— Нет, спасибо. Мне просто надо побыть одному, прийти в себя…
Хотя Черняев и ссылался на усталость, на головную боль, протокол допроса он читал внимательнейшим образом. И не только читал: подписывая страницу за страницей, вычеркивал отдельные фразы, кое-что редактировал, кое-где вносил дополнения. Прошло не меньше часа, пока он перечитывал и правил протокол. Наконец его увели. Луганов блаженно потянулся и потряс в воздухе кистью правой руки.
— Уф! Аж рука затекла от этого писания. Но сегодня писал не зря. Что ты теперь скажешь, Андрей Иванович, насчет Корнильевой?
— А то и скажу, что раньше говорил. Послушать Черняева, так оно и получается: я не я и лошадь не моя. Корнильева, конечно, как ты выражаешься, штучка. Но и с ней еще много неясного. Мы так до сих пор и не знаем, как она превратилась в Величко, по чьему заданию работала, с кем была связана. Тут еще работать и работать. Что же касается до Черняева, так туман вокруг него, по-моему, не только не рассеялся, а стал еще гуще.
— Ну, Андрей Иванович, уволь, — не без иронии развел руками Луганов. — Насчет Корнильевой я с тобой согласен. Поработать придется еще немало, хотя, сказать по совести, пока не вижу, как мы сможем с ней разобраться. А вот к Черняеву, по-моему, ты просто придираешься. Главное-то он выложил… Знаю, знаю! — Луганов даже поднял обе, руки, как бы отгораживаясь от возражений Миронова, хотя тот слушал его молча. — Все знаю. Ты опять заговоришь об объявлении, о водосточной трубе, о Савельеве… А если Савельев ошибся? Если ему просто показалось, что Черняев возился возле водосточной трубы? Это не исключено. А тогда… тогда тут просто совпадение, роковое совпадение, и больше ничего. Ведь связи-то между Черняевым и Войцеховской мы не нащупали. Есть ли она? Ну, а причастность Черняева к нападению на Савельева и вовсе маловероятна. А поведение Черняева сегодня? Нет, что ни говори, сегодня он вел себя искренне. Повторяю, главное он, по-моему, сказал.
— Ой ли, Василий Николаевич? Главное ли? Показания Черняев дал серьезные, спору нет, но до конца ли они искренни, судить не берусь. Что же до водосточной трубы, до нападения на Савельева, Войцеховской, наконец, так ты меня ни в чем не убедил. Совпадение? Сомневаюсь, обязан сомневаться. Не имею права иначе. Все это — факты, реальные, весомые факты, и, пока мы не найдем им объяснения, сбрасывать их со счетов, объяснять случайностью, совпадением нельзя. Никак нельзя. Да и в сегодняшнем поведении Черняева не все гладко…
— Например? — с интересом спросил Луганов. — Что-то я ничего особо интересного не обнаружил.
— А оно и понятно. Тебе пришлось возиться с протоколом, и ты не мог заметить некоторых деталей в ходе допроса, над которыми следует задуматься.
— Что ты имеешь в виду, если не секрет?
— Какой же секрет? Охотно скажу. Первое — его странное поведение, когда речь зашла о ковре. Он явно насторожился и уклонился от ответа на простой, казалось бы, вопрос. Между тем он не мог забыть, что ковер был куплен после убийства Корнильевой. Он и куплен-то был, вернее всего, чтобы скрыть следы крови, которые мы обнаружили. Почему же Черняев обошел этот вопрос, не сказал правды? Ведь по сравнению с тем, в чем он уже признался, это — мелочь. И все же он скрыл. Повторяю: почему? Да очень просто. Скажи он правду, пришлось бы тогда признать, что вещи приобретала не только одна Корнильева, не только они совместно, но и он сам после ее исчезновения. Вот об этом-то, по-видимому, Черняев и не хотел говорить. Опять-таки почему? Почему не в интересах Черняева признать, что ковер им куплен после устранения Корнильевой? Полагаю, и это ясно. Сделай он такое признание, и у следствия сразу возникнет законный вопрос: а откуда, голубчик, появились у тебя средства на такое приобретение? Ведь если брать его показания за чистую монету, с исчезновением Корнильевой иссяк источник, из которого щедро поступали деньги, дававшие чете Черняевых возможность приобретать все, что их душе было угодно, а такой ковер, знаешь, стоит немало. Уж можешь мне поверить, я в этом толк знаю.
— Занятно, — сказал Луганов. — Я действительно завяз в этом несчастном протоколе и ровно ничего не заметил.
— Это еще не все, — продолжал Миронов. — Есть и еще кое-что весьма занятное. Когда Черняев рассматривал фотографии — ну, те самые, что мы с тобой подобрали перед допросом, — я за ним наблюдал самым внимательнейшим образом…
— И что?
— А то, что фотография Войцеховской не оставила его безразличным. Черняев Войцеховскую знает, голову даю на отсечение. Это же, как ты понимаешь, не мелочь. Тут уж о совпадении речи быть не может. Отсюда мораль: не успокаиваться на показаниях Черняева, не считать, что он выложил все, что мог, — это раз, а второе — Войцеховская…
— Да-а-а, — неуверенно протянул Луганов, — резон в твоих словах есть, но, понимаешь ли, опять ничего конкретного. Детали, предположения, не за что ухватиться… И Войцеховская… Тоже ничего определенного.
Миронов молча пожал плечами. Что тут можно было возразить? Да и продолжать спор Андрею не хотелось, было не до того: надо было спешить к начальнику управления — доложить результаты допроса, да и с Москвой связаться.
Глава 18
Не успели Миронов и Луганов толком рассказать Кириллу Петровичу о последнем допросе Черняева, как дали Москву. У аппарата был генерал Васильев. Трубку взял Миронов.
Разговор получился неожиданно долгим. Генерал не только выслушал доклад Миронова о последних показаниях Черняева, но и тщательно вникал во весь ход расследования, придирчиво расспрашивал об отдельных фактах, интересовался деталями. К показаниям Черняева он отнесся со всей серьезностью, однако, как и Миронов, считал, что брать их целиком на веру нельзя.
— Корнильева, — говорил Семен Фаддеевич. — Корнильева… Роль ее до конца далеко не выяснена. Куда там! Уж больно противоречивая фигура получается: с одной стороны, самые лестные характеристики от Садовского, других, той же Навроцкой, безупречное поведение в партизанском отряде, наконец. А с другой — таинственное превращение в Величко, записка, а теперь шпионаж. И не просто шпионаж, а еще и попытка вербовать Черняева. Такое рядовым шпионам не поручают. И запутала она Черняева ловко, поймала мастерски. Нет, сложная фигура Корнильева, тут работы еще непочатый край. Между прочим, — задал вопрос генерал, — в своей докладной записке вы указывали, что Луганов, будучи у Навроцкой, выяснил, будто у Корнильевой есть брат. Как, разыскали этого брата? Где он находится?
— Разыскали, — ответил Миронов. — Он живет в Алма-Ате. Только вот беседовать с ним не беседовали, как-то руки не дошли. Да и есть ли смысл? Ведь, судя по всему, он не виделся с Корнильевой много лет, почти не поддерживал связи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97