В молниеносной и почти никем не замеченной вежливой схватке расторопный Барсук успел все-таки отхватить и утащить в свою нору двух героев и восемь челюскинцев с семьями.
Это заметили, только усевшись за банкетные столы. Утешал, однако, тот радостный факт, что отчаянный Василий Александрович дополнительно доставил на четвертый этаж по пожарной лестнице еще трех челюскинцев: двух матросов первой статьи и кочегара с женой и двумя малыми детками. По дороге, когда они карабкались мимо окна третьего этажа, рыбные сотрудники с криками: «Исполать, добро пожаловать!» — хватали их за ноги, а Василия Александровича попытались сбросить в бездну. Так по крайней мере он утверждал.
А дальше все было хорошо и даже замечательно. Говорили речи, чуть не плакали от радости, смотрели на героев во все глаза, умоляли ну хоть что-нибудь съесть, ну хоть кусочек. Добрые герои ели, чтоб не обидеть. И на третьем этаже тоже, как видно, все было хорошо. Оттуда доносилось такое сверхмощное ура, что казалось, будто целый армейский корпус идет в атаку.
После речей начались воспоминания, смеялись, пели, радовались. В общем, как говорится, вечер затянулся далеко за полночь.
Так вот, далеко за полночь на нейтральной площадке, между третьим и четвертым этажами, встретились оба редактора. В волосах у них запутались разноцветные кружочки конфетти. Из петлицы Барсука свисала бывшая чайная роза, от которой почему-то пахло портвейном № 17, а Икапндзе обмахивал разгоряченное лицо зеленым хвостиком от редиски. Лица у них сияли. О встрече в Комиссии партийного контроля давно уже не было речи. Они занимались более важным делом.
— Значит, так, — говорил Икапидзе, поминутно наклоняясь всем корпусом вперед, — мы вам даем Водопьянова, а вы нам… вы нам да-е-те Молокова.
— Мы вам Молокова? Вы просто смеетесь. Молоков, с вашего разрешения, спас тридцать девять человек!
— А Водопьянов?
— Что Водопьянов?
— А Водопьянов, если хотите знать, летел из Хабаровска шесть тысяч километров! Плохо вам?
— Это верно. Ладно. Так и быть. Мы вам даем Молокова, а вы нам даете Водопьянова, одного кочегара с детьми и брата капитана Воронина.
— Может, вам дать уже и самого Воронина? — сатирически спросил Барсук.
— Нет, извините! Мы вам за Воронина, смотрите, что даем: Слепнева с супругой, двух матросов первого класса и одну жену научного работника.
— А Доронин?
— Что Доронин?
— Как что? Доронин прилетел из Хабаровска на неотепленной машине. Это что, по-вашему, прогулка на Воробьевы горы?
— Я этого не говорю.
— В таком случае мы за Доронина требуем: Копусова, писателя Семенова, двух плотников, одного геодезиста, боцмана, художника Федю Решетникова, девочку Карину и специального корреспондента «Правды» Хвата.
— Вы с ума сошли!.. Где я вам возьму девочку? Ведь это дитя! Оно сейчас спит!
И долго еще эти два трогательных добряка производили свои вычисления и обмены. А обмен давно уже устроили без них. Героев водили снизу вверх и сверху вниз, и вообще уже нельзя было разобрать, где какая редакция.
Ночь была теплая, и на улице, в полярном блеске звезд, возле подъезда обеих редакций в полном молчании ожидала героев громадная толпа мальчиков.
1934

Чудесные гости. — Впервые опубликован в газете «Правда», 1934, № 176, 28 июня.
Печатается по тексту Собрания сочинений в четырех томах, т. III, «Советский писатель», М. 1939.
Рассказ дал название отдельному сборнику рассказов и фельетонов Ильфа и Петрова.
Появление в печати сборников «Чудесные гости» и «Директивный бантик», содержащих произведения, которые сами авторы порой не знали, как точно определить (рассказ или фельетон), дало возможность критике поставить вопрос об эволюции в советской сатире художественно-публицистических жанров, об их взаимопроникновении и обогащении. В частности, со статьей «Комическая новелла» выступил Б.Бегак, который так писал на затронутую выше тему:
«Ильф и Петров работают на злободневном материале. Остроту их новелл-фельетонов определяет внимательная обработка социально острой фабулы разнообразными методами иронии и контраста. Новелла может вырасти на материале злобы дня, но только уменье поднять этот материал до уровня художественного обобщения делает ее новеллой» («Вечерняя Москва», 1934, № 201, 1 сентября).

1 2