Только теперь плач был совсем тихим, едва слышным…
Ночью Дейнин практически не спал. Ворочаясь с боку на бок, он отчетливо видел, как Шура Зарубина приходит в себя, как бродит она по опустевшей квартире, тщетно пытаясь найти своего маленького уродца, плач которого не слышен никому, кроме нее, и как потом она наконец осознает, что ее безумная попытка спасти в себе хоть капельку человечности была безжалостно раздавлена жестоким и бездушным здравомыслием окружающего мира… Потом Ярослав представлял себе, как Шура просовывает голову в петлю из бельевой веревки… или как неуклюже она карабкается на подоконник, чтобы открыть окно и прыгнуть вниз на асфальт… или как принимает целую горсть феназепама и для надежности запивает таблетки водкой…
Видения были настолько яркими и правдоподобными, словно он смотрел документальный фильм.
Несколько раз медик вскакивал с постели, трясущимися руками набирал номер телефона Шуры и в отчаянии вслушивался в долгие гудки. Однако, как, впрочем, и следовало ожидать, никто не поднимал трубку на другом конце провода.
Тогда он начинал лихорадочно одеваться, чтобы поехать туда, куда пытался дозвониться, но останавливался на полпути, с ужасом понимая, что уже поздно пытаться исправлять ту ошибку, которую он допустил накануне.
На рассвете Дейнин забылся тяжелым сном, похожим на обморок, и, когда очнулся, увидел, что впервые за много лет опоздал на работу.
В двери Центра он входил с опаской. Ему казалось: всем уже известно, что накануне произошло в квартире Зарубиной. Ему казалось, что сотрудники глядят на него со скрытым осуждением.
Однако, поднимаясь по лестнице к своему кабинету, он вдруг увидел Шуру. Она как ни в чем не бывало мыла пол, только сегодня движения ее были автоматическими, словно у робота.
Дейнин почувствовал, что у него все обрывается внутри.
– Здравствуй, Шура, – постарался выговорить он так, будто вчера ничего между ними не произошло.
– Здравствуйте, Ярослав Владимирович, – ответила она, лишь на миг окинув его безразличным взглядом.
И в ту же секунду его пронзил оглушительный вопль. Это был безутешный тоскливый вой на одной высокой ноте. Так воет собака, когда хозяева уносят принесенного ею щенка, чтобы утопить его.
Ноги у Ярослава внезапно стали ватными, и если бы он не оперся на перила, то наверняка бы упал.
– Шура, – с трудом произнес он непослушными губами, – ты это… не надо, а?.. Не плачь, прошу тебя!
Она вскинула голову, окатив его с головы до ног ледяным, без единой слезинки, взглядом.
– Что с вами, Ярослав Владимирович? – устало поинтересовалась она. – Я вовсе не плачу…
И тогда Дейнин зажал уши руками и, задыхаясь, стремглав бросился бежать. Но не в свой кабинет, а вниз, в вестибюль. Вой, который звучал внутри него, становился все тише и тише по мере того, как он удалял слот Шуры.
Не видя никого и ничего вокруг себя, наталкиваясь на встречных, он выскочил на крыльцо и опомнился только тогда, когда доковылял до скамьи в парке, окружавшем здание Центра.
Тело его было покрыто холодным потом, как перед сердечным приступом.
«Неужели я схожу с ума?!» – испугался он. Этого только не хватало!.. Звуковые галлюцинации – так, кажется, это называется у психиатров.
Ничего, ничего, это пройдет, обязательно должно пройти, попытался успокоить он себя. Последствия вчерашнего стресса – вот что это такое. Надо взять себя в руки. В крайнем случае, принять успокоительное. Ничего же не изменилось, все идет своим обычным чередом. Так что же ты впадаешь в истерику, словно какая-нибудь неврастеничка?
Когда солнце высушило своими лучами пот на его лбу, он встал и решительно направился ко входу в здание.
И тут же застыл как вкопанный.
Какое-то жалобное хныканье донеслось до его ушей. Так скулят щенки и котята, когда им больно.
Дейнин оглянулся, но никого поблизости не было. Только в самом дальнем конце парка рабочие подрезали ветки разросшейся акации.
Он сделал несколько шагов к ним, и плач в его ушах усилился. Отошел – и плач стих до еле различимого хныканья.
Только теперь он понял, что с ним произошло.
Он вспомнил, как Шурочка сказала вчера: «Он живой». И теперь он понимал, что она имела в виду. У каждого живого существа есть душа. Именно она и является самым жизненно важным органом. Клон номер сто восемьдесят пять никакими сверхъестественными способностями не обладал. У него была только душа, а она, как своеобразный детонатор, пробуждала в людях дар внечувственного восприятия чужих страданий. Причем не только человеческих…
И теперь ему, бывшему рационалисту и прагматику, до конца своих дней суждено слышать, как страдают души живых существ. А самое страшное – что он не сможет воспользоваться пробудившимся в нем даром ни для собственной выгоды, ни для оказания помощи страждущим. Единственное, на что он способен, – это слышать чужой плач..!
И, осознав это, Дейнин развернулся и пошел прочь из парка.
В Центр он в тот день не вернулся.
А на следующий день пришел только для того, чтобы подать заявление об уходе.
Некоторое время он не выходил из своей квартиры. Это было единственное место, где он не слышал плача. Много раз принимался звонить телефон – он не снимал трубку. Кто-то приходил к нему, звонил в дверь – он не открывал…
Потом и в квартире стало невозможно жить. Потому что даже туда долетали стоны травы, которую скашивали на газонах дворники. Голосов становилось все больше и больше, и они наполняли голову Дейнина невыносимой какофонией.
Тогда он понял, что ему надо уйти туда, где нет ничего живого.
Он стал ночевать в подземных переходах, под мостами и в других местах, где не было ничего, кроме камня, асфальта и холодных, бездушных предметов. Но порой голоса доставали его и там.
Постепенно он свыкся с этим и научился, сжав зубы, терпеть никому, кроме него, не слышный плач и рыдания.
Это оказалось легче, чем он думал. Он опять вернулся в квартиру.
Вот только так и не сумел заставить себя вернуться на прежнее место работы.
Через несколько лет он случайно встретил на улице женщину, которая вела за руку маленького мальчика.
За прошедшие годы Дейнин сильно изменился внешне – причем не в лучшую сторону, но женщина сразу узнала его.
– Ярослав Владимирович? – окликнула она Дейнина. – Ну что за встреча!.. Посмотрите, какой у нас сынок уже вырос! И все это – благодаря вам!.. Мы так счастливы, так счастливы! – тараторила она. – Сыночек, поздоровайся с дядей. Это тот врач, который помог тебе родиться!
Мальчик стоял, вскинув к Дейнину свое бледное личико, и молча смотрел на него.
Стараясь не обращать внимания на въедающийся в мозг беззвучный плач, Дейнин присел на корточки перед мальчиком.
– Как тебя зовут, малыш? – спросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Ночью Дейнин практически не спал. Ворочаясь с боку на бок, он отчетливо видел, как Шура Зарубина приходит в себя, как бродит она по опустевшей квартире, тщетно пытаясь найти своего маленького уродца, плач которого не слышен никому, кроме нее, и как потом она наконец осознает, что ее безумная попытка спасти в себе хоть капельку человечности была безжалостно раздавлена жестоким и бездушным здравомыслием окружающего мира… Потом Ярослав представлял себе, как Шура просовывает голову в петлю из бельевой веревки… или как неуклюже она карабкается на подоконник, чтобы открыть окно и прыгнуть вниз на асфальт… или как принимает целую горсть феназепама и для надежности запивает таблетки водкой…
Видения были настолько яркими и правдоподобными, словно он смотрел документальный фильм.
Несколько раз медик вскакивал с постели, трясущимися руками набирал номер телефона Шуры и в отчаянии вслушивался в долгие гудки. Однако, как, впрочем, и следовало ожидать, никто не поднимал трубку на другом конце провода.
Тогда он начинал лихорадочно одеваться, чтобы поехать туда, куда пытался дозвониться, но останавливался на полпути, с ужасом понимая, что уже поздно пытаться исправлять ту ошибку, которую он допустил накануне.
На рассвете Дейнин забылся тяжелым сном, похожим на обморок, и, когда очнулся, увидел, что впервые за много лет опоздал на работу.
В двери Центра он входил с опаской. Ему казалось: всем уже известно, что накануне произошло в квартире Зарубиной. Ему казалось, что сотрудники глядят на него со скрытым осуждением.
Однако, поднимаясь по лестнице к своему кабинету, он вдруг увидел Шуру. Она как ни в чем не бывало мыла пол, только сегодня движения ее были автоматическими, словно у робота.
Дейнин почувствовал, что у него все обрывается внутри.
– Здравствуй, Шура, – постарался выговорить он так, будто вчера ничего между ними не произошло.
– Здравствуйте, Ярослав Владимирович, – ответила она, лишь на миг окинув его безразличным взглядом.
И в ту же секунду его пронзил оглушительный вопль. Это был безутешный тоскливый вой на одной высокой ноте. Так воет собака, когда хозяева уносят принесенного ею щенка, чтобы утопить его.
Ноги у Ярослава внезапно стали ватными, и если бы он не оперся на перила, то наверняка бы упал.
– Шура, – с трудом произнес он непослушными губами, – ты это… не надо, а?.. Не плачь, прошу тебя!
Она вскинула голову, окатив его с головы до ног ледяным, без единой слезинки, взглядом.
– Что с вами, Ярослав Владимирович? – устало поинтересовалась она. – Я вовсе не плачу…
И тогда Дейнин зажал уши руками и, задыхаясь, стремглав бросился бежать. Но не в свой кабинет, а вниз, в вестибюль. Вой, который звучал внутри него, становился все тише и тише по мере того, как он удалял слот Шуры.
Не видя никого и ничего вокруг себя, наталкиваясь на встречных, он выскочил на крыльцо и опомнился только тогда, когда доковылял до скамьи в парке, окружавшем здание Центра.
Тело его было покрыто холодным потом, как перед сердечным приступом.
«Неужели я схожу с ума?!» – испугался он. Этого только не хватало!.. Звуковые галлюцинации – так, кажется, это называется у психиатров.
Ничего, ничего, это пройдет, обязательно должно пройти, попытался успокоить он себя. Последствия вчерашнего стресса – вот что это такое. Надо взять себя в руки. В крайнем случае, принять успокоительное. Ничего же не изменилось, все идет своим обычным чередом. Так что же ты впадаешь в истерику, словно какая-нибудь неврастеничка?
Когда солнце высушило своими лучами пот на его лбу, он встал и решительно направился ко входу в здание.
И тут же застыл как вкопанный.
Какое-то жалобное хныканье донеслось до его ушей. Так скулят щенки и котята, когда им больно.
Дейнин оглянулся, но никого поблизости не было. Только в самом дальнем конце парка рабочие подрезали ветки разросшейся акации.
Он сделал несколько шагов к ним, и плач в его ушах усилился. Отошел – и плач стих до еле различимого хныканья.
Только теперь он понял, что с ним произошло.
Он вспомнил, как Шурочка сказала вчера: «Он живой». И теперь он понимал, что она имела в виду. У каждого живого существа есть душа. Именно она и является самым жизненно важным органом. Клон номер сто восемьдесят пять никакими сверхъестественными способностями не обладал. У него была только душа, а она, как своеобразный детонатор, пробуждала в людях дар внечувственного восприятия чужих страданий. Причем не только человеческих…
И теперь ему, бывшему рационалисту и прагматику, до конца своих дней суждено слышать, как страдают души живых существ. А самое страшное – что он не сможет воспользоваться пробудившимся в нем даром ни для собственной выгоды, ни для оказания помощи страждущим. Единственное, на что он способен, – это слышать чужой плач..!
И, осознав это, Дейнин развернулся и пошел прочь из парка.
В Центр он в тот день не вернулся.
А на следующий день пришел только для того, чтобы подать заявление об уходе.
Некоторое время он не выходил из своей квартиры. Это было единственное место, где он не слышал плача. Много раз принимался звонить телефон – он не снимал трубку. Кто-то приходил к нему, звонил в дверь – он не открывал…
Потом и в квартире стало невозможно жить. Потому что даже туда долетали стоны травы, которую скашивали на газонах дворники. Голосов становилось все больше и больше, и они наполняли голову Дейнина невыносимой какофонией.
Тогда он понял, что ему надо уйти туда, где нет ничего живого.
Он стал ночевать в подземных переходах, под мостами и в других местах, где не было ничего, кроме камня, асфальта и холодных, бездушных предметов. Но порой голоса доставали его и там.
Постепенно он свыкся с этим и научился, сжав зубы, терпеть никому, кроме него, не слышный плач и рыдания.
Это оказалось легче, чем он думал. Он опять вернулся в квартиру.
Вот только так и не сумел заставить себя вернуться на прежнее место работы.
Через несколько лет он случайно встретил на улице женщину, которая вела за руку маленького мальчика.
За прошедшие годы Дейнин сильно изменился внешне – причем не в лучшую сторону, но женщина сразу узнала его.
– Ярослав Владимирович? – окликнула она Дейнина. – Ну что за встреча!.. Посмотрите, какой у нас сынок уже вырос! И все это – благодаря вам!.. Мы так счастливы, так счастливы! – тараторила она. – Сыночек, поздоровайся с дядей. Это тот врач, который помог тебе родиться!
Мальчик стоял, вскинув к Дейнину свое бледное личико, и молча смотрел на него.
Стараясь не обращать внимания на въедающийся в мозг беззвучный плач, Дейнин присел на корточки перед мальчиком.
– Как тебя зовут, малыш? – спросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10