— Это почему же, позвольте узнать? — грозно спросил Виталий Григорьевич, тяжело поднимаясь со скамейки.
— Дедушка, милый, не сердитесь на меня. Ничего я еще не доказала. Я только хочу ввести свой «коэффициент несчастной любви» не сомножителем, а слагаемым, притом со знаком минус.
— Похвальное намерение, — отдуваясь и сердито глядя вслед прошедшим мимо женщинам, он снова сел на скамейку. — Стало быть, пока что ты академика Зернова еще не раздела в научном плане донага и в Африку не пустила?
— Доказательств против вас у меня нет… пока…
— Пока? — снова нахмурился старый ученый.
— Да, пока… до появления факта, высшего и единственного авторитета в науке.
— Мудрые эти слова академика Павлова Ивана Петровича! Мудрые… Нынче научные деды для научных внучат неавторитетны. И правильно!
Академик оборвал себя и, привычно опершись подбородком о набалдашник прогулочной палки, задумался.
После долгой паузы наконец он сказал:
— Ты вспомнила про авторитет факта по Павлову, более обобщенно можно сказать о конечном авторитете природы во всяком вопросе! Без участия природы, видимо, задача решена быть не может. Ты как бы шла по кругу и пришла к начальной точке, где Эйнштейн ввел постулат непревосходимой скорости света. Я отверг этот постулат как недоказанный, сам доказательств противного не имея. А ты с чисто женским изяществом выразила наш спор лаконичным математическим приемом. И снова встал коварный вопрос: куда нулик поставить. И оказалась теперь ты перед искушением произвола, как и твои научные пращуры. Я сейчас мысленно корил себя, что сам до твоих выводов не додумался. А может, зря корил? Требуют они, как видим, согласования с матушкой-природой, с милостиво представленным ею фактом.
— Я это понимала, дедушка, но не смела высказать. Все главные возражения против теории относительности опирались на произвольность выбора места неподвижного наблюдателя. У меня они отпадают. Но суть теории Эйнштейна благодаря этому остается чистой и неприкосновенной вместе с ее постулатами и выводами. Увы, не превзойти никому световой скорости, не вернуться в свое родное время нашим звездолетчикам! — И Надя всхлипнула.
Старику стало жаль ее, и он, сердясь на себя, снова откинулся на спинку скамьи, словно впервые рассматривая внучку:
— Удивительная ты у меня, Надежда Крылова! С одной стороны на тебя посмотреть — девчонка девчонкой с веснушками и глупыми фокусами, которые тебе сходят с рук. А с другой стороны, мудрец мудрецом, хоть в тунику дельфийской пифии наряжай. Скажу я тебе: если появится факт в твою пользу, то станешь ты автором не какой-нибудь теории относительности или абсолютности, а теории абсолютной относительности.
Сказав это, академик склонил голову, как будто к чему-то прислушиваясь. Действительно, тихий сигнал был вызовом браслета личной связи на руке академика. Виталии Григорьевич приложил браслет к уху. Лицо его стало серьезным.
— Немедленный вызов к видеоэкрану. Чрезвычайное событие. Спешим. Англичане начали прямую передачу из Мальбарской радиообсерватории очень важных космических сигналов.
У академического дачного городка их встретила парочка: идущие под руку Бурунов с Кассиопеей.
— Скорее, спешите к обеду, — начал Бурунов. — Наталья Витальевна…
— Да, да, скорее! Включайте видеоэкран. Бегом, — задыхаясь, произнес Зернов.
Когда все вошли в столовую, на экране появилась привлекательная, коротко остриженная девушка.
— Леди и джентльмены! — послышался мужской голос за экраном. — Позвольте представить вам стажера Мальбарской радиообсерватории, мою дочь мисс Мэри Хьюш, которой мы с супругой, уважаемой профессором Джосиан Белл, как руководители радиообсерватории, предоставляем слово.
— Почтенные коллеги! — звонко начала Мэри. — Нашей радиообсерватории удалось принять космические радиосигналы, чрезвычайно растянутые во времени. Появилось предположение об их разумном происхождении — при условии, что они переданы из другого масштаба времени.
Она говорила по-английски, и хотя все присутствующие владели этим международным, как и русский, языком, профессор Бурунов нашел нужным переводить все сказанное, прокомментировав последние слова Мэри возгласом:
— Как это из другого масштаба времени? Науке такие масштабы неизвестны.
Академик шикнул на него, и он замолчал.
— Расшифровка сигналов нами еще не завершена, — продолжала Мэри Хьюш. — Однако важность этого сообщения из космоса заставляет нас привлечь внимание всего научного мира, ибо лишь общими усилиями можно добиться успеха в расшифровке весьма несвязных обрывков.
— Ну же, ну! — торопила англичанку Надя, которая чувством своим уже угадывала смысл этих загадочных отрывков.
— Я надеюсь, что меня со вниманием слушают и в России, и в Америке, и в Канаде… — Она на мгновение задержалась на последнем слове, но, сразу же вдохнув воздуха, продолжала: — Первоначально наша аппаратура на очень большой скорости, компенсирующей несоответствие масштабов времени, записала вот такие излучения. Мы выбрали лучшую из повторяющихся записей.
На экране возникла бегущая лента с всплесками сигналов отдаленно напоминающих электрокардиограмму, которую видел каждый. Однако идеальной четкости в этой записи не было, хотя схожесть отдельных всплесков доказывала их искусственное происхождение. Особенно заметны были большие пропуски, когда сигналы исчезали.
— По инициативе одного из руководителей радиообсерватории — моего отца, почтенного профессора Джорджа Хьюша-младшего сигналы были переписаны с еще большей скоростью, чтобы перевести их в звуковой диапазон. После ряда попыток нам все же удалось услышать голос из космоса, с которым мы и решили ознакомить наших коллег в Европе, Азии, Южной Америке и Канаде, — с ударением на последнем слове закончила она.
— По-видимому, это обрывки земной речи, — снова зазвучал мужской голос, и на экране появился теперь сухой и седой профессор Хьюш-младший.
— К сожалению, леди и джентльмены, наше знание земных языков оставляет желать лучшего, а потому мы обращаемся ко всем в надежде, что они лучше нас могут решить новую космическую загадку. Наша торопливость объясняется тем, что мы не исключаем возможность того, что послание представляет из себя «сигнал бедствия».
— Сигнал бедствия! — в ужасе воскликнула Надя. — Я так и знала!
— Мы уже разослали всем радиообсерваториям мира указание на режим, в котором нам удалось принять космические сигналы, чтобы при их повторе или при анализе прежних незамеченных записей можно было бы судить о смысле принятых обрывков скорее всего русской речи, судя по первому слову, близкому к названию романа писателя Гончарова, а также несомненно русских слов «был» и «рыло».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27