Помолчав, Лиз деликатно спросила Дженис:
– Как чувствует себя ваша мама?
У Дженис посветлело лицо, которое, казалось, не так уж сильно уродовала оранжевая шевелюра.
– Знаете, вчера вечером она говорила со мной по телефону очень бодрым и уверенным голосом. «Ассоциация родителей и педагогов» поручила ей собирать пожертвования по телефону. Для этого ей не нужно вставать с постели, достаточно только держать в руках карандаш и бумагу. Я ведь рассказывала вам, какая она была энергичная. Она уверена, что непременно встанет на ноги. Говорит, будто чувствует, что болезнь из нее вышла. Но в прошлое воскресенье я разговаривала с доктором, и он сказал, что особенно надеяться нам не стоит. Но он очень гордится своей операцией.
– Ну что ж, желаю вам удачи, – сказал Джеймс, побрякивая мелочью в кармане.
– А вы спокойно развлекайтесь, слышите? – Дженис погрозила пальцем. – Положитесь на меня – пока я тут, его ноги в квартире не будет, – сказала Дженис, поняв то, о чем шла речь, неправильно, а может быть, напротив, гораздо правильней, чем следовало.
Фильм был замечательный, но как раз в ту минуту, когда Джон Уэйн, вытеснив команчей из утонувших в снегу лесов Монтаны в раскаленные дюны приграничных штатов, смирился с тем, что его племянница сожительствует с индейцем, Джеймс вспомнил подозрительного типа, который хотел пристать к нему на 8-й улице, – косые глаза, куртка, которая на нем не сходилась, отвислые губы и тщетные попытки произнести хоть что-нибудь членераздельное. Эта картина заставила его съежиться и вырвать руку из руки Лиз. На второй фильм они решили не оставаться. Лиз сказала, что от широкоформатного экрана у нее разболелись глаза. Идти домой так рано им не хотелось – Дженис рассчитывала, что они досмотрят второй фильм до конца. Но в кафе их обслужили очень быстро; содовая – слабая, почти без пены, просто какая-то коричневая жидкость в бумажных стаканчиках – была мгновенна выпита, а улицы Гринвич-Виллидж, кишмя кишевшие гангстерами и гермафродитами, Джеймс счел неподходящим местом для прогулки с законной женой. Лиз привлекала внимание всех встреченных головорезов и подростков.
– Перестань, – сказал ей Джеймс. – Кончится тем, что меня пырнут ножом.
– Ну что ты, милый. Нет такого закона, который запрещает людям смотреть, на кого они хотят.
– Значит, надо такой закон принять. Они думают, что ты шлюха, а я твой сутенер. Зачем ты пялишь глаза на каждого встречного и поперечного?
– Я люблю рассматривать лица. Почему ты совсем не интересуешься людьми?
– Потому что ты вечно звонишь мне в офис и просишь приехать спасать тебя от очередного подонка, которому ты строила глазки на лестнице. Неудивительно, что Дюдеван хочет меня уволить.
– Если ты намерен ссориться, пойдем лучше домой.
– Еще рано. Кровопийце Дженис нужны деньги.
– Скоро десять. В конце концов, мы платим ей доллар в час.
Когда они шли по 10-й улице от Пятой авеню, Джеймс заметил у ворот их дома какое-то смутное пятнышко. Сколько он ни щурился, пятно не стиралось. Он не ожидал, что встретит Лизиного негра – ведь у него была прекрасная возможность зайти во время ужина. Однако, когда стало ясно, что у дверей и в самом деле стоит человек в шляпе, Джеймс ускорил шаг, радуясь, что наконец-то перед ним враг в натуральную величину. Со стороны могло даже показаться, будто они хорошо знакомы.
– Хелло! – воскликнул Джеймс и схватил поспешно протянутую руку с мягкой, прохладной, как синтетическая ткань, ладонью.
– Я только хотел… поблагодарить… такого прекрасного джентльмена… – пропищал негр. Немыслимо тонкая ниточка его речи поминутно прерывалась.
– Вы нас давно ждете? – спросила Лиз.
– Да нет… леди наверху сказала, что вы скоро вернетесь… Когда тот парень в такси отпустил меня из участка… я вернулся… хотел поблагодарить таких прекрасных людей…
– Мне очень жаль, – сказал Джеймс. – Я думал, вы знаете, что мы пошли в кино.
Его собственный голос – великолепный инструмент – звучал в полную силу. Надо во что бы то ни стало удержаться от изысканной учтивости – Лиз страшно болезненно воспринимает малейшие проявления тщеславия и снисходительности. Она несправедлива – в эту минуту именно изысканная учтивость была его внутренним побуждением.
– Вы попали в полицейский участок? – спросила Лиз. Их первая встреча, казалось, помогла ей приспособиться к речевым особенностям этого человека.
– …я так ценю… – Негр все еще обращался к Джеймсу, начисто игнорируя Лиз.
Предположение, будто Джеймс, глава семьи, заменяет собою всех остальных ее членов и что, найдя его, негр открыл источник своего благополучия, повергло Джеймса в ужас. С детства ему внушали убежденность в равноправии супругов. К тому же коротышка негр очевидно нуждался в специфически материнской заботе. Джеймса пробрала легкая дрожь, хотя на улице вовсе не было холодно, а к вечеру даже потеплело.
В сумерках одежда негра отнюдь не казалась такой потрепанной, какой Джеймсу хотелось ее видеть. Что до его молодости, то никаких указаний на то, молод он или стар, Джеймс тоже не усмотрел.
– Ну что ж, заходите, – сказал он.
– Д-а-а-а?…
– Пожалуйста, – подтвердила Лиз.
Они вошли в маленький, слишком жарко натопленный холл, и замок, повинуясь зуммеру, тотчас же щелкнул в доказательство того, что Дженис наблюдала за ними из окна. Подбежав к перилам, она громким шепотом спросила:
– Он вошел? Он говорил вам про таксиста?
Джеймс, шествуя во главе процессии, поднялся на лестничную площадку.
– Как Марта? – спросил он, демонстративно расставляя приоритеты.
– Она – сущий ангел. Фильм вам понравился?
– Очень. Он действительно очень хороший.
– Я все время боялась, что он ее убьет.
Подталкивая друг друга, все трое протиснулись в комнату.
– Я вижу, вы уже познакомились, – сказал Джеймс, обращаясь к Дженис и негру. Дженис добродушно оскалилась, отчего стала казаться лет на пять старше, а негр – он уже держал шляпу в руках и потому не мог приветственно ее коснуться – быстро повернул голову. При этом в поле его зрения попал полосатый холст работы Лиз под названием «Тени и лебеди».
И тут, когда эти двое ясно продемонстрировали зловещие признаки взаимопонимания, Лиз его бросила, ускользнув в спальню. Она боялась, как бы Марта не перестала дышать под одеялом.
– Еще до того, как зазвонил звонок, – продолжала Дженис, – я услышала на улице крики. Ой, просто ужас какой-то. Он говорил жуткие вещи. А потом зазвонил звонок, и я ответила, как вы велели, а он… – Тут Дженис показала рукой на негра, который все еще стоял в своей клетчатой спортивной куртке какого-то нейтрального цвета.
– Садитесь, – сказал ему Джеймс.
– …а он говорит, что таксист требует денег. А я ему отвечаю:
1 2 3 4 5 6 7 8