И хотя они-то молчали, поскольку затянулась пауза, это общее молчание было, может быть, самым страшным наказанием за всю мою жизнь.
Я повернулся и пошел к двери. И уже открывая ее, услышал любимую поговорку генерала:
– В пустоте нет движения, а у нас пока – сплошной вакуум…
3. «А ПОРТФЕЛЬЧИК-ТО С СЕКРЕТОМ!» (Генерал)
Через пять часов Чхеидзе снова сидел в моем кабинете. Выспаться, понятное дело, он не смог, – наверное, и не пытался заснуть. Знаю я его привычки. Наоборот: пробежал пару километров, сделал гимнастику, с полчаса простоял под душем, и в конце концов наглотался черного кофе… Вроде бы пришел в более-менее рабочую форму, но соображал явно туго. Знаю – никак не может прогнать образ Ванечки Лунько.
Временами и мне вдруг кажется, что Лунько жив. Войдет сейчас и усядется за машинку, перепечатывать какую-нибудь служебную бумагу, которую я подсуну ему, чтобы не мешал…
Вообще-то, многовато чести для стажера толкаться в кабинете самого начальника управления. Но что-то подсказывало мне – быть Лунько первоклассным работником. Что таить, райотдельская текучка не лучшим образом сказывается на диапазоне оперативного мышления; слишком велико количество мелких дел… А чуть что, так сразу же «опекуны» из области. Вот и Лунько, которого Пахотный «выудил» в Красногвардейском РОВД, на первых порах стажировался с оглядкой. А посидел тут, послушал «зубров» и сам стал как-то самостоятельнее… Впрочем, решение, принятое им сегодня в парке, тому свидетельство. В сущности, совершил Ваня подвиг, Выручил товарища… А это – самый высокий класс работы.
Да… Но вернемся к нашим баранам. Я полностью согласен с Пахотным: журналиста Титаренко не били, точнее не просто били, а что-то выпытывали у него. Что? Поди, догадайся. И не вульгарные хулиганы – серьезные граждане привязали его к дереву. Пистолет в кармане обычное хулиганье не носит…
Да, сплошная загадка. В обкоме поняли, что дело неординарное. Секретарь, кажется, впервые за мой век, не бросил привычное: «…И чтобы в кратчайший срок!» Просто обозначил одну, не очень приятную деталь: «Убит, Иван Прокофьевич, столичный журналист. Суток не прошло, а уже слухи поползли… И какие слухи! Мол, чуть ли не чикагская мафия в области развелась. Так что оставь все второстепенные дела и лично займись этим делом».
Лично займись… Но голова у меня не светлее, чем у Пахотного и Чхеидзе. Я на своей генеральской работе все-таки поотвык от того, что принято называть «частностями». А тут нужно прорабатывать именно частности.
– Одна из рабочих версий может быть такой, – Чхеидзе смотрит куда-то мимо меня, избегая прямого столкновения взглядов (что на него совсем не похоже). – Журналист обладал сведениями, которые угрожали благополучию преступников… Документами, может быть…
– Но как они заманили его в ночной парк? С незнакомыми людьми он бы не пошел. Во-вторых, почему именно в нашем городе произошла эта встреча? – Голос Пахотного сух, бесстрастен. В свои сорок девять лет он сохранил буквально юношескую стать: лицо чистое, без единой морщины. А вот манера держаться и этот, чуть скрипучий, бесцветный голос старят его.
– Вопрос, конечно, принципиальный. Но главное: все мы сходимся на том, что встреча носила не случайный характер, – это Шимановский, москвич. Старый знакомый. Как-то помогал нам раскручивать дьявольски трудное дело. Все мы тогда ломали голову, где и как прятал убийца нож. «В гульфике брюк, – сразу же догадался Шимановский, – в гульфике… Довольно архаичный прием, использовавшийся еще при царе Горохе». Цепкий парень.
Шимановский привез с собой из Москвы кучу сведений об убитом журналисте. Оказывается, со штатной работы Гелиодор Сергеевич давно ушел. Написал несколько сценариев; сработал научно-популярную книгу. Тем не менее, газету не бросил. Нередко ездил по заданию редакции в командировки. Писал едкие, хлесткие фельетоны – преимущественно с уголовным уклоном. В наш город командировку не оформлял – по крайней мере в тех редакциях, откуда обычно брал задания. Кстати говоря, обладал довольно широким кругом знакомств в нашей системе… Да, вполне вероятно, Чхеидзе прав: в одну из своих командировок журналист вышел на какое-то нешуточное дело. Располагал уличающими документами. Это, возможно, и решило его участь.
– Почему в вашем городе? – Шимановский откинулся на спинку стула. – Вероятно, потому, что с ним связаны интересы тех людей, которые заманили его в ловушку… – И тут же, противореча себе. – А возможно, город был просто «нейтральной» территорией. Местом встречи. Скажем, кто-то посулил Титаренко передать тут те самые сведения, а?
Я понимал: если наш город – лишь «нейтральная» полоса, то мы, вероятно, мало «наработаем» в этом расследовании.
…Сам по себе факт присутствия в нашей будничной жизни банды, вооруженной и способной на крайне тяжелые преступления, был вопиющ. О двойном убийстве уже прекрасно знало и руководство министерства, Я, исходя из опыта, предполагал, что, пока мы заседаем тут, в министерстве создается своя бригада расследования. Это устраивало меня, поскольку мы получили бы огромную помощь. Но ведь само преступление произошло на нашей земле, наш сотрудник Ваня Лунько был убит. И мы не имели нравственного права быть в расследовании лишь промежуточной ступенью…
Шимановский, словно угадав мои мысли, сообщил:
– Завтра, если не будет ничего нового, я заберу Чхеидзе в Москву. Нужно проанализировать все возможные контакты в последних командировках Титаренко.
– Для этого у вас есть свои люди, – не сумев скрыть раздражение, сказал я.
– А вдруг прояснится что-нибудь интересное? Все-таки Чхеидзе видел тех двоих… Хотя бы рост запомнил… Голос… Тогда ему придется тотчас же отправиться…
– Куда? – Пахотный кашлянул. – Куда отправиться? Зачем мы сразу же принимаемся за разработку какой-то глобальной версии?
Я видел, что наше заседание начинает всех тяготить. У нас было слишком мало фактов. Убийственно мало.
– Разрешите? Занавес, маэстро!
Ануфриенко и при самом высоком начальстве позволял себе некоторую фамильярность… Но сейчас она была неуместна, как бы ни был чудаковат старший эксперт.
А он тем временем пропустил вперед свою сотрудницу Олю Ба-кастикову, которая несла на вытянутых ладонях что-то, покрытое марлей.
– Ким Анатольевич, потрудитесь доложить по форме!
Но Ануфриенко, словно не расслышав меня, жестом иллюзиониста сбросил с загадочного предмета марлю. Перед нами предстал обычный кожаный «дипломат».
– Повторяю, доложите по форме! – Я чувствовал, что эксперт обнаружил что-то важное, но не мог совладать с раздражением, нахлынувшим вместе с усталостью, накопившейся за эти сутки.
– Есть по форме, – явно обидевшись, отрапортовал эксперт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Я повернулся и пошел к двери. И уже открывая ее, услышал любимую поговорку генерала:
– В пустоте нет движения, а у нас пока – сплошной вакуум…
3. «А ПОРТФЕЛЬЧИК-ТО С СЕКРЕТОМ!» (Генерал)
Через пять часов Чхеидзе снова сидел в моем кабинете. Выспаться, понятное дело, он не смог, – наверное, и не пытался заснуть. Знаю я его привычки. Наоборот: пробежал пару километров, сделал гимнастику, с полчаса простоял под душем, и в конце концов наглотался черного кофе… Вроде бы пришел в более-менее рабочую форму, но соображал явно туго. Знаю – никак не может прогнать образ Ванечки Лунько.
Временами и мне вдруг кажется, что Лунько жив. Войдет сейчас и усядется за машинку, перепечатывать какую-нибудь служебную бумагу, которую я подсуну ему, чтобы не мешал…
Вообще-то, многовато чести для стажера толкаться в кабинете самого начальника управления. Но что-то подсказывало мне – быть Лунько первоклассным работником. Что таить, райотдельская текучка не лучшим образом сказывается на диапазоне оперативного мышления; слишком велико количество мелких дел… А чуть что, так сразу же «опекуны» из области. Вот и Лунько, которого Пахотный «выудил» в Красногвардейском РОВД, на первых порах стажировался с оглядкой. А посидел тут, послушал «зубров» и сам стал как-то самостоятельнее… Впрочем, решение, принятое им сегодня в парке, тому свидетельство. В сущности, совершил Ваня подвиг, Выручил товарища… А это – самый высокий класс работы.
Да… Но вернемся к нашим баранам. Я полностью согласен с Пахотным: журналиста Титаренко не били, точнее не просто били, а что-то выпытывали у него. Что? Поди, догадайся. И не вульгарные хулиганы – серьезные граждане привязали его к дереву. Пистолет в кармане обычное хулиганье не носит…
Да, сплошная загадка. В обкоме поняли, что дело неординарное. Секретарь, кажется, впервые за мой век, не бросил привычное: «…И чтобы в кратчайший срок!» Просто обозначил одну, не очень приятную деталь: «Убит, Иван Прокофьевич, столичный журналист. Суток не прошло, а уже слухи поползли… И какие слухи! Мол, чуть ли не чикагская мафия в области развелась. Так что оставь все второстепенные дела и лично займись этим делом».
Лично займись… Но голова у меня не светлее, чем у Пахотного и Чхеидзе. Я на своей генеральской работе все-таки поотвык от того, что принято называть «частностями». А тут нужно прорабатывать именно частности.
– Одна из рабочих версий может быть такой, – Чхеидзе смотрит куда-то мимо меня, избегая прямого столкновения взглядов (что на него совсем не похоже). – Журналист обладал сведениями, которые угрожали благополучию преступников… Документами, может быть…
– Но как они заманили его в ночной парк? С незнакомыми людьми он бы не пошел. Во-вторых, почему именно в нашем городе произошла эта встреча? – Голос Пахотного сух, бесстрастен. В свои сорок девять лет он сохранил буквально юношескую стать: лицо чистое, без единой морщины. А вот манера держаться и этот, чуть скрипучий, бесцветный голос старят его.
– Вопрос, конечно, принципиальный. Но главное: все мы сходимся на том, что встреча носила не случайный характер, – это Шимановский, москвич. Старый знакомый. Как-то помогал нам раскручивать дьявольски трудное дело. Все мы тогда ломали голову, где и как прятал убийца нож. «В гульфике брюк, – сразу же догадался Шимановский, – в гульфике… Довольно архаичный прием, использовавшийся еще при царе Горохе». Цепкий парень.
Шимановский привез с собой из Москвы кучу сведений об убитом журналисте. Оказывается, со штатной работы Гелиодор Сергеевич давно ушел. Написал несколько сценариев; сработал научно-популярную книгу. Тем не менее, газету не бросил. Нередко ездил по заданию редакции в командировки. Писал едкие, хлесткие фельетоны – преимущественно с уголовным уклоном. В наш город командировку не оформлял – по крайней мере в тех редакциях, откуда обычно брал задания. Кстати говоря, обладал довольно широким кругом знакомств в нашей системе… Да, вполне вероятно, Чхеидзе прав: в одну из своих командировок журналист вышел на какое-то нешуточное дело. Располагал уличающими документами. Это, возможно, и решило его участь.
– Почему в вашем городе? – Шимановский откинулся на спинку стула. – Вероятно, потому, что с ним связаны интересы тех людей, которые заманили его в ловушку… – И тут же, противореча себе. – А возможно, город был просто «нейтральной» территорией. Местом встречи. Скажем, кто-то посулил Титаренко передать тут те самые сведения, а?
Я понимал: если наш город – лишь «нейтральная» полоса, то мы, вероятно, мало «наработаем» в этом расследовании.
…Сам по себе факт присутствия в нашей будничной жизни банды, вооруженной и способной на крайне тяжелые преступления, был вопиющ. О двойном убийстве уже прекрасно знало и руководство министерства, Я, исходя из опыта, предполагал, что, пока мы заседаем тут, в министерстве создается своя бригада расследования. Это устраивало меня, поскольку мы получили бы огромную помощь. Но ведь само преступление произошло на нашей земле, наш сотрудник Ваня Лунько был убит. И мы не имели нравственного права быть в расследовании лишь промежуточной ступенью…
Шимановский, словно угадав мои мысли, сообщил:
– Завтра, если не будет ничего нового, я заберу Чхеидзе в Москву. Нужно проанализировать все возможные контакты в последних командировках Титаренко.
– Для этого у вас есть свои люди, – не сумев скрыть раздражение, сказал я.
– А вдруг прояснится что-нибудь интересное? Все-таки Чхеидзе видел тех двоих… Хотя бы рост запомнил… Голос… Тогда ему придется тотчас же отправиться…
– Куда? – Пахотный кашлянул. – Куда отправиться? Зачем мы сразу же принимаемся за разработку какой-то глобальной версии?
Я видел, что наше заседание начинает всех тяготить. У нас было слишком мало фактов. Убийственно мало.
– Разрешите? Занавес, маэстро!
Ануфриенко и при самом высоком начальстве позволял себе некоторую фамильярность… Но сейчас она была неуместна, как бы ни был чудаковат старший эксперт.
А он тем временем пропустил вперед свою сотрудницу Олю Ба-кастикову, которая несла на вытянутых ладонях что-то, покрытое марлей.
– Ким Анатольевич, потрудитесь доложить по форме!
Но Ануфриенко, словно не расслышав меня, жестом иллюзиониста сбросил с загадочного предмета марлю. Перед нами предстал обычный кожаный «дипломат».
– Повторяю, доложите по форме! – Я чувствовал, что эксперт обнаружил что-то важное, но не мог совладать с раздражением, нахлынувшим вместе с усталостью, накопившейся за эти сутки.
– Есть по форме, – явно обидевшись, отрапортовал эксперт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21