— Пустите!
— Кларенс, — сказал Пейтон строго, еще сильнее сжимая плечо мальчика, — будь же мужчиной! Посмотри вон туда и постарайся назвать нам имена этих людей.
На земле валялось что-то похожее на кучи старого тряпья, одна была чуть поодаль, там, где мужчины по приказу Пейтона положили свою ношу. Эти грязные кучи лохмотьев, из которых без всякой пощады было вырвано все великолепие жизни, казались лишь отвратительными и нелепыми, но ничуть не страшными. Мальчик медленно двинулся к ним; он сам не мог этому поверить, но непреоборимый страх, секунду назад владевший им, вдруг исчез. Он переходил от одного к другому, узнавая людей по различным признакам и приметам, называя имя за именем. Люди с любопытством смотрели на него: он едва ли сознавал, что делает, и еще меньше — что заставило его повернуться к дальнему фургону.
— Там никого нет, — сказал Пейтон. — Мы уже искали.
Но мальчик, не отвечая, пошел к фургону, и все последовали за ним.
Брошенный фургон, показавшийся Кларенсу еще более грубым, неряшливым и грязным, чем раньше, был завален сейчас костями, жестянками, всякими припасами, кастрюлями, сковородками, одеялами, одеждой, и все это валялось в беспорядке, как в зловонной мусорной куче. И из этой беспорядочной мешанины острый глаз мальчика выхватил испачканный подол ситцевого платья.
— Это платье миссис Силсби! — крикнул он и прыгнул в фургон.
Сначала все в недоумении переглянулись, но через секунду десяток рук уже помогали ему, лихорадочно раскидывая и расчищая мусор. Вдруг один мужчина вскрикнул и попятился, подняв помутневшие, но полные ярости глаза к беспощадному, улыбающемуся небу.
— Боже правый! Глядите!
И все увидели желтое, словно восковое лицо миссис Силсби. Но в воображении мальчика оно совершенно преобразилось, знакомые следы тревоги, забот и волнений сменило выражение глубочайшего покоя и умиротворения. При жизни, когда она была полна кипучей энергии, мальчик часто сердил ее; теперь видя эту холодную, безжизненную маску, он почувствовал раскаяние и робко подался вперед. Едва он сделал шаг, один из мужчин быстро, но осторожно прикрыл ее голову носовым платком, словно торопясь скрыть от него что-то ужасное. Кларенс почувствовал, что его оттаскивают назад; но он успел услышать, как стоявший рядом прошептал побелевшими губами:
— И скальп сняли! О господи!
ГЛАВА VI
А потом потянулись дни и недели, которые казались Кларенсу сном. Сначала их окружала тихая и уважительная сдержанность, к ним никого не подпускали, выказывая при этом какой-то странный, подчеркнутый интерес, который Кларенс тогда оставил без внимания, но вспоминал потом, когда друзья про это забыли; миссис Силсби похоронили под пирамидкой из камней с церемониями, которые при всей своей простоте, казалось, узурпировали священное право горя, принадлежавшее только ему и Сюзи, оставив им лишь холодный страх; у Сюзи появились частые и необъяснимые вспышки ребяческой злости, которые с течением времени становились все слабее и реже, пока незаметно не прекратились вовсе; Кларенсу по ночам снились кошмары — кучи рваного тряпья на земле, которые он видел в то утро, и он даже чувствовал сожаление, что не рассмотрел их получше; ему вспоминался разбитый пустой фургон, ужасный в своем одиночестве и заброшенности, который будто безмолвно молился, стоя на коленях, когда караван пошел дальше; а позади катился роковой фургон, в котором нашли тело миссис Силсби и которого все суеверно сторонились, а когда наконец его передали властям на сторожевой заставе, то, казалось, исчезло последнее звено в цепи, связывавшей Кларенса с прошлым. Дети впервые видели заставу, и здесь все было для них внове; красивый офицер в форме, со шпагой у пояса казался героической фигурой мстителя, достойного восхищения и подражания. Кларенс и Сюзи вдруг обрели неожиданную значительность и всеобщее уважение, они были «уцелевшие», их сочувственно расспрашивали, вежливо ужасаясь пережитой ими опасности, что Сюзи сразу приняла как должное. Все это, когда он оглядывался назад, казалось ему сном.
Не менее странными и фантастическими были и те перемены, которые дети видели из движущегося фургона. Так, однажды утром неизменная, недвижная, низкая темная полоса на горизонте вдруг исчезла, и еще до полудня они очутились среди скал и деревьев, у бурной реки. А через несколько дней рядом вдруг словно из-под земли вырос горный хребет, уходивший прямо в облака, и они были убеждены, что это и есть та темная полоса, которую они все время видели. Мужчины смеялись над ними и говорили, что вот уже три дня они пересекают эту темную полосу и что она еще выше, чем этот огромный, седой от облаков хребет, который она все это время скрывала от них! И Сюзи твердо верила, что все меняется в то время, пока она спит, потому что она всегда вроде бы «чувствовала, что они ползут наверх», а Кларенс, которому все было нипочем, как это свойственно в очень раннем возрасте, уверенно заявил, что они «вообще-то ни капельки и не поднялись». Потом похолодало, хотя уже наступило лето, и по ночам приходилось разжигать костер, а в палатке, где спала Сюзи, топили печку; а потом все это словно исчезло, и они снова очутились среди залитой солнцем, пересохшей от зноя прерии! И все это как во сне!
Более реальны были окружавшие их люди — казалось, дети знали их всегда, — и по невинной прихоти детского воображения они представлялись более подлинными, чем некогда были погибшие. Вот мистер Пейтон, которому, как они теперь знали, принадлежит караван и который так богат, что ему «незачем и ехать в Калифорнию, да охота пуще неволи, и ежели ему там понравится, он купит ее чуть ли не со всеми потрохами», да к тому же он юрист и «полисмен» — так Сюзи произносила слово «политик», — на заставе его величали «ваша честь» и «господин судья», и он может велеть «арестовать кого угодно», и всех зовет по имени; вот миссис Пейтон, которая слаба здоровьем и доктор предписал ей половину года жить на свежем воздухе «и не возвращаться в город, под крышу»; она решила удочерить Сюзи, как только ее муж договорится с родственниками девочки и выправит все бумаги! А «Гарри», оказывается, — Генри Бенем, брат миссис Пейтон и что-то вроде компаньона мистера Пейтона. А разведчика зовут Гас Гилдерслив, или «Белая ворона», и только благодаря его мужеству удалось избежать нападения на их караван. А еще есть «Билл», гуртовщик, и «Техасец Джим», вакеро, которому нет равных в искусстве верховой езды. Так они узнавали своих спутников, слушая, что говорят в караване, и наблюдая их собственными неопытными глазами. Все они казались детям замечательными и важными людьми. Но то ли в силу детского любопытства, то ли из страха, что его принимают не за того, кто он есть на самом деле, Кларенса особенно привлекали двое, которые уделяли ему меньше всего внимания, — миссис Пейтон и ее брат Гарри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Кларенс, — сказал Пейтон строго, еще сильнее сжимая плечо мальчика, — будь же мужчиной! Посмотри вон туда и постарайся назвать нам имена этих людей.
На земле валялось что-то похожее на кучи старого тряпья, одна была чуть поодаль, там, где мужчины по приказу Пейтона положили свою ношу. Эти грязные кучи лохмотьев, из которых без всякой пощады было вырвано все великолепие жизни, казались лишь отвратительными и нелепыми, но ничуть не страшными. Мальчик медленно двинулся к ним; он сам не мог этому поверить, но непреоборимый страх, секунду назад владевший им, вдруг исчез. Он переходил от одного к другому, узнавая людей по различным признакам и приметам, называя имя за именем. Люди с любопытством смотрели на него: он едва ли сознавал, что делает, и еще меньше — что заставило его повернуться к дальнему фургону.
— Там никого нет, — сказал Пейтон. — Мы уже искали.
Но мальчик, не отвечая, пошел к фургону, и все последовали за ним.
Брошенный фургон, показавшийся Кларенсу еще более грубым, неряшливым и грязным, чем раньше, был завален сейчас костями, жестянками, всякими припасами, кастрюлями, сковородками, одеялами, одеждой, и все это валялось в беспорядке, как в зловонной мусорной куче. И из этой беспорядочной мешанины острый глаз мальчика выхватил испачканный подол ситцевого платья.
— Это платье миссис Силсби! — крикнул он и прыгнул в фургон.
Сначала все в недоумении переглянулись, но через секунду десяток рук уже помогали ему, лихорадочно раскидывая и расчищая мусор. Вдруг один мужчина вскрикнул и попятился, подняв помутневшие, но полные ярости глаза к беспощадному, улыбающемуся небу.
— Боже правый! Глядите!
И все увидели желтое, словно восковое лицо миссис Силсби. Но в воображении мальчика оно совершенно преобразилось, знакомые следы тревоги, забот и волнений сменило выражение глубочайшего покоя и умиротворения. При жизни, когда она была полна кипучей энергии, мальчик часто сердил ее; теперь видя эту холодную, безжизненную маску, он почувствовал раскаяние и робко подался вперед. Едва он сделал шаг, один из мужчин быстро, но осторожно прикрыл ее голову носовым платком, словно торопясь скрыть от него что-то ужасное. Кларенс почувствовал, что его оттаскивают назад; но он успел услышать, как стоявший рядом прошептал побелевшими губами:
— И скальп сняли! О господи!
ГЛАВА VI
А потом потянулись дни и недели, которые казались Кларенсу сном. Сначала их окружала тихая и уважительная сдержанность, к ним никого не подпускали, выказывая при этом какой-то странный, подчеркнутый интерес, который Кларенс тогда оставил без внимания, но вспоминал потом, когда друзья про это забыли; миссис Силсби похоронили под пирамидкой из камней с церемониями, которые при всей своей простоте, казалось, узурпировали священное право горя, принадлежавшее только ему и Сюзи, оставив им лишь холодный страх; у Сюзи появились частые и необъяснимые вспышки ребяческой злости, которые с течением времени становились все слабее и реже, пока незаметно не прекратились вовсе; Кларенсу по ночам снились кошмары — кучи рваного тряпья на земле, которые он видел в то утро, и он даже чувствовал сожаление, что не рассмотрел их получше; ему вспоминался разбитый пустой фургон, ужасный в своем одиночестве и заброшенности, который будто безмолвно молился, стоя на коленях, когда караван пошел дальше; а позади катился роковой фургон, в котором нашли тело миссис Силсби и которого все суеверно сторонились, а когда наконец его передали властям на сторожевой заставе, то, казалось, исчезло последнее звено в цепи, связывавшей Кларенса с прошлым. Дети впервые видели заставу, и здесь все было для них внове; красивый офицер в форме, со шпагой у пояса казался героической фигурой мстителя, достойного восхищения и подражания. Кларенс и Сюзи вдруг обрели неожиданную значительность и всеобщее уважение, они были «уцелевшие», их сочувственно расспрашивали, вежливо ужасаясь пережитой ими опасности, что Сюзи сразу приняла как должное. Все это, когда он оглядывался назад, казалось ему сном.
Не менее странными и фантастическими были и те перемены, которые дети видели из движущегося фургона. Так, однажды утром неизменная, недвижная, низкая темная полоса на горизонте вдруг исчезла, и еще до полудня они очутились среди скал и деревьев, у бурной реки. А через несколько дней рядом вдруг словно из-под земли вырос горный хребет, уходивший прямо в облака, и они были убеждены, что это и есть та темная полоса, которую они все время видели. Мужчины смеялись над ними и говорили, что вот уже три дня они пересекают эту темную полосу и что она еще выше, чем этот огромный, седой от облаков хребет, который она все это время скрывала от них! И Сюзи твердо верила, что все меняется в то время, пока она спит, потому что она всегда вроде бы «чувствовала, что они ползут наверх», а Кларенс, которому все было нипочем, как это свойственно в очень раннем возрасте, уверенно заявил, что они «вообще-то ни капельки и не поднялись». Потом похолодало, хотя уже наступило лето, и по ночам приходилось разжигать костер, а в палатке, где спала Сюзи, топили печку; а потом все это словно исчезло, и они снова очутились среди залитой солнцем, пересохшей от зноя прерии! И все это как во сне!
Более реальны были окружавшие их люди — казалось, дети знали их всегда, — и по невинной прихоти детского воображения они представлялись более подлинными, чем некогда были погибшие. Вот мистер Пейтон, которому, как они теперь знали, принадлежит караван и который так богат, что ему «незачем и ехать в Калифорнию, да охота пуще неволи, и ежели ему там понравится, он купит ее чуть ли не со всеми потрохами», да к тому же он юрист и «полисмен» — так Сюзи произносила слово «политик», — на заставе его величали «ваша честь» и «господин судья», и он может велеть «арестовать кого угодно», и всех зовет по имени; вот миссис Пейтон, которая слаба здоровьем и доктор предписал ей половину года жить на свежем воздухе «и не возвращаться в город, под крышу»; она решила удочерить Сюзи, как только ее муж договорится с родственниками девочки и выправит все бумаги! А «Гарри», оказывается, — Генри Бенем, брат миссис Пейтон и что-то вроде компаньона мистера Пейтона. А разведчика зовут Гас Гилдерслив, или «Белая ворона», и только благодаря его мужеству удалось избежать нападения на их караван. А еще есть «Билл», гуртовщик, и «Техасец Джим», вакеро, которому нет равных в искусстве верховой езды. Так они узнавали своих спутников, слушая, что говорят в караване, и наблюдая их собственными неопытными глазами. Все они казались детям замечательными и важными людьми. Но то ли в силу детского любопытства, то ли из страха, что его принимают не за того, кто он есть на самом деле, Кларенса особенно привлекали двое, которые уделяли ему меньше всего внимания, — миссис Пейтон и ее брат Гарри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30