Ведь я спасал их от ужасного будущего. Вдумайтесь, что было бы, если бы я убивал их родителей - детишки остались бы на всю жизнь морально травмированными утратой любимых людей…
- Молчать! - бешено заорал я так, что Изгаршев вздрогнул -теперь уже непритворно - и хотел вскочить с табурета. - Сидеть! Я сказал - сидеть, паршивец!.. А теперь слушай меня внимательно!.. До завтрашнего утра ты вспомнишь всех женщин, которых ты когда-либо трахал в своей жизни, понял?.. Всех тех, кого ты изнасиловал перед тем, как убить, и всех тех, кто, по своей глупости, имел несчастье переспать с тобой! А завтра, в девять часов, ты мне это всё расскажешь. А в одиннадцать тебя поведут на Установку!..
Не давая Кину времени опомниться, я резко повернулся и вышел в коридор прямо сквозь охранный барьер ячейки.
Какая-то смутная идея забрезжила в моей голове наподобие хмурого дождливого рассвета, но окончательно ей оформиться не дал отчетливый голос Бурбеля, прозвучавший в коммуникаторе в нескольких метрах от меня:
- Эдукатор Драговский, немедленно зайдите ко мне.
- Иду, иду, - отозвался я, хотя Бурбель не мог меня слышать.
- Не идти, а бежать следует, когда начальство вызывает! - пробасили сзади и с силой вдарили мне между лопаток.
Это был, судя по выходке, не кто иной, как эдукатор Вай Китадин собственной персоной. В Пенитенциарии он специализировался на так называемых “первачках” - тех, кто в первый раз нарвался на неприятности с законом.
- Привет, - буркнул я, не реагируя на сомнительный афоризм Вая. - Ты не знаешь, зачем шеф требует меня пред свои очи?
- Конечно, знаю, - жизнерадостно ответил Китадин. - Чтобы устроить гэ-гэ-эм…
- Чего-чего?
- Грандиозную говномакаловку, - пояснил коллега Вай. И крикнул мне уже вслед: - Ты потом загляни ко мне, дело одно есть…
Может быть, он и прав насчет причины вызова шефа. Если Бурбель видел с помощью камер наблюдения конец моей беседы с Изгаршевым, то мой срыв мог прийтись ему не по душе…
В кабинете шефа, обилием экранов напоминавшем монтажный зал в старинном телецентре, было тихо. Обычно данное помещение отличалось тем, в нем всегда витали какие-нибудь не подобающие запахи, и посетителям оставалось только гадать, откуда в кабинете заместителя начальника Пенитенциария по научному обеспечению может пахнуть, например, отработанным дизельным топливом или, скажем, детской присыпкой.
Поэтому, войдя, я еще с порога осторожно принюхался, но сегодня витающие в помещении ароматы исчерпывались парами хорошего коньяка.
Доктор психологии, действительный член бессчетного числа Академий и почетный член всевозможных научных обществ Прокоп Иванович Бурбель расхаживал, заложив руки за спину, как на экскурсии, время от времени косясь на экраны, на которых нечетко колыхались и невнятно бубнили чьи-то силуэты.
- Садитесь, Теодор, - любезно предложил он, когда я преодолел пространство, отделявшее входную дверь от рабочего стола шефа.
Я послушно присел на край указанного мне кресла у небольшого чайного столика, предназначенного для “своих”, а Бурбель, пыхтя, опустился напротив меня на мягкий диван.
- Скажите-ка, Теодор, сколько лет вы работаете в Пенитенциарии? -спросил он.
Если это и была преамбула, то довольно зловещая. Похоже, предположения Вая насчет ГГМ начинали оправдываться.
- Почти семнадцать, Прокоп Иванович, - сказал я.
- И скольких вы уже реэдукировали за это время?
Шеф обожал изобретать новые термины. Собственно, такие словечки, как “эдукатор” и “реэдукировать”, именно он ввел в обиход нашего заведения, хотя, на мой взгляд, “воспитатель” и “перевоспитывать” звучат ничуть не хуже.
- Ну, это трудно сказать, Прокоп Иванович. Вы же представляете себе ту специфику, которая обусловлена пользованием Установкой…
- Да-да, - согласился поспешно Бурбель. - Если наша… то есть, ваша, Теодор… деятельность завершается успехом, то мы тут же забываем о человеке, которого вернули в прошлое. Кстати говоря, на эту тему я однажды попытался набросать небольшую статейку… разумеется, чисто для успокоения своей души, так что можете не волноваться насчет нарушения конспирации, Теодор… Я там назвал это уникальное явление “феноменом псевдоамнезии”, что вы скажете на этот счет?
Бурбель, вопреки своему обыкновению, сегодня явно решил зайти издалека. Значит, сейчас у него было свободное время.
- Звучит красиво, Прокоп Иванович, - похвалил я. - Только почему вы считаете, что эта амнезия - “псевдо”?..
Некоторое время мы по инерции обсасывали терминологические косточки, потом шеф констатировал:
- В любом случае, логично было бы предположить, что ваша деятельность отличается относительно высокой эффективностью, Теодор. Наверное, проще было бы сказать, скольких вы так и не реэдукировали, верно?
- Пятерых, - невозмутимо подсказал я. - Последним был тот тип, что по пьянке пырнул ножом собутыльника, да вы его должны помнить, Прокоп Иванович…
- Разумеется, помню, - машинально отозвался Бурбель, размышляя о чем-то своем. - Теперь вы мне вот что скажите, Теодор… Как обстоят дела с Кином Артемьевичем Изгаршевым?
Я опустил голову, рассматривая темные кружки - следы горячих чашек на лакированной поверхности столика.
- Работаем, Прокоп Иванович, - наконец, уклончиво сказал я.
- Насколько мне помнится, на завтра намечена последняя попытка коррекции?
Я молча кивнул.
- Ну и какова, на ваш взгляд, вероятность успеха?
Я молча пожал плечами.
Некоторое время Бурбель сопел и раздувался, как огромная жаба, а затем заявил:
- Непонятно!
- Что именно, Прокоп Иванович? - невинно поинтересовался я, и это оказалось последней каплей в чаше терпения шефа.
- А вам, наверное, всё ясно, коллега? - вскричал он, подавшись вперед, и перемена обращения ко мне с имени на “коллегу” красноречиво свидетельствовала о гневе хозяина кабинета. - Кин Изгаршев - сложный человек, и отличается, я бы сказал, весьма неординарным мышлением! А вам, видите ли, с ним всё ясно!.. Может быть, вы с самого начала решили, что ему прямая дорога в операционную?!.. Что ж, это легче всего - рубануть сплеча и махнуть рукой на человека!..
- Но позвольте, Прокоп Иванович… - попытался было защищаться я, но Бурбель лишь гневно махнул рукой.
- Не позволю! - заявил он. - Я не дам вам казнить человека лишь потому, что вы опустили руки и сдались, столкнувшись с его упорным нежеланием перевоспитываться!.. Да-да, я не оговорился, Изгаршев - тоже человек, а не утративший человеческий облик маньяк, каким вы его себе представляете!.. Да, он заблуждается в своих теоретических рассуждениях, но в этом и заключается ваш долг - суметь переубедить его, заставить отказаться от ложных идеалов и в конечном счете вернуть ему гордое звание человека, черт возьми!..
Я больше не пытался возражать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
- Молчать! - бешено заорал я так, что Изгаршев вздрогнул -теперь уже непритворно - и хотел вскочить с табурета. - Сидеть! Я сказал - сидеть, паршивец!.. А теперь слушай меня внимательно!.. До завтрашнего утра ты вспомнишь всех женщин, которых ты когда-либо трахал в своей жизни, понял?.. Всех тех, кого ты изнасиловал перед тем, как убить, и всех тех, кто, по своей глупости, имел несчастье переспать с тобой! А завтра, в девять часов, ты мне это всё расскажешь. А в одиннадцать тебя поведут на Установку!..
Не давая Кину времени опомниться, я резко повернулся и вышел в коридор прямо сквозь охранный барьер ячейки.
Какая-то смутная идея забрезжила в моей голове наподобие хмурого дождливого рассвета, но окончательно ей оформиться не дал отчетливый голос Бурбеля, прозвучавший в коммуникаторе в нескольких метрах от меня:
- Эдукатор Драговский, немедленно зайдите ко мне.
- Иду, иду, - отозвался я, хотя Бурбель не мог меня слышать.
- Не идти, а бежать следует, когда начальство вызывает! - пробасили сзади и с силой вдарили мне между лопаток.
Это был, судя по выходке, не кто иной, как эдукатор Вай Китадин собственной персоной. В Пенитенциарии он специализировался на так называемых “первачках” - тех, кто в первый раз нарвался на неприятности с законом.
- Привет, - буркнул я, не реагируя на сомнительный афоризм Вая. - Ты не знаешь, зачем шеф требует меня пред свои очи?
- Конечно, знаю, - жизнерадостно ответил Китадин. - Чтобы устроить гэ-гэ-эм…
- Чего-чего?
- Грандиозную говномакаловку, - пояснил коллега Вай. И крикнул мне уже вслед: - Ты потом загляни ко мне, дело одно есть…
Может быть, он и прав насчет причины вызова шефа. Если Бурбель видел с помощью камер наблюдения конец моей беседы с Изгаршевым, то мой срыв мог прийтись ему не по душе…
В кабинете шефа, обилием экранов напоминавшем монтажный зал в старинном телецентре, было тихо. Обычно данное помещение отличалось тем, в нем всегда витали какие-нибудь не подобающие запахи, и посетителям оставалось только гадать, откуда в кабинете заместителя начальника Пенитенциария по научному обеспечению может пахнуть, например, отработанным дизельным топливом или, скажем, детской присыпкой.
Поэтому, войдя, я еще с порога осторожно принюхался, но сегодня витающие в помещении ароматы исчерпывались парами хорошего коньяка.
Доктор психологии, действительный член бессчетного числа Академий и почетный член всевозможных научных обществ Прокоп Иванович Бурбель расхаживал, заложив руки за спину, как на экскурсии, время от времени косясь на экраны, на которых нечетко колыхались и невнятно бубнили чьи-то силуэты.
- Садитесь, Теодор, - любезно предложил он, когда я преодолел пространство, отделявшее входную дверь от рабочего стола шефа.
Я послушно присел на край указанного мне кресла у небольшого чайного столика, предназначенного для “своих”, а Бурбель, пыхтя, опустился напротив меня на мягкий диван.
- Скажите-ка, Теодор, сколько лет вы работаете в Пенитенциарии? -спросил он.
Если это и была преамбула, то довольно зловещая. Похоже, предположения Вая насчет ГГМ начинали оправдываться.
- Почти семнадцать, Прокоп Иванович, - сказал я.
- И скольких вы уже реэдукировали за это время?
Шеф обожал изобретать новые термины. Собственно, такие словечки, как “эдукатор” и “реэдукировать”, именно он ввел в обиход нашего заведения, хотя, на мой взгляд, “воспитатель” и “перевоспитывать” звучат ничуть не хуже.
- Ну, это трудно сказать, Прокоп Иванович. Вы же представляете себе ту специфику, которая обусловлена пользованием Установкой…
- Да-да, - согласился поспешно Бурбель. - Если наша… то есть, ваша, Теодор… деятельность завершается успехом, то мы тут же забываем о человеке, которого вернули в прошлое. Кстати говоря, на эту тему я однажды попытался набросать небольшую статейку… разумеется, чисто для успокоения своей души, так что можете не волноваться насчет нарушения конспирации, Теодор… Я там назвал это уникальное явление “феноменом псевдоамнезии”, что вы скажете на этот счет?
Бурбель, вопреки своему обыкновению, сегодня явно решил зайти издалека. Значит, сейчас у него было свободное время.
- Звучит красиво, Прокоп Иванович, - похвалил я. - Только почему вы считаете, что эта амнезия - “псевдо”?..
Некоторое время мы по инерции обсасывали терминологические косточки, потом шеф констатировал:
- В любом случае, логично было бы предположить, что ваша деятельность отличается относительно высокой эффективностью, Теодор. Наверное, проще было бы сказать, скольких вы так и не реэдукировали, верно?
- Пятерых, - невозмутимо подсказал я. - Последним был тот тип, что по пьянке пырнул ножом собутыльника, да вы его должны помнить, Прокоп Иванович…
- Разумеется, помню, - машинально отозвался Бурбель, размышляя о чем-то своем. - Теперь вы мне вот что скажите, Теодор… Как обстоят дела с Кином Артемьевичем Изгаршевым?
Я опустил голову, рассматривая темные кружки - следы горячих чашек на лакированной поверхности столика.
- Работаем, Прокоп Иванович, - наконец, уклончиво сказал я.
- Насколько мне помнится, на завтра намечена последняя попытка коррекции?
Я молча кивнул.
- Ну и какова, на ваш взгляд, вероятность успеха?
Я молча пожал плечами.
Некоторое время Бурбель сопел и раздувался, как огромная жаба, а затем заявил:
- Непонятно!
- Что именно, Прокоп Иванович? - невинно поинтересовался я, и это оказалось последней каплей в чаше терпения шефа.
- А вам, наверное, всё ясно, коллега? - вскричал он, подавшись вперед, и перемена обращения ко мне с имени на “коллегу” красноречиво свидетельствовала о гневе хозяина кабинета. - Кин Изгаршев - сложный человек, и отличается, я бы сказал, весьма неординарным мышлением! А вам, видите ли, с ним всё ясно!.. Может быть, вы с самого начала решили, что ему прямая дорога в операционную?!.. Что ж, это легче всего - рубануть сплеча и махнуть рукой на человека!..
- Но позвольте, Прокоп Иванович… - попытался было защищаться я, но Бурбель лишь гневно махнул рукой.
- Не позволю! - заявил он. - Я не дам вам казнить человека лишь потому, что вы опустили руки и сдались, столкнувшись с его упорным нежеланием перевоспитываться!.. Да-да, я не оговорился, Изгаршев - тоже человек, а не утративший человеческий облик маньяк, каким вы его себе представляете!.. Да, он заблуждается в своих теоретических рассуждениях, но в этом и заключается ваш долг - суметь переубедить его, заставить отказаться от ложных идеалов и в конечном счете вернуть ему гордое звание человека, черт возьми!..
Я больше не пытался возражать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112