Расспросив обо всем, он все шутил: ладно хоть, что не «наградная олимпия» была виной аварии.
— А борода отрастет, — говорил он. — Катастроф же набран полный комплект: железнодорожная в детстве, авиационная в юности, морская в Керчи и вот теперь автомобильная в Румынии. Живи спокойно, полковник. Больше не причитается, — напутствовал он, прощаясь.
Можно было беспечно сесть за руль и проходить «высшую школу верховой езды на автомобиле» по бездорожьям Бессарабии. Колонны грузовиков буксовали. Мы чудом проскакивали между ЗИСами и «студебеккерами», скользя, карабкаясь, едва не опрокидываясь…
На этих-то непроезжих фронтовых дорогах дождливым августом 1945 года я услышал по трофейному радиоприемнику сообщение на английском языке о том, что на Хиросиму сброшена атомная бомба. Потряс и сам факт бесчеловечного уничтожения мирного населения города, и подробности взрыва: ослепительный шар ярче солнца, огненный столб, пронзивший облака, черный гриб над ним и раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной и воздушной волн, отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали были знакомы мне еще со студенческой поры, со времен увлечения тунгусской эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит.
По приезде в Москву я обратился в Сейсмологический институт Академии наук СССР и попросил сравнить сейсмограммы тунгусской катастрофы 1908 года с атомными взрывами в Японии. Они оказались похожими как близнецы. Во мне проснулся и зашептал фантаст: «А падал ли вообще Тунгусский метеорит? Ведь не осталось ни кратера, ни осколков! Почему там, в эпицентре, стоит голыми столбами лес, а вокруг на площади, сравнимой с небольшим европейским государством, все деревья лежат веером? Не произошел ли взрыв в воздухе, срезав ветви лиственниц в эпицентре, где фронт волны был перпендикулярен стволам, и повалив все остальные, в особенности на возвышенностях, даже отдаленных? Не был ли взрыв атомным, когда температура в месте взрыва повысилась до десятков миллионов градусов, превратив в пар все, что не взорвалось? Потому и не выпали осколки взорвавшегося тела, они умчались в верхние слои атмосферы и там своей радиацией вызвали свечение окружающих слоев воздуха. Не потому ли стояли светлые ночи на большой части земного шара?
И я понял тогда, что мое место все-таки в фантастике. Издательство «Молодая гвардия», готовя к выходу книгу «Арктический мост», ходатайствовало перед высокими инстанциями о моем возвращении в литературу. И я вернулся к столу, к пишущей машинке…
О жизни писателя-профессионала писать труднее, чем о годах, предшествующих переходу в литературу. О том, что сделано, надо судить по вышедшим книгам, потому мой «пунктир воспоминаний» коснется лишь того, что послужило поводом или связано с созданием произведений, рожденных не только воображением, а прежде всего жизнью.
И снова посетил я, теперь уже как литератор, Институт физических проблем академика П.Л.Капицы. Академик Л.Д.Ландау объяснял мне механизм атомного взрыва. Потом консультировался в университете с академиком Игорем Евгеньевичем Таммом, считавшим, что ядерный взрыв космического тела возможен лишь при условии, если оно искусственного происхождения.
И я представил себе, что в тунгусской тайге в 1908 году произошел АТОМНЫЙ ВЗРЫВ В ВОЗДУХЕ, БЕЗ УДАРА О ЗЕМЛЮ, ЭТО МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ ЛИШЬ В ВЕЩЕСТВЕ, ПОЛУЧЕННОМ ИСКУССТВЕННО, НО НЕ НА ЗЕМЛЕ, А НА ДРУГОЙ ПЛАНЕТЕ. Так появился рассказ-гипотеза «ВЗРЫВ». Впервые в литературе в нем говорилось о ядерной цепной реакции взрыва, погубившего в 1908 году над тайгой перед спуском на Землю инопланетный корабль…
Главному герою этого рассказа приданы некоторые черты замечательного ученого, профессора Ивана Антоновича Ефремова. Я познакомился с ним, начинающим, но уже многообещающим писателем, в кабинете главного редактора «Молодой гвардии» М.И.Тюрина.
С непреодолимой грустью, став ныне председателем комиссии по литературному наследию Ивана Ефремова, вспоминаю о нем — флагмане нашей советской фантастики.
А тогда, начиная свой профессиональный литературный путь, я решился прочитать рассказ-гипотезу «Взрыв» в клубе писателей на улице Воровского. В зале я увидел академика Ивана Михайловича Майского и его жену Агнию Александровну.
Мы познакомились еще во время войны. Человек удивительной биографии, Иван Михайлович — колчаковский министр по заданию большевистской партии, советский посол в Англии, советник Сталина во время встреч с Черчиллем и Рузвельтом в Тегеране и Ялте — интересовался фантастикой! Его жена и ввела меня впервые в клуб писателей при весьма курьезных обстоятельствах. Как-то мы с Ефремовым встретились у Майских. Агния Александровна собиралась в клуб писателей на очередное чтение у камина в большом дубовом зале и попросила меня проводить ее. Я охотно согласился, хотя к Союзу писателей отношения тогда еще не имел, однако не расставался с надеждой стать писателем.
После чтения Агния Александровна повела меня в ресторан — в небольшой закуток с дверью в зал. Я жил тогда на казарменном положении, на полном военном довольствии в части. Похолодев, я подумал, что денег у меня ни копейки, ведь тратить их мне было не на что. Но признаться в таком конфузе искушенной в дипломатических приемах даме не решился. Дальше пошло все хуже и хуже. Мы сели за столик недалеко от буфетной стойки, и моя дама, взяв прейскурант, стала заказывать какие-то пустяки. К счастью, она не обратила внимания, что у меня от ужаса начинают шевелиться волосы. И тут появился незнакомый рослый капитан первого ранга, военный моряк с добродушным, располагающим к себе лицом. Подойдя к ручке Агнии Александровны и дружески кивнув мне, он уселся на свободный стул и, взяв прейскурант, заказал уже не пустяки. Я понял, что иду ко дну, как в Керченском проливе. Развязка наступит, едва принесут счет! И его принесли. Но капитан первого ранга, небрежно отодвинув бумажку, сказал официантке:
— Запишите на мой счет.
Я был спасен, выплыл. Леонид Соболев в форме военного моряка не подозревал тогда, что спасает утопающего на суше… Впоследствии, когда я рассказал Леониду Сергеевичу, с которым многие годы поддерживал самые хорошие отношения, об этом эпизоде, он от души хохотал. Так же смеялась и Агния Александровна, выслушав мои запоздалые признания, хохотала над инженером-майором с персональной машиной, но без гроша в кармане.
И вот первого декабря 1945 года, уже сняв военную форму, я, писавший до сих пор лишь романы, прочитал все в том же клубе писателей свой первый рассказ «ВЗРЫВ» о ядерной катастрофе инопланетного космического корабля над тунгусской тайгой.
Рассказ этот публиковался в первом послевоенном номере ожившего журнала «Вокруг света» в 1946 году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— А борода отрастет, — говорил он. — Катастроф же набран полный комплект: железнодорожная в детстве, авиационная в юности, морская в Керчи и вот теперь автомобильная в Румынии. Живи спокойно, полковник. Больше не причитается, — напутствовал он, прощаясь.
Можно было беспечно сесть за руль и проходить «высшую школу верховой езды на автомобиле» по бездорожьям Бессарабии. Колонны грузовиков буксовали. Мы чудом проскакивали между ЗИСами и «студебеккерами», скользя, карабкаясь, едва не опрокидываясь…
На этих-то непроезжих фронтовых дорогах дождливым августом 1945 года я услышал по трофейному радиоприемнику сообщение на английском языке о том, что на Хиросиму сброшена атомная бомба. Потряс и сам факт бесчеловечного уничтожения мирного населения города, и подробности взрыва: ослепительный шар ярче солнца, огненный столб, пронзивший облака, черный гриб над ним и раскаты грома, слышные за сотни километров, сотрясения земной коры от земной и воздушной волн, отмеченные дважды сейсмическими станциями. Все эти детали были знакомы мне еще со студенческой поры, со времен увлечения тунгусской эпопеей Кулика, когда тот искал в тайге Тунгусский метеорит.
По приезде в Москву я обратился в Сейсмологический институт Академии наук СССР и попросил сравнить сейсмограммы тунгусской катастрофы 1908 года с атомными взрывами в Японии. Они оказались похожими как близнецы. Во мне проснулся и зашептал фантаст: «А падал ли вообще Тунгусский метеорит? Ведь не осталось ни кратера, ни осколков! Почему там, в эпицентре, стоит голыми столбами лес, а вокруг на площади, сравнимой с небольшим европейским государством, все деревья лежат веером? Не произошел ли взрыв в воздухе, срезав ветви лиственниц в эпицентре, где фронт волны был перпендикулярен стволам, и повалив все остальные, в особенности на возвышенностях, даже отдаленных? Не был ли взрыв атомным, когда температура в месте взрыва повысилась до десятков миллионов градусов, превратив в пар все, что не взорвалось? Потому и не выпали осколки взорвавшегося тела, они умчались в верхние слои атмосферы и там своей радиацией вызвали свечение окружающих слоев воздуха. Не потому ли стояли светлые ночи на большой части земного шара?
И я понял тогда, что мое место все-таки в фантастике. Издательство «Молодая гвардия», готовя к выходу книгу «Арктический мост», ходатайствовало перед высокими инстанциями о моем возвращении в литературу. И я вернулся к столу, к пишущей машинке…
О жизни писателя-профессионала писать труднее, чем о годах, предшествующих переходу в литературу. О том, что сделано, надо судить по вышедшим книгам, потому мой «пунктир воспоминаний» коснется лишь того, что послужило поводом или связано с созданием произведений, рожденных не только воображением, а прежде всего жизнью.
И снова посетил я, теперь уже как литератор, Институт физических проблем академика П.Л.Капицы. Академик Л.Д.Ландау объяснял мне механизм атомного взрыва. Потом консультировался в университете с академиком Игорем Евгеньевичем Таммом, считавшим, что ядерный взрыв космического тела возможен лишь при условии, если оно искусственного происхождения.
И я представил себе, что в тунгусской тайге в 1908 году произошел АТОМНЫЙ ВЗРЫВ В ВОЗДУХЕ, БЕЗ УДАРА О ЗЕМЛЮ, ЭТО МОГЛО СЛУЧИТЬСЯ ЛИШЬ В ВЕЩЕСТВЕ, ПОЛУЧЕННОМ ИСКУССТВЕННО, НО НЕ НА ЗЕМЛЕ, А НА ДРУГОЙ ПЛАНЕТЕ. Так появился рассказ-гипотеза «ВЗРЫВ». Впервые в литературе в нем говорилось о ядерной цепной реакции взрыва, погубившего в 1908 году над тайгой перед спуском на Землю инопланетный корабль…
Главному герою этого рассказа приданы некоторые черты замечательного ученого, профессора Ивана Антоновича Ефремова. Я познакомился с ним, начинающим, но уже многообещающим писателем, в кабинете главного редактора «Молодой гвардии» М.И.Тюрина.
С непреодолимой грустью, став ныне председателем комиссии по литературному наследию Ивана Ефремова, вспоминаю о нем — флагмане нашей советской фантастики.
А тогда, начиная свой профессиональный литературный путь, я решился прочитать рассказ-гипотезу «Взрыв» в клубе писателей на улице Воровского. В зале я увидел академика Ивана Михайловича Майского и его жену Агнию Александровну.
Мы познакомились еще во время войны. Человек удивительной биографии, Иван Михайлович — колчаковский министр по заданию большевистской партии, советский посол в Англии, советник Сталина во время встреч с Черчиллем и Рузвельтом в Тегеране и Ялте — интересовался фантастикой! Его жена и ввела меня впервые в клуб писателей при весьма курьезных обстоятельствах. Как-то мы с Ефремовым встретились у Майских. Агния Александровна собиралась в клуб писателей на очередное чтение у камина в большом дубовом зале и попросила меня проводить ее. Я охотно согласился, хотя к Союзу писателей отношения тогда еще не имел, однако не расставался с надеждой стать писателем.
После чтения Агния Александровна повела меня в ресторан — в небольшой закуток с дверью в зал. Я жил тогда на казарменном положении, на полном военном довольствии в части. Похолодев, я подумал, что денег у меня ни копейки, ведь тратить их мне было не на что. Но признаться в таком конфузе искушенной в дипломатических приемах даме не решился. Дальше пошло все хуже и хуже. Мы сели за столик недалеко от буфетной стойки, и моя дама, взяв прейскурант, стала заказывать какие-то пустяки. К счастью, она не обратила внимания, что у меня от ужаса начинают шевелиться волосы. И тут появился незнакомый рослый капитан первого ранга, военный моряк с добродушным, располагающим к себе лицом. Подойдя к ручке Агнии Александровны и дружески кивнув мне, он уселся на свободный стул и, взяв прейскурант, заказал уже не пустяки. Я понял, что иду ко дну, как в Керченском проливе. Развязка наступит, едва принесут счет! И его принесли. Но капитан первого ранга, небрежно отодвинув бумажку, сказал официантке:
— Запишите на мой счет.
Я был спасен, выплыл. Леонид Соболев в форме военного моряка не подозревал тогда, что спасает утопающего на суше… Впоследствии, когда я рассказал Леониду Сергеевичу, с которым многие годы поддерживал самые хорошие отношения, об этом эпизоде, он от души хохотал. Так же смеялась и Агния Александровна, выслушав мои запоздалые признания, хохотала над инженером-майором с персональной машиной, но без гроша в кармане.
И вот первого декабря 1945 года, уже сняв военную форму, я, писавший до сих пор лишь романы, прочитал все в том же клубе писателей свой первый рассказ «ВЗРЫВ» о ядерной катастрофе инопланетного космического корабля над тунгусской тайгой.
Рассказ этот публиковался в первом послевоенном номере ожившего журнала «Вокруг света» в 1946 году.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20