Такое ощущение частенько накатывало на Бертона в детстве, но с годами посещало его все реже и реже. Пришлось подавить в себе желание рассмеяться и схватить что-нибудь со столика; даже улыбка, обращенная к доктору, пропала втуне, поскольку тот смотрел только на кусочек амальгамы, поддетый острием какого-то инструмента, по форме напоминающего клюшку для гольфа.
Амальгама благополучно достигла места назначения. Бертону пришло в голову, что мир, как и музыка, держится на противоборстве. Дерево растет снизу вверх, а сила тяжести давит на него сверху вниз; птица вытесняет воздух, а воздух неизбежно сжимает птицу, В голове замелькали непрошеные воспоминания: как он в раннем детстве подверг страшным пыткам резинового утенка Дональда; как играл в беседке из виноградной лозы во дворе родительского дома; как уважали в городе его отца; как выглядел залитый солнцем парк; как звучала фраза Макса Бирбома насчет того, что надписанный твоей рукой конверт становится чужим, проехав в почтовой карете.
Стоматолог кашлянул. От простуды кашель совсем не такой; так может кашлянуть лишь тот, кто сделал свое дело и теперь волен прочистить горло.
– Будьте добры, прополощите, пожалуйста, и сплюньте. – Он указал на стакан, наполненный чем-то розовым.
Почему-то раньше Бертон им не воспользовался; зато теперь, набрав в рот немного жидкости (довольно приятной, но, конечно, не такой приятной, как дыхание врача), он поболтал ее во рту и выпустил в белоснежную плевательницу, стараясь не издавать одиозных звуков.
– Боюсь, вам понадобится прийти еще раза три-четыре, – сказал доктор, изучив записи в медицинской карте.
– Прекрасно.
Усики дантиста едва заметно поползли в стороны.
– Записаться можно у мисс Левистон. – Он опускал боры один за другим в гнезда соответствующей величины. – Как вы думаете, чем объясняется такое… мм… посредственное состояние ваших зубов?
Бертон задумался. Ему хотелось высказать свою признательность, благословить этого человека, но поскольку сделать это традиционным способом было бы весьма затруднительно, он решил отблагодарить доктора внимательным отношением:
– Дело, видимо, в том, что по части зубоврачебной помощи Пенсильвания отстает от других штатов.
– В самом деле? С чем же это связано?
– Трудно сказать. Насколько мне известно, самые лучшие зубы у южан. В южных штатах едят много продуктов, богатых кальцием, – то ли рыбу, то ли корнеплоды вместе с зеленью, то ли еще что-то.
– Ясно. – Дантист посторонился, чтобы Бертон мог беспрепятственно выбраться из кресла. – Ну, до встречи.
Бертон подумал, что обмениваться рукопожатием дважды за одно посещение было бы излишне. Уже в дверях он обернулся:
– Знаете, доктор… э-э…
– Меррит, – подсказал дантист.
– Я вспомнил цитату из Хукера. Правда, короткую.
– Интересно.
– «Допускаю, что мы предрасположены, способны и готовы забыть Бога; но готов ли Бог забыть нас? Наш разум переменчив; переменчив ли Его разум?»
Доктор Меррит улыбнулся. Каждый из двоих застыл в той же неуверенной позе, что и при появлении Бертона в кабинете. Теперь Бертону тоже настал черед улыбнуться. За окном малиновки вместе со скворцами выполняли маневры, больше похожие на игру.
1 2 3
Амальгама благополучно достигла места назначения. Бертону пришло в голову, что мир, как и музыка, держится на противоборстве. Дерево растет снизу вверх, а сила тяжести давит на него сверху вниз; птица вытесняет воздух, а воздух неизбежно сжимает птицу, В голове замелькали непрошеные воспоминания: как он в раннем детстве подверг страшным пыткам резинового утенка Дональда; как играл в беседке из виноградной лозы во дворе родительского дома; как уважали в городе его отца; как выглядел залитый солнцем парк; как звучала фраза Макса Бирбома насчет того, что надписанный твоей рукой конверт становится чужим, проехав в почтовой карете.
Стоматолог кашлянул. От простуды кашель совсем не такой; так может кашлянуть лишь тот, кто сделал свое дело и теперь волен прочистить горло.
– Будьте добры, прополощите, пожалуйста, и сплюньте. – Он указал на стакан, наполненный чем-то розовым.
Почему-то раньше Бертон им не воспользовался; зато теперь, набрав в рот немного жидкости (довольно приятной, но, конечно, не такой приятной, как дыхание врача), он поболтал ее во рту и выпустил в белоснежную плевательницу, стараясь не издавать одиозных звуков.
– Боюсь, вам понадобится прийти еще раза три-четыре, – сказал доктор, изучив записи в медицинской карте.
– Прекрасно.
Усики дантиста едва заметно поползли в стороны.
– Записаться можно у мисс Левистон. – Он опускал боры один за другим в гнезда соответствующей величины. – Как вы думаете, чем объясняется такое… мм… посредственное состояние ваших зубов?
Бертон задумался. Ему хотелось высказать свою признательность, благословить этого человека, но поскольку сделать это традиционным способом было бы весьма затруднительно, он решил отблагодарить доктора внимательным отношением:
– Дело, видимо, в том, что по части зубоврачебной помощи Пенсильвания отстает от других штатов.
– В самом деле? С чем же это связано?
– Трудно сказать. Насколько мне известно, самые лучшие зубы у южан. В южных штатах едят много продуктов, богатых кальцием, – то ли рыбу, то ли корнеплоды вместе с зеленью, то ли еще что-то.
– Ясно. – Дантист посторонился, чтобы Бертон мог беспрепятственно выбраться из кресла. – Ну, до встречи.
Бертон подумал, что обмениваться рукопожатием дважды за одно посещение было бы излишне. Уже в дверях он обернулся:
– Знаете, доктор… э-э…
– Меррит, – подсказал дантист.
– Я вспомнил цитату из Хукера. Правда, короткую.
– Интересно.
– «Допускаю, что мы предрасположены, способны и готовы забыть Бога; но готов ли Бог забыть нас? Наш разум переменчив; переменчив ли Его разум?»
Доктор Меррит улыбнулся. Каждый из двоих застыл в той же неуверенной позе, что и при появлении Бертона в кабинете. Теперь Бертону тоже настал черед улыбнуться. За окном малиновки вместе со скворцами выполняли маневры, больше похожие на игру.
1 2 3