Вероятно, это заточение султанши и породило легенду о том, как Боабдил держал свою супругу в башне, намереваясь казнить ее. Ничего иного в подобном роде не было, в этом же случае, как видим, деспотом-тюремщиком оказывается отец Боабдила, а узницей-султаншей – его мать.
Некоторые историки относят к этому времени избиение Абенсеррахов и приписывают его тому же Мулей Абуль Гассану, подозревавшему их в причастности к заговору. Говорят, будто визирь Абуль Касим Венегас предложил истребить побольше рыцарей этого рода, дабы вселить страх в остальных. Если дело и вправду было так, то это злодеяние цели не достигло. Абенсеррахи не дрогнули и, оставшись верны Айше и сыну ее Боабдилу, сражались на их стороне в новой войне за престолонаследие; Венегасы же были в первых рядах сторонников Мулей Абуль Гассана и Эль Загаля. Стоит упомянуть о том, как сложилась дальнейшая судьба этих двух соперничавших родов. Когда разразились последние битвы за Гранаду, Венегасы были среди тех, кто покорился завоевателям: они отреклись от мусульманства, вернувшись к религии, которой когда-то изменил их предок, получили в награду имения и должности, переженились на испанках, и потомков их можно найти среди нынешней испанской знати. Абенсеррахи избрали верность своей религии, своему государю, своему обреченному знамени – и погибли при крушении последнего мусульманского царства в Испании, оставив по себе лишь гордое, овеянное преданиями имя.
Надеюсь, в этом историческом очерке сказано достаточно, чтобы нелепая басня о Боабдиле и Абенсеррахах предстала в истинном свете. Столь же безосновательны и россказни о его заточенной супруге и жестоко униженной сестре. Он, по-видимому, был добр и заботлив к своим домашним. История свидетельствует, что у него была всего одна жена, Морайма, дочь сурового правителя Лохи, старого Алиатара, прославленного в песнях и сказаниях своими пограничными подвигами; он пал в той злосчастной вылазке на христианские земли, когда был взят в плен и сам Боабдил. Морайма вынесла с Боабдилом все превратности его судьбы. Когда кастильские государи лишили его трона, она безропотно последовала за ним в крохотный удел, оставленный ему в Альпухаррской долине. Ревнивые придирки и тонкие ухищрения Фердинанда лишили его и этого последнего клочка родной земли, с которой его словно вытолкали. И только когда Боабдил готовился отплыть в Африку, телесные и духовные силы его супруги, подорванные тревогами и горестями, истощились: она тяжко занемогла, и болезнь ее усугублялась безутешной скорбью. Боабдил нежно ухаживал за нею до ее последнего часа; отплытие кораблей отложили на несколько недель, к великому раздражению подозрительного Фердинанда. Наконец Морайма умерла – по-видимому, от разрыва сердца, и соглядатаи Фердинанда тут же сообщили ему об этом: устранилось последнее препятствие к отплытию Боабдила.
Памятники царствования Боабдила
Еще не остыв к изысканиям о судьбе несчастного Боабдила, я принялся выяснять, что напоминает о нем здесь, где он был царем и где утратил царство. В башне Комарес под Посольским Чертогом есть два сводчатых покоя, разделенных узким коридором: говорят, они и служили узилищем Боабдила и его матери, благородной Айши ла Горра; в самом деле, другого пригодного для такой цели места в башне нет. Наружные стены этих покоев неимоверной толщины, их пронизывают крохотные зарешеченные оконца. С трех сторон башни, прямо под окнами, но от земли довольно высоко, проходит узенькая каменная галерея с низким парапетом. Должно быть, с этой галереи царица и опускала своего сына на связанных шалях в ночную тьму, где его приняли верные слуги на быстрых скакунах и увезли в горы.
С тех пор минуло больше трехсот лет, но сцена этой драмы осталась почти неизменной. Я прошелся по галерее, и воображение рисовало мне взволнованную царицу, как она склонилась над парапетом и с трепетом материнского сердца прислушивается к замирающему стуку копыт лошадей, уносящих ее сына узкой долиною Дарро.
Я стал искать ворота, которыми Боабдил в последний раз выехал из Альгамбры, сдавая свою столицу и царство. То ли одержимый печальной прихотью сокрушенного духа, а может быть, из какого-то суеверного чувства он попросил у католических государей, чтобы сквозь эти ворота больше никто не прошел. Как гласит летопись, сочувственная Изабелла вняла его просьбе, и ворота были замурованы .
Какое-то время я безуспешно разузнавал, где эти ворота; наконец мой скромный помощник Матео Химе-нес догадался, что это, наверно, те, которые завалены камнями; а он слышал от своего отца и дяди, что как раз из них царь Чико выехал из крепости. Место это странное, и, сколько помнят старожилы, прохода здесь никогда не было.
Он отвел меня к этому странному месту. Ворота когда-то находились посреди громадного строения под названием Семиярусная Башня (la Torre de los Siete Suelos). Окрест идет молва, что здесь водятся призраки и наложено мавританское заклятье. Согласно путешественнику Суинберну, изначально это были главные ворота. Знатоки Гранады, однако, утверждают, что они вели в ту часть царского обиталища, где размещались телохранители. Таким образом, они прямо вводили во дворец и выводили из него, а большие Врата Правосудия служили парадным входом в крепость. Когда Боабдил отправился этим путем вниз, к Веге, чтобы вручить там городские ключи испанским государям, он выслал своего визиря Абен Комиху ко Вратам Правосудия навстречу отряду христианских войск и должностным лицам, которые принимали крепость во владение.
От былой семиярусной громады теперь осталась груда развалин: ее взорвали французы, когда покидали крепость. Каменные глыбы разбросаны кругом среди пышной травы, виноградных лоз и фиговых деревьев. Арка ворот расселась от взрыва, но уцелела; однако последнее желание Боабдила было снова невольно исполнено: проход доверху засыпало камнями.
Я сел на лошадь и поехал отсюда путем мусульманского государя. По склону горы Лос Мартирес , вдоль садовой стены монастыря, носящего то же имя, я спустился в каменистую ложбину, густо поросшую алоем и индийскими смоквами; по краям ее, в лачугах и землянках, ютилась масса цыган. Спуск был так крут, что мне пришлось спешиться и повести лошадь. Эта via dolorosa была избрана скорбным Боабдилом в обход города: отчасти, верно, затем, чтобы горожане не стали зрителями его позора, но главным образом, по всей вероятности, во избежание народных волнений. Поэтому, разумеется, и отряд, посланный занять крепость, поднимался тем же путем.
Выбравшись из этой невзрачной и унылой ложбины и проследовав через Puerta de los Molinos (Мельничные Ворота), я оказался на месте гуляний, именуемом Прадо; дорога вниз по течению Хениля привела меня к маленькой часовне святого Себастьяна, бывшей мечети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Некоторые историки относят к этому времени избиение Абенсеррахов и приписывают его тому же Мулей Абуль Гассану, подозревавшему их в причастности к заговору. Говорят, будто визирь Абуль Касим Венегас предложил истребить побольше рыцарей этого рода, дабы вселить страх в остальных. Если дело и вправду было так, то это злодеяние цели не достигло. Абенсеррахи не дрогнули и, оставшись верны Айше и сыну ее Боабдилу, сражались на их стороне в новой войне за престолонаследие; Венегасы же были в первых рядах сторонников Мулей Абуль Гассана и Эль Загаля. Стоит упомянуть о том, как сложилась дальнейшая судьба этих двух соперничавших родов. Когда разразились последние битвы за Гранаду, Венегасы были среди тех, кто покорился завоевателям: они отреклись от мусульманства, вернувшись к религии, которой когда-то изменил их предок, получили в награду имения и должности, переженились на испанках, и потомков их можно найти среди нынешней испанской знати. Абенсеррахи избрали верность своей религии, своему государю, своему обреченному знамени – и погибли при крушении последнего мусульманского царства в Испании, оставив по себе лишь гордое, овеянное преданиями имя.
Надеюсь, в этом историческом очерке сказано достаточно, чтобы нелепая басня о Боабдиле и Абенсеррахах предстала в истинном свете. Столь же безосновательны и россказни о его заточенной супруге и жестоко униженной сестре. Он, по-видимому, был добр и заботлив к своим домашним. История свидетельствует, что у него была всего одна жена, Морайма, дочь сурового правителя Лохи, старого Алиатара, прославленного в песнях и сказаниях своими пограничными подвигами; он пал в той злосчастной вылазке на христианские земли, когда был взят в плен и сам Боабдил. Морайма вынесла с Боабдилом все превратности его судьбы. Когда кастильские государи лишили его трона, она безропотно последовала за ним в крохотный удел, оставленный ему в Альпухаррской долине. Ревнивые придирки и тонкие ухищрения Фердинанда лишили его и этого последнего клочка родной земли, с которой его словно вытолкали. И только когда Боабдил готовился отплыть в Африку, телесные и духовные силы его супруги, подорванные тревогами и горестями, истощились: она тяжко занемогла, и болезнь ее усугублялась безутешной скорбью. Боабдил нежно ухаживал за нею до ее последнего часа; отплытие кораблей отложили на несколько недель, к великому раздражению подозрительного Фердинанда. Наконец Морайма умерла – по-видимому, от разрыва сердца, и соглядатаи Фердинанда тут же сообщили ему об этом: устранилось последнее препятствие к отплытию Боабдила.
Памятники царствования Боабдила
Еще не остыв к изысканиям о судьбе несчастного Боабдила, я принялся выяснять, что напоминает о нем здесь, где он был царем и где утратил царство. В башне Комарес под Посольским Чертогом есть два сводчатых покоя, разделенных узким коридором: говорят, они и служили узилищем Боабдила и его матери, благородной Айши ла Горра; в самом деле, другого пригодного для такой цели места в башне нет. Наружные стены этих покоев неимоверной толщины, их пронизывают крохотные зарешеченные оконца. С трех сторон башни, прямо под окнами, но от земли довольно высоко, проходит узенькая каменная галерея с низким парапетом. Должно быть, с этой галереи царица и опускала своего сына на связанных шалях в ночную тьму, где его приняли верные слуги на быстрых скакунах и увезли в горы.
С тех пор минуло больше трехсот лет, но сцена этой драмы осталась почти неизменной. Я прошелся по галерее, и воображение рисовало мне взволнованную царицу, как она склонилась над парапетом и с трепетом материнского сердца прислушивается к замирающему стуку копыт лошадей, уносящих ее сына узкой долиною Дарро.
Я стал искать ворота, которыми Боабдил в последний раз выехал из Альгамбры, сдавая свою столицу и царство. То ли одержимый печальной прихотью сокрушенного духа, а может быть, из какого-то суеверного чувства он попросил у католических государей, чтобы сквозь эти ворота больше никто не прошел. Как гласит летопись, сочувственная Изабелла вняла его просьбе, и ворота были замурованы .
Какое-то время я безуспешно разузнавал, где эти ворота; наконец мой скромный помощник Матео Химе-нес догадался, что это, наверно, те, которые завалены камнями; а он слышал от своего отца и дяди, что как раз из них царь Чико выехал из крепости. Место это странное, и, сколько помнят старожилы, прохода здесь никогда не было.
Он отвел меня к этому странному месту. Ворота когда-то находились посреди громадного строения под названием Семиярусная Башня (la Torre de los Siete Suelos). Окрест идет молва, что здесь водятся призраки и наложено мавританское заклятье. Согласно путешественнику Суинберну, изначально это были главные ворота. Знатоки Гранады, однако, утверждают, что они вели в ту часть царского обиталища, где размещались телохранители. Таким образом, они прямо вводили во дворец и выводили из него, а большие Врата Правосудия служили парадным входом в крепость. Когда Боабдил отправился этим путем вниз, к Веге, чтобы вручить там городские ключи испанским государям, он выслал своего визиря Абен Комиху ко Вратам Правосудия навстречу отряду христианских войск и должностным лицам, которые принимали крепость во владение.
От былой семиярусной громады теперь осталась груда развалин: ее взорвали французы, когда покидали крепость. Каменные глыбы разбросаны кругом среди пышной травы, виноградных лоз и фиговых деревьев. Арка ворот расселась от взрыва, но уцелела; однако последнее желание Боабдила было снова невольно исполнено: проход доверху засыпало камнями.
Я сел на лошадь и поехал отсюда путем мусульманского государя. По склону горы Лос Мартирес , вдоль садовой стены монастыря, носящего то же имя, я спустился в каменистую ложбину, густо поросшую алоем и индийскими смоквами; по краям ее, в лачугах и землянках, ютилась масса цыган. Спуск был так крут, что мне пришлось спешиться и повести лошадь. Эта via dolorosa была избрана скорбным Боабдилом в обход города: отчасти, верно, затем, чтобы горожане не стали зрителями его позора, но главным образом, по всей вероятности, во избежание народных волнений. Поэтому, разумеется, и отряд, посланный занять крепость, поднимался тем же путем.
Выбравшись из этой невзрачной и унылой ложбины и проследовав через Puerta de los Molinos (Мельничные Ворота), я оказался на месте гуляний, именуемом Прадо; дорога вниз по течению Хениля привела меня к маленькой часовне святого Себастьяна, бывшей мечети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85