рабочих, пожил ещё у разрытого места три дня и скрылся неизвестно куда. Утверждают, что он унёс с собой самородок золота величиной с человеческую голову. Место, где искали золото, никому не известно.
В другом районе, в глухом урочище Талды-Булак, каким-то старателем якобы был поставлен заявочный столб на золото. Киргизы, враждебно относившиеся к пришельцу, перед первой мировой войной уничтожили столб, срубили все отмеченные деревья и зарыли источник, у которого была поставлена заявка. Нам пришлось откопать этот источник. Ничего, что могло бы оправдать заявку старателя, мы не нашли.
Мы расспросили местных жителей, как пробраться в ущелье Эмель, где старатели плавили свинец. Наш караван тронулся в горы. Тропа круто забирала вверх. Так мы попали в зону альпийских лугов.
Последнюю часть перехода караван шёл в темноте. Спустилась ночь. Полная луна, шум быстрого ручья, бодрящий холод высокогорной ночи, голубые при лунном свете пятна вечного снега, мигающие огоньки киргизских аулов под кручами гор и стада бесчисленных овец и коз сопутствовали каравану. В полночь разбили палатку.
На следующий день мы посетили свинцовый рудник Эмель. На высоте 3000 метров над уровнем моря были видны три небольшие печи для плавки свинца. Свинцовая руда добывалась тут же. Рудник находился в 350—400 метрах от печей. Жила свинцового блеска, прихотливо извиваясь в красных гранитах, уходила в глубь породы. Вслед за жилой шла штольня. Весь склон горы был покрыт разведочными шурфами, канавами, штольнями.
Топливом рудник был обеспечен на многие годы. В 15 километрах находились залежи каменного угля.
Из широкой долины реки Джумгол мы по её притоку речке Каракиче поднимались в район озера Сонкёль. В верховьях реки Каракиче (чёрная ночь) в зоне альпийских лугов находилась каменноугольная копь. Здесь также работала артель шахтёров, добывая уголь. Выше шахты, в трёх-четырёх километрах на восток, лежит перевал, ведущий к озеру. Оно расположено на высоте 3 047 метров. Неприветливое озеро хмурится, здесь часто днём моросит дождь, а ночью в палатку сквозь полотно пробирается холод.
Безлесные гористые берега, окружающие Сонкёль кольцом, изолируют его от всех основных путей по Центральному Тянь-Шаню. Несколько перевалов, ведущих к озеру, круты и каменисты. Сонкёль, длиной около 30 километров, питается небольшими горными ручьями и даёт начало бурливой реке — Кокджерты, притоку Нарыма. Известно, что наибольшая глубина озера 21 метр. Полгода оно покрыто льдом, местами промерзает до дна. Летом на поверхности воды плавают тысячи диких уток, оглашающих озеро кряканьем. На них никто не охотится.
Есть проект, намечающий использовать воды Сонкёля для получения гидроэлектроэнергии путём медленного спуска озера в Нарын по реке Кокджерты. В горах Сонкёльтау обнаружены различные полезные ископаемые.
Летом берега Сонкёля густо заселены. Редко где на Тянь-Шане можно найти такое количество киргизских юрт. Стойбища расположены через каждые три-четыре километра. Причина такого плотного расселения — хорошие пастбища. Жирные кобылицы бродят табунами, лениво пощипывая сочную траву. Ежедневно киргизки чанами готовят кумыс — замечательное питьё, в то же время заменяющее и еду. Летом можно увидеть, как страстные любителей кумыса в один присест выпивают до 10—12 мисок (пиал) этого напитка.
Флегматичные бараны и быстрые козы пестрят тысячами точек на однообразном жёлто-зелёном фоне Сонкёльских гор.
Зимой, когда снег покрывает землю толстым покрывалом, Сонкёль замерзает, весь район превращается в белую пустыню. Киргизы погружают свои складные круглые дома на лошадей и верблюдов и спускаются в глубокие долины.
Помнится, в конце августа буран в горах у Сонкёля заставил нас спрятаться в юрте на одной из летних кочевок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
Он кричал, обращаясь к невидимым, воображаемым злоумышленникам, людям, хищным животным, мифическим злым духам. Он пел:
«Мы сидим на берегу реки в тополевой роще, у входа в ущелье. Нас много, все мы молодые, храбрые, сильные, хитрые и опасные в борьбе. С нами ружья, стреляющие огнём. Бойтесь нас, не подходите близко, ибо доброму человеку ночью нужно оставаться там, где его застала тьма, злой же, приблизясь к нам, найдёт здесь свою смерть».
В песне, выкриках старика чувствовались старые мотивы, которые известны чуть ли не каждому народу: о борьбе доброго духа со злым, защитника человека с его недоброжелателем.
Так половину ночи вздрагивал я от выкриков старика. Он с трудом уступил моим просьбам и перестал петь, заснув и бормоча во сне какие-то слова.
Обильна дичь в горах и долинах Кавактау. Великое множество зверья нашло себе здесь приют: барс, рысь, медведь, кабан, куница, лиса, козёл и олень. В горах Караямантуз, под самым гребнем, где горные ручьи только начинают собирать свои воды, заночевала небольшая партия нашей экспедиции. За час до захода солнца стадо диких козлов наткнулось на нас, недоумевая посмотрело десятками глаз и через мгновение скрылось за скалами.
Ночь без сумерек опустилась в долину, ветерок свежел. Отпустив лошадей на пастьбу, сотрудники укладывались спать на сочную зелёную траву альпийского пастбища. Вдруг лающие звуки привлекли наше внимание — точно собаки лаяли хриплыми, надорванными голосами. В горах, вдалеке от человеческого жилья странно слышать эти необычные звуки. Наш рабочий, флегматичный семиреченский украинец, деды которого переселились в долину Чу в конце прошлого столетия, сказал:
— Ехали, ехали да и доехали, к чертям в дом пожаловали, вот и конец.
В темноте не было видно выражения его лица, а по голосу нельзя было определить, серьёзно он говорит или шутит.
Черти оказались стадом диких горных козлов. Мы, видимо, заняли место их ночного водопоя. Направлявшиеся сюда козлы, почувствовав людей, беспокойно ходили вокруг, нарушая своим странным лаем тишину гор. Долго ещё, до восхода солнца, слышали мы лай и, поворачиваясь в своих спальных мешках, досадовали на нарушителей тишины и покоя.
Богатством животных прославились горы Кавактау на всю Киргизию. По неповторимости девственной природы, по обилию дичи, зверя и красоте пейзажа эти места уникальны.
Золото рождает легенды. В одном из горных поселений нам говорили о больших ископаемых богатствах гор Кавактау. Есть места, где руды свинца, меди, железа буквально валяются под ногами. Серебра и золота очень много, но где именно эти места, точно никто не знал. Рассказывали, что до войны 1914 года явился сюда какой-то решительный полковник. Он несколько дней рыскал по горам. Затем пришёл к старшине селения и потребовал 300 рабочих. Рабочие месяц рыли землю. После этого полковник отпустил всех рабочих, пожил ещё у разрытого места три дня и скрылся неизвестно куда. Утверждают, что он унёс с собой самородок золота величиной с человеческую голову. Место, где искали золото, никому не известно.
В другом районе, в глухом урочище Талды-Булак, каким-то старателем якобы был поставлен заявочный столб на золото. Киргизы, враждебно относившиеся к пришельцу, перед первой мировой войной уничтожили столб, срубили все отмеченные деревья и зарыли источник, у которого была поставлена заявка. Нам пришлось откопать этот источник. Ничего, что могло бы оправдать заявку старателя, мы не нашли.
Мы расспросили местных жителей, как пробраться в ущелье Эмель, где старатели плавили свинец. Наш караван тронулся в горы. Тропа круто забирала вверх. Так мы попали в зону альпийских лугов.
Последнюю часть перехода караван шёл в темноте. Спустилась ночь. Полная луна, шум быстрого ручья, бодрящий холод высокогорной ночи, голубые при лунном свете пятна вечного снега, мигающие огоньки киргизских аулов под кручами гор и стада бесчисленных овец и коз сопутствовали каравану. В полночь разбили палатку.
На следующий день мы посетили свинцовый рудник Эмель. На высоте 3000 метров над уровнем моря были видны три небольшие печи для плавки свинца. Свинцовая руда добывалась тут же. Рудник находился в 350—400 метрах от печей. Жила свинцового блеска, прихотливо извиваясь в красных гранитах, уходила в глубь породы. Вслед за жилой шла штольня. Весь склон горы был покрыт разведочными шурфами, канавами, штольнями.
Топливом рудник был обеспечен на многие годы. В 15 километрах находились залежи каменного угля.
Из широкой долины реки Джумгол мы по её притоку речке Каракиче поднимались в район озера Сонкёль. В верховьях реки Каракиче (чёрная ночь) в зоне альпийских лугов находилась каменноугольная копь. Здесь также работала артель шахтёров, добывая уголь. Выше шахты, в трёх-четырёх километрах на восток, лежит перевал, ведущий к озеру. Оно расположено на высоте 3 047 метров. Неприветливое озеро хмурится, здесь часто днём моросит дождь, а ночью в палатку сквозь полотно пробирается холод.
Безлесные гористые берега, окружающие Сонкёль кольцом, изолируют его от всех основных путей по Центральному Тянь-Шаню. Несколько перевалов, ведущих к озеру, круты и каменисты. Сонкёль, длиной около 30 километров, питается небольшими горными ручьями и даёт начало бурливой реке — Кокджерты, притоку Нарыма. Известно, что наибольшая глубина озера 21 метр. Полгода оно покрыто льдом, местами промерзает до дна. Летом на поверхности воды плавают тысячи диких уток, оглашающих озеро кряканьем. На них никто не охотится.
Есть проект, намечающий использовать воды Сонкёля для получения гидроэлектроэнергии путём медленного спуска озера в Нарын по реке Кокджерты. В горах Сонкёльтау обнаружены различные полезные ископаемые.
Летом берега Сонкёля густо заселены. Редко где на Тянь-Шане можно найти такое количество киргизских юрт. Стойбища расположены через каждые три-четыре километра. Причина такого плотного расселения — хорошие пастбища. Жирные кобылицы бродят табунами, лениво пощипывая сочную траву. Ежедневно киргизки чанами готовят кумыс — замечательное питьё, в то же время заменяющее и еду. Летом можно увидеть, как страстные любителей кумыса в один присест выпивают до 10—12 мисок (пиал) этого напитка.
Флегматичные бараны и быстрые козы пестрят тысячами точек на однообразном жёлто-зелёном фоне Сонкёльских гор.
Зимой, когда снег покрывает землю толстым покрывалом, Сонкёль замерзает, весь район превращается в белую пустыню. Киргизы погружают свои складные круглые дома на лошадей и верблюдов и спускаются в глубокие долины.
Помнится, в конце августа буран в горах у Сонкёля заставил нас спрятаться в юрте на одной из летних кочевок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126