Ноги обморожены не были, зато пятна на щеках проступают в холодную погоду и сейчас. Между тем машина нырнула в каньоны Сунтар-Хаяты, и началась такая красота, что не опишешь. Снежные бараны торчали на высоченных скалах, конусы выноса лавин перегораживали дорогу. Реки превратились в цепочки наледей, окруженных замерзшими водопадами. Здесь было теплее — градусов 50, но зато снег до метра глубиной, а кое-где и больше. В одном месте дорога была срезана обвалом. Напрасно надеялся я отсидеться в кабине, не выходя на улицу. Дорожников ждали только на следующий день, а сколько займет выгрызание в скале уступа — вообще непонятно. До поселка оставалось пять километров — рискнул рвануть пешком. Это была ошибка. Буквально через полчаса меня трясло в ознобе так, что я почти не мог идти. Если бы не случайный трактор, не знаю, что бы еще пришлось отморозить на этом позорно коротком маршруте. Зато встретил росомаху — она пересекла шоссе и широкими шагами умчалась в боковое ущелье. Когда подошел ближе, увидел, что шла она по свежему следу рыси, наверное, рассчитывая отобрать добычу. Добычи в этот год у рысей было много — зайцы-беляки попадались на каждом шагу (в другие годы их почти нет). Голубовато-серая, невероятно пушистая якутская рысь мне тоже встретилась — на следующий день, перед самым выездом на равнину. Между Сунтар-Хаятой и низменной Центральной Якутией лежат еще два небольших хребта: Сетте-Дабан и Улахан-Бом, они тянутся всего на пятьсот километров к югу, и на них нет ни одного постоянного селения. Здесь сравнительно теплый микроклимат — попадаются отдельные ели, много следов полевок, мы видели горностая, кедровок и великолепного белого ястреба. Один раз удалось наблюдать прорыв наледи: лед на реке вдруг буквально взорвался, заставив скалы вздрогнуть от грохота, и пенный вал розоватой воды покатился вниз, окутанный паром. Но самая удивительная встреча ожидала нас у выхода из гор, почти в самом конце пути. В этом месте есть незамерзающий ручей, единственный на весь район — небольшая, в тридцать шагов, проталина, которую окрестные жители называют «Теплый Ключ» (в честь такой редкости назван и поселок в часе езды к западу). Конечно, «теплый» — это натяжка, почти все дно ручья покрыто ледяными наплывами. Тем не менее на этой луже зимует птичка-оляпка. В шестидесятиградусный мороз она бесстрашно ныряет в ручей за кормом и весело носится по берегам. Прежде никто не находил оляпку в Северо-Восточной Якутии. Вероятно, летом она гнездится в глубине гор — там есть участки по нескольку сотен километров, где не ступала нога исследователя. Из поселка Теплый Ключ открывается вид на Верхоянский хребет — тысячекилометровую белую стену, ровной дугой тянущуюся до самого океана. Дальше до самого Якутска ничего интересного нет, разве что перебежит дорогу лось, лиса или соболь. В городе было -52, но после тракта показалось прямо-таки тепло. Билетов на самолет не продавали ни в каком направлении, но мне удалось буквально чудом просочиться на «борт», который возит в Москву обогащенную алмазную руду. Загрузившись в Мирном и Удачном, забросили почту в Оленек и Кемпендяй, а потом еще три дня тарахтели на запад через Олекминск, Бодайбо, Иркутск и Омск. Если не считать знаменитых Кемпендяйских Соляных Куполов, Западная Якутия мне не понравилась. Сотни километров поразительно однообразного ландшафта, развороченная тайга вокруг алмазных трубок, морозы такие же, как в Якутске, но влажность выше и не всегда солнечно. К этому времени мой организм окончательно отказался поддерживать постоянную температуру, и меня начинало трясти, едва вокруг становилось не совсем жарко. Но это быстро прошло, и через две недели я снова оказался на Севере в результате самой фантастической халявы из всех, какие только выпадали мне в жизни.
Полюс секретности, история десятая, в которой автор сам до сих пор ничего не понял.
Щупальца ЦРУ опутывают страну, проникая в самые сокровенные места.
В. Жириновский. Последний бросок на юг
Академический институт, где я работал в 1992 году, был местом тихим и уютным. Из-за недостатка средств научная работа шла довольно вяло, зато организационная деятельность поглощала все наше время. Мне, в частности, приходилось периодически ездить в Ленинград — там находился наш филиал. Начальник отдела, интеллигент «старой школы», по доброте душевной оплачивал мне купейный вагон, а я ехал в сидячем, потом покупал у проводника билет в купе и разницу заначивал. Поскольку на обеих работах платили все меньше и меньше, приходилось считать каждый рубль. Филиал занимал один этаж в здании почтенного полярного института с чучелами антарктических птиц в вестибюле и бюстами челюскинцев вдоль парадной лестницы. В этот раз мой поезд пришел слишком рано, и пришлось досыпать в будке вахтера под сенью альбатроса. Когда я проснулся, то увидел, что у меня появился сосед: на соседнем диване прикорнул седой бородатый мужик в куртке с надписью «полярная авиация» на рукаве. Он открыл глаза, подозрительно поглядел на меня и быстрым движением одел темные очки.
— Ты что тут делаешь? — спросил мужик.
— Командировочный.
— Откуда? Я назвал институт.
— Так ты биолог?
— Вроде того.
— А что на диване спишь? Никого тут знакомых нет, что ли?
— Никого.
— Это хорошо!
— Что ж тут хорошего?
— А ты зверей-птиц знаешь? — спросил он, хитро прищурившись.
— Более-менее, а что?
— Чем отличается серый тюлень от гренландского? Я объяснил. Такие вещи знает любой юннат в школьном кружке.
— А со зрением как? — продолжал он допрос.
— Не жалуюсь. В чем дело, гражданин начальник?
— Хочешь на Северный полюс?
— В общем, да, а подробнее можно?
— Нельзя. — В продолжение всей беседы он нервно оглядывался по сторонам. — Там увидишь.
— Ну, а все таки?
— Ладно, слушай, но больше ни о чем не спрашивай. В пятницу летим на Баренцево море, считать тюленей. Нужен учетчик. Питание оплатим, дорогу — нет. Если кому-нибудь ляпнешь, куда и зачем летишь, пеняй на себя. Сейчас дашь мне расписку о неразглашении, и что в случае чего мы не отвечаем. Понял?
— Кто это — мы?
— Все, до свидания. Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Сказал же — никаких вопросов. Но тут уже я уцепился за этого типа и вытянул из него описание маршрута. Маршрутик планировался такой, что я полетел бы даже на ранцевом вертолете. Они собирались облететь тюленьи залежки Белого моря, Землю Франца-Иосифа и Новую Землю — самую «закрытую» часть бывшего Союза, «полюс недоступности» Страны Погранзоны. Хотя выглядело все крайне подозрительно, я решил рискнуть и спросил, когда вылет.
— В следующую пятницу вечером, из Пулково.
— Во сколько?
— Там узнаешь.
— Ладно, давай телефон. Он даже подпрыгнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42