Притонщик остро взглядывает на того, на другого. Конечно, сидя под замком, он размышлял и прикидывал, откуда на голову свалилась беда. Но приготовился отбиваться совсем от других вопросов.
– Мы о вас ни малейшего понятия не имели, не следили, ничего, – сообщает Знаменский. – И вдруг все три ваших притона.
– Да к тому же накануне, – вступает Томин, – ваш хороший знакомый почему-то из окна упал. – Он пока­зывает фотографию. – Расшибся, конечно, но узнать можно.
Притонщик отшатывается, невнятно то ли причита­ет, то ли ругается.
– Догадываетесь, кто ваши недруги? – спрашивает Пал Палыч.
– Не знаю.
– Видишь, Паша, проиграл, с тебя причитается! – «торжествует» Томин.
– Неужели с вами даже не говорили? – изумляется Пал Палыч. – Я думал, условия предложили, вы не пошли на уступки… Кстати, дядю Мишу помните? – подливает он масла в огонь. – Из Москвы-реки вылови­ли. А Демидов – тоже из ваших – машиной сбит.
– Совести у сволочей, как у бульдозера!.. Пришли на готовенькое и всю уличную сеть, всю клиентуру – все под себя! Кто согласился, с тех треть дохода! Чтоб им сесть, как я сел!
– За что же треть? – «разделяет» его возмущение Томин.
– За монополию! Товар-то ихний! – заходится зло­бой притонщик. – Иначе как нас под контролем дер­жать? За что отчитываться? Трест, говорят, мать их!..
Наконец-то казахский Есимгалиев – Умаров – Ива­нов зашевелился. Колпак сработал: стало известно, что он забрал из вокзальной камеры хранения чемодан с зельем.
Для встречи с покупателем он выбрал, как ему кажется, идеальное место: на узкой многолюдной, запруженной транспортом улице.
Но группа захвата в полной готовности.
Из потока машин выделяется «Волга» и тормозит возле Есимгалиева.
И тут Томин узнает, кто ею управляет.
– Внимание! – спешит предупредить товарищей его голос: – Покупатель – один из Мордят! Злобен, возможно, вооружен. Блокируйте его!
Есимгалиев быстро садится в «Волгу», та трогается. Но тотчас оказывается в окружении трех оперативных машин. Они выворачивают из встречного потока, и две становятся поперек спереди и сзади «Волги», третья запирает ее сбоку, прижав к тротуару.
А с тротуара распахивают дверцы и вскакивают в «Волгу» Морденка сотрудники угрозыска в штатском.
Телетайп печатает текст:
«Угрозыску МВД Казахской ССР. По вашей ориентировке о торговце наркотиками Есимгалиеве, он же Умаров, он же Иванов, произведено задержание преступни­ка совместно с покупателем. При задержании изъято 5 кг опиума. О дальнейшем ходе следствия в отношении Есимгалиева – Умарова – Иванова будете поставлены в известность. О результатах мероприятий, предпринятых вами по делу, информируйте непосредственно руководителя следственно-оперативной группы ГУВД Москвы полков­ника Знаменского».
Сажин стучит в крепкую тесовую калитку. Через не­сколько секунд ее резко открывает Вася-Морденок.
– Опять ты?! – Он, пожалуй, рад видеть базарного знакомого.
– Здравствуй, Вася. Приехал я откровенно при­знаться… – И пока Вася хлопает глазами, не понимая, о чем речь, Сажин мгновенно защелкивает на нем наручники.
– Ты уж извини. Прав был батя-то, с Петровки я.
– Батя!!.. – не своим голосом орет Вася, но его уже оттесняют хлынувшие в калитку коллеги Сажина.
И вот в доме Морды полным ходом идет большой обыск. Его ведут три группы в трех помещениях; в одном из них Знаменский параллельно ведет допрос хозяина. Морда и присутствующие в разных местах Мордята – в наручниках, к каждому, учитывая воинственный нрав семейства, приставлен офицер.
Знаменский с допрашиваемым расположились на уголке стола; в основном же стол служит для складыва­ния того, что изымают при обыске. Здесь уже разложены пачки денег, груда оружия и набор наркотиков: частью это одинаковые целлофановые пакеты с белым и зелено­ватым порошком, частью аптечного типа стеклянная по­суда с притертыми крышками.
Первое потрясение у Морды прошло, он владеет со­бой. Задача его – нащупать контакт со следователем и выгородить сыновей.
– Вы слышали, что торговцев наркотиками старается прибрать к рукам некий трест? – спрашивает Пал Палыч.
– Что-то такое краем уха… Вы тоже, гражданин пол­ковник?
– От кого слышали?
– Ну где-нибудь… в автобусе.
– У вас две «Волги», автобусом, наверное, забыли, когда ездили.
Курков несет три пистолета, коробки с патронами и обрез.
– Как насчет малины, а также блатной романтики? – осведомляется Сажин, глянув на его ношу.
– Злопамятный, да?
– Нет, но веду счет мячам.
Курков складывает добычу перед Знаменским. Тот говорит:
– Мордвинов, куда вам столько оружия?
– Слабость у меня, – исповедальным тоном сообща­ет Морда. – Где, значит, ни попадется случайно – не могу удержаться.
– И где оно попадалось случайно? Не иначе как в автобусе. Нет, право, многовато.
– Да, гражданин полковник, какая разница? Статья одна – незаконное хранение. Хоть один пистолет, хоть пять пулеметов, верно?
– Случалось и постреливать?
– Больше в тараканов, гражданин полковник. Бе­жит – шмальнешь. Глаз тренируется.
Пал Палыч делает Сажину разрешающий знак.
– А как меня тут расстреливали, конечно, не помните?
– Отчего же? Я его, гражданин полковник, честно спросил: из органов? Говорит, нет. Значит, покушения на представителя власти не было. Шутки были со своим гостем. Скажет – водку не пил, не верьте! В охотку поси­дели, – Морда рассказывает почти весело. – Мне на фоне наркотиков терять нечего. Срок все покроет.
Так он и держится, пока не заходит разговор о том, вся ли его семья торговала наркотиками.
– Что вы! – машет руками он. – Какая торговля! Я в них сбережения вкладывал. Наркота дорожает, а как с деньгами решат – неизвестно. Сбережения за всю трудо­вую жизнь!
– Ваш старший задержан при покупке опиума.
Морда тяжко переживает услышанное. Когда обретает способность владеть языком, произносит хрипло:
– Ничего больше не говорю! Пишите мне в протоко­ле вопрос, я вам буду писать ответ.
А находки все множатся и множатся…
В кабинете Коваля все его соратники, кроме Хомутовой.
Только что кончилась очередная «летучка», но еще стоят у стола, не расходятся; все в отличном настроении.
– С фабрики идет товар небывалого качества, – льстит патрону Феликс.
– Олег Иваныч, как решаем с верблюдами? – спра­шивает Коля.
– Всех перебрасывай на мак. Будем расширяться.
– Неплохо ты поместил свой капитал, – говорит Ко­валю Крушанский.
Без стука открывается дверь, врывается переполо­шенная Хомутова:
– Все живы-здоровы?
– Что такое, Люба?
– Мишенька плачет!
Феликс с Колей переглядываются юмористически. Но с лица Коваля сбегает оживление, а Крушанский и вовсе хмурится.
– Болит что-нибудь, – предполагает он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21