Навести родное нам племя черноногих — каина. Поживи с ними, пока не угаснет твой гнев, а потом возвращайся к нам.
— Слова Белого Волка — мои слова, — сказал Глаза Лисицы. — Не разлучай сестру мою с ее родственниками, не заставляй ее скитаться вместе с тобой. Подумай о том, что ты подвергаешь опасности и ее жизнь и жизнь твоих детей. Рано или поздно вас настигнет военный отряд одного из враждебных нам племен, все вы будете убиты. Прошу тебя, останься с нами.
— Ну, если так, то я не принуждаю Сисаки и детей следовать за мной. Они могут остаться с вами. Что вы на это скажете, жена, дети?
— Ты знаешь, что твоя тропа — также и моя тропа, — ответила мать, едва удерживаясь от слез.
— Слышите? — воскликнул отец. — Конечно, она меня не покинет. Да и дети не захотят с нами расстаться. Верно ли я говорю, сынок, дочка?
— Да, — шепотом отозвались мы оба.
— Ну и ступайте куда хотите! — сердито крикнул Глаза Лисицы. — А когда попадете в беду, вспомните, что я вас предостерегал и старался удержать в лагере.
С этими словами он вышел из вигвама.
— Брат, больше я не буду с тобой спорить: все равно это ни к чему не приведет, — сказал, вставая, Белый Волк. — Пойду попытаюсь взять у Ловцов твое оружие.
В это утро с удивительной быстротой распространялись слухи по всему лагерю. Когда Белый Волк отправился исполнять поручение отца, в наш вигвам вошел вождь племени, а за ним следовали знахари и воины.
— Одинокий Бизон, что это значит? — начал вождь, усаживаясь рядом с отцом на ложе из звериных шкур. — Говорят, что ты хочешь навсегда нас покинуть? Покинуть племя, всех родных и друзей? Конечно, это пустая болтовня.
— Нет, это не пустая болтовня, тебе сказали правду, — ответил отец. -Я вас покидаю навсегда… я, моя жена и дети.
Больше он не прибавил ни слова и упорно молчал, хотя вождь и те воины, что пришли с ним, по очереди убеждали его изменить решение. Долго доказывали они ему, что необдуманный его поступок навлечет беду на всех нас, и наконец ушли, рассерженные молчанием и упрямством моего отца.
Когда моя мать приготовила завтрак для сестры моей и для меня, вернулся Белый Волк с оружием отца. Увидав свое ружье и лук, отец развеселился.
— Ха! Значит, не придется мне делать новое оружие! — воскликнул он. — Сегодня я убью бизона, и вечером мы будем пировать. Живей, сынок! Поешь мяса, которое дали нам соседи, и пригони наш табун.
Тяжело было у меня на сердце, и я не чувствовал голода. Чтобы успокоить мать, я проглотил несколько кусков мяса и, выйдя из вигвама, побежал к равнинам, где паслись табуны. Когда я пригнал лошадей к реке, вигвам наш был уже сложен и все вещи упакованы.
Пришел Белый Волк и помог мне поймать одиннадцать лошадей, которые были нам нужны, — пять вьючных, четыре верховых и еще две, предназначавшиеся для того, чтобы тащить травуаnote 4.
— Племянник, — сказал он мне, когда мы вели лошадей в лагерь, — племянник, сегодня кончилось твое детство. Твой отец ведет всех вас навстречу великим опасностям. Обещай мне быть мужчиной, не отступать перед врагом и по мере сил защищать мать и сестру.
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил я.
— Я знал твой ответ. Возьми… — И с этими словами он протянул мне свой лук и колчан со стрелами. И колчан и чехол для лука сделаны были из шкуры великолепной длиннохвостой выдры.
— О, как бы я хотел уйти с вами! — добавил Белый Волк. — Но сейчас об этом и думать нечего. Тетка твоя больна. Быть может, впоследствии…
Он не договорил, но я угадал его мысли: тетка моя никогда не выздоровеет, а когда жизнь ее оборвется, дядя будет свободен и поспешит к нам. Но куда?.. Отец ни слова не сказал о своих планах. Знали мы только, что он хочет навсегда покинуть лагерь.
Пока мы седлали верховых лошадей, а на остальных навьючивали поклажу, мой отец стоял поодаль и торопил нас, не скрывая своего нетерпения. Собралась толпа. Женщины, помогавшие матери укладывать вещи, довели ее до слез своими причитаниями; старухи плакали вместе с ней и говорили, что не переживут разлуки с той, которая всегда им помогала.
Плакала моя сестра, прощаясь с подругами, да и я едва удерживался от слез, когда мои товарищи-подростки окружили меня и старались ободрить и утешить. О, как не хотелось мне расставаться с ними!
Воины обступили моего отца и убеждали его не покидать родного племени. Конечно, их уговоры ни к чему не привели, да и вряд ли он их слушал. Когда погрузка была закончена, он приказал матери сесть на лошадь и ехать по тропе, ведущей на восток, к низовьям реки. Мы с отцом погнали табун, а за нами ехала сестра, которой поручено было присматривать за вьючными лошадьми и травуа.
Мы покинули лагерь. Я смотрел на равнины и холмы, на долину реки, поросшую лесом, где, быть может, скрывались враги, и казалось мне, что я навеки расстаюсь с друзьями и родными.
Все утро и добрую половину дня ехали мы рысцой. Там, где река делала повороты, мы поднимались из речной долины на плоскогорье, чтобы сократить расстояние. За всю дорогу отец мой не проронил ни слова. Быть может, он сожалел о том, что в пылу гнева дал клятву покинуть родное племя. Лицо его было печально.
После полудня мы чаще и чаще натыкались на следы дичи. Путь нам перерезали тропы, проложенные лосями, оленями, бизонами. В лесу мы видели много оленей и лосей, и наконец вдали показалось стадо бизонов, спускавшихся по склону равнины к реке. Отец приказал нам остановиться, а сам поехал дальше и скрылся за деревьями. Мы втроем молча ждали сигнала, нам было не до разговоров.
Бизоны гуськом пересекли долину и вошли в лес, окаймлявший реку. Нас они не заметили, так как мы притаились в кустарнике. Мы не спускали глаз с тропы, по которой только что прошли бизоны, и думали, что вскоре помчатся они назад, когда отец мой их спугнет. Но, как узнали мы впоследствии, отец проехал дальше чем следовало и миновал лесную тропу, ведущую к реке. Заметив свою ошибку, он повернул назад и поскакал к бизонам, когда животные уже спускались к реке и, выстроившись в ряд, утоляли жажду. Крутой обрыв на противоположном берегу помешал им переправиться через реку, поэтому они бросились назад, в лес, и помчались прямо к зарослям, где притаились мы трое.
Было их около двухсот голов. Стук копыт, треск валежника и ломающихся веток предупредил нас об их приближении.
— Выезжайте из зарослей! Торопитесь! За мной! — крикнул я матери и сестре, но топот заглушал мои слова, хотя я кричал во все горло.
Не знаю я на свете ничего страшнее разлива реки, внезапно сломавшей зимний ледяной покров, и бега бизоньего стада, катящегося лавиной.
Не успел я предостеречь мать и сестру, как стадо уже налетело на нас и понеслось дальше, увлекая за собой наш табун, вьючных лошадей и нас самих: лошади наши, обезумев от ужаса, становились на дыбы, и нам великого труда стоило удержаться в седле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Слова Белого Волка — мои слова, — сказал Глаза Лисицы. — Не разлучай сестру мою с ее родственниками, не заставляй ее скитаться вместе с тобой. Подумай о том, что ты подвергаешь опасности и ее жизнь и жизнь твоих детей. Рано или поздно вас настигнет военный отряд одного из враждебных нам племен, все вы будете убиты. Прошу тебя, останься с нами.
— Ну, если так, то я не принуждаю Сисаки и детей следовать за мной. Они могут остаться с вами. Что вы на это скажете, жена, дети?
— Ты знаешь, что твоя тропа — также и моя тропа, — ответила мать, едва удерживаясь от слез.
— Слышите? — воскликнул отец. — Конечно, она меня не покинет. Да и дети не захотят с нами расстаться. Верно ли я говорю, сынок, дочка?
— Да, — шепотом отозвались мы оба.
— Ну и ступайте куда хотите! — сердито крикнул Глаза Лисицы. — А когда попадете в беду, вспомните, что я вас предостерегал и старался удержать в лагере.
С этими словами он вышел из вигвама.
— Брат, больше я не буду с тобой спорить: все равно это ни к чему не приведет, — сказал, вставая, Белый Волк. — Пойду попытаюсь взять у Ловцов твое оружие.
В это утро с удивительной быстротой распространялись слухи по всему лагерю. Когда Белый Волк отправился исполнять поручение отца, в наш вигвам вошел вождь племени, а за ним следовали знахари и воины.
— Одинокий Бизон, что это значит? — начал вождь, усаживаясь рядом с отцом на ложе из звериных шкур. — Говорят, что ты хочешь навсегда нас покинуть? Покинуть племя, всех родных и друзей? Конечно, это пустая болтовня.
— Нет, это не пустая болтовня, тебе сказали правду, — ответил отец. -Я вас покидаю навсегда… я, моя жена и дети.
Больше он не прибавил ни слова и упорно молчал, хотя вождь и те воины, что пришли с ним, по очереди убеждали его изменить решение. Долго доказывали они ему, что необдуманный его поступок навлечет беду на всех нас, и наконец ушли, рассерженные молчанием и упрямством моего отца.
Когда моя мать приготовила завтрак для сестры моей и для меня, вернулся Белый Волк с оружием отца. Увидав свое ружье и лук, отец развеселился.
— Ха! Значит, не придется мне делать новое оружие! — воскликнул он. — Сегодня я убью бизона, и вечером мы будем пировать. Живей, сынок! Поешь мяса, которое дали нам соседи, и пригони наш табун.
Тяжело было у меня на сердце, и я не чувствовал голода. Чтобы успокоить мать, я проглотил несколько кусков мяса и, выйдя из вигвама, побежал к равнинам, где паслись табуны. Когда я пригнал лошадей к реке, вигвам наш был уже сложен и все вещи упакованы.
Пришел Белый Волк и помог мне поймать одиннадцать лошадей, которые были нам нужны, — пять вьючных, четыре верховых и еще две, предназначавшиеся для того, чтобы тащить травуаnote 4.
— Племянник, — сказал он мне, когда мы вели лошадей в лагерь, — племянник, сегодня кончилось твое детство. Твой отец ведет всех вас навстречу великим опасностям. Обещай мне быть мужчиной, не отступать перед врагом и по мере сил защищать мать и сестру.
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил я.
— Я знал твой ответ. Возьми… — И с этими словами он протянул мне свой лук и колчан со стрелами. И колчан и чехол для лука сделаны были из шкуры великолепной длиннохвостой выдры.
— О, как бы я хотел уйти с вами! — добавил Белый Волк. — Но сейчас об этом и думать нечего. Тетка твоя больна. Быть может, впоследствии…
Он не договорил, но я угадал его мысли: тетка моя никогда не выздоровеет, а когда жизнь ее оборвется, дядя будет свободен и поспешит к нам. Но куда?.. Отец ни слова не сказал о своих планах. Знали мы только, что он хочет навсегда покинуть лагерь.
Пока мы седлали верховых лошадей, а на остальных навьючивали поклажу, мой отец стоял поодаль и торопил нас, не скрывая своего нетерпения. Собралась толпа. Женщины, помогавшие матери укладывать вещи, довели ее до слез своими причитаниями; старухи плакали вместе с ней и говорили, что не переживут разлуки с той, которая всегда им помогала.
Плакала моя сестра, прощаясь с подругами, да и я едва удерживался от слез, когда мои товарищи-подростки окружили меня и старались ободрить и утешить. О, как не хотелось мне расставаться с ними!
Воины обступили моего отца и убеждали его не покидать родного племени. Конечно, их уговоры ни к чему не привели, да и вряд ли он их слушал. Когда погрузка была закончена, он приказал матери сесть на лошадь и ехать по тропе, ведущей на восток, к низовьям реки. Мы с отцом погнали табун, а за нами ехала сестра, которой поручено было присматривать за вьючными лошадьми и травуа.
Мы покинули лагерь. Я смотрел на равнины и холмы, на долину реки, поросшую лесом, где, быть может, скрывались враги, и казалось мне, что я навеки расстаюсь с друзьями и родными.
Все утро и добрую половину дня ехали мы рысцой. Там, где река делала повороты, мы поднимались из речной долины на плоскогорье, чтобы сократить расстояние. За всю дорогу отец мой не проронил ни слова. Быть может, он сожалел о том, что в пылу гнева дал клятву покинуть родное племя. Лицо его было печально.
После полудня мы чаще и чаще натыкались на следы дичи. Путь нам перерезали тропы, проложенные лосями, оленями, бизонами. В лесу мы видели много оленей и лосей, и наконец вдали показалось стадо бизонов, спускавшихся по склону равнины к реке. Отец приказал нам остановиться, а сам поехал дальше и скрылся за деревьями. Мы втроем молча ждали сигнала, нам было не до разговоров.
Бизоны гуськом пересекли долину и вошли в лес, окаймлявший реку. Нас они не заметили, так как мы притаились в кустарнике. Мы не спускали глаз с тропы, по которой только что прошли бизоны, и думали, что вскоре помчатся они назад, когда отец мой их спугнет. Но, как узнали мы впоследствии, отец проехал дальше чем следовало и миновал лесную тропу, ведущую к реке. Заметив свою ошибку, он повернул назад и поскакал к бизонам, когда животные уже спускались к реке и, выстроившись в ряд, утоляли жажду. Крутой обрыв на противоположном берегу помешал им переправиться через реку, поэтому они бросились назад, в лес, и помчались прямо к зарослям, где притаились мы трое.
Было их около двухсот голов. Стук копыт, треск валежника и ломающихся веток предупредил нас об их приближении.
— Выезжайте из зарослей! Торопитесь! За мной! — крикнул я матери и сестре, но топот заглушал мои слова, хотя я кричал во все горло.
Не знаю я на свете ничего страшнее разлива реки, внезапно сломавшей зимний ледяной покров, и бега бизоньего стада, катящегося лавиной.
Не успел я предостеречь мать и сестру, как стадо уже налетело на нас и понеслось дальше, увлекая за собой наш табун, вьючных лошадей и нас самих: лошади наши, обезумев от ужаса, становились на дыбы, и нам великого труда стоило удержаться в седле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29