Что за ужасная профессия!
Сергей ничего не ответил.
Ужин закончился в молчании…
Наутро Сергей решил, что погорячился. «В конце концов шапка как шапка, — подумал он. — Лена могла купить ее в том же магазине, что и шубу. Но так говорить о моей работе… Эх, ничего она не понимает, ничего!»
Поколебавшись, Сергей достал шапку, снова примерил ее перед заркалом в передней, и на этот раз она понравилась ему еще больше. «Раз куплена, буду носить», — решил он.
В ту ночь Клим Привалов неожиданно узнал об очень странных и непонятных фактах. Они стали известны ему при обстоятельствах необычных, волнующих, от девушки, о которой он одно время долго и упорно мечтал, а потом заставил себя забыть. Правда, эти факты были настолько туманные, что делиться с кем-нибудь возникшей тревогой было бессмысленно, но подумать над всем этим, крепко подумать стоило.
Если бы полгода назад кто-нибудь сказал Климу Привалову, что он станет командиром «особой группы» и будет очень доволен этим обстоятельством, то Клим только усмехнулся бы или ответил пренебрежительно: «Нужно мне больно! Что, у меня своих дел мало?»
Клим был человеком конкретного мышления, любил видеть и осязать результаты своего труда. Так было, когда он вытачивал на станке новую деталь или чинил машину и она, мертвая, вдруг оживала под его руками; или когда он вносил свои рационализаторские предложения.
Но реальных, зримых результатов от общественной работы Клим не видел.
Разными путями приходят люди к новым взглядам на жизнь, по-разному открывают они в ней что-то новое для себя, полезное, важное. У Клима, например, все началось с того вечера, когда он впервые участвовал в комсомольском рейде. Неожиданно он почувствовал вкус к этому делу, почувствовал потому, что сразу увидел его реальные результаты, ощутил накал подлинной борьбы. Зло здесь воплощалось в конкретных людях: пьяницах, хулиганах, спекулянтах, ворах, которых задерживали комсомольцы, очищая от них улицы родного города.
Вскоре после этого первого рейда в райкоме комсомола родилась мысль создать «особую группу» бригадмильцев из комсомольцев меховой фабрики и во главе ее поставить Клима Привалова.
Надо сказать, что взялся он за новое дело добросовестно, основательно, как брался и за всякое другое, которое попадало в его руки.
Придирчиво отобрал Клим людей, и каждый из двадцати, кто был зачислен наконец в состав «особой группы», гордился этим.
С тех пор на самые трудные и опасные задания штаб направлял «климовских орлов», как успели прозвать их в районе.
И вот наступил Новый год.
Накануне в клубе фабрики состоялся молодежный вечер. За порядком наблюдала теперь «особая группа», дисциплинированная, боевая и дружная, незаметно ставшая надежной опорой и активным ядром всей комсомольской организации фабрики.
В самый разгар вечера Клима разыскал Борька Сорокин, член «особой».
— Там посторонние к нам просятся, — деловито сообщил он. — Пропустить?
— Кто такие?
— Да Гришка Карасевич с приятелями. Между прочим, сильно перебравшие. — Борька выразительно щелкнул себя по горлу.
Карасевич уже месяца два как уволился с фабрики.
— Сейчас разберемся, — спокойно ответил Клим.
Внизу, в вестибюле, около входных дверей толпился народ, слышались чьи-то пьяные выкрики.
Спускаясь по лестнице, Клим неожиданно увидел Лидочку. Давно уже Клим не видел ее такой красивой, в новом шелковом платье, с цветком у пояса. Лидочка стояла на лестнице и, нервно теребя в руках платок, с испугом следила за тем, что происходит внизу.
Заметив Клима, она подбежала к нему и торопливо сказала:
— Клим, не пускай его!
— Это Карасевича-то? Почему?
Он спросил это сухо, отрывисто, с видимым безразличием, хотя давно уже знал, как, впрочем, и многие на фабрике, что произошло у нее с этим парнем.
— Он за мной пришел. Не пускай его, Клим! — в отчаянии проговорила Лидочка.
Что-то дрогнуло в груди у Клима, какая-то теплая, нежная волна на минуту вдруг захлестнула его, и отсвет ее, наверно, мелькнул у него в глазах, потому что Лидочка внезапно потупилась и тихо прибавила:
— Ты только не сердись. Я сейчас правду говорю.
Клим не совсем понял, к чему она это сказала, но сразу уловил что-то необычное, значительное в ее тоне. Лидочка с ним еще никогда так не говорила.
— Разберемся, — коротко ответил он и направился к двери.
— Эгей, Клим! Корешей не узнаешь? Зазнался? — закричал Карасевич, как всегда, франтовато одетый, в лихо сдвинутой на затылок шляпе, раскрасневшийся, с дерзкими, нечистыми глазами.
Клим смерил его неприязненным взглядом.
— Зачем пришел?
— Вопрос! Старых друзей проведать! И девочек знакомых тоже! А ну, пропусти! — толкнул он Борьку Сорокина.
— Пьяных не пропускаем, — медленно отчеканил Клим.
— Что?! — заорал Карасевич. — А ну, мальчики, нажмем!
Дальше произошло неизбежное: «особая группа» вступила в дело.
Когда порядок был восстановлен и Клим, тяжело дыша, направился в зал, к нему подбежала Лидочка.
— Ой, Клим! Я все видела. Он теперь будет ждать меня у выхода. Я боюсь.
Клим усмехнулся.
— Навряд. Ты еще не все видела. А в общем, я провожу тебя, если хочешь.
Лидочка недоверчиво подняла на него глаза.
— Проводишь?
— Угу.
Они вышли из клуба последними.
На пустынной улице никого не было. Ветер неистово раскачивал фонари у них над головой, и вокруг плясали безмолвные фантастические тени. Было холодно и сыро.
Клим не сразу решился взять Лидочку под руку. Первое время шли молча. Потом Лидочка спросила:
— Как ты живешь, Клим?
— По-старому.
— Но ведь ты теперь во всем районе известен!
— Денег за это больше не платят, — как можно пренебрежительнее ответил он.
— Ах, Клим, не в деньгах счастье! — вздохнула Лидочка. — Вот у меня они есть, не жалуюсь, а счастья… его что-то не видно.
— Это смотря как понимать счастье.
— А вот скажи, ты счастлив?
Клим усмехнулся.
— Так сразу и не скажешь.
Помолчали. Клим вынул мятую пачку «Прибоя» и, на минуту освободив руку, на ходу закурил.
— Скажи, Клим, — неуверенно спросила Лидочка, — тебе, небось, много плохого про меня рассказывали, да? Только правду скажи. Рассказывали?
— Угу.
— А ты верил?
Клим пожал плечами.
— Верил, — с горечью сказала Лидочка. — И правильно, что верил… Я плохая… Ой, Клим, какая я плохая! За это и нет мне счастья, одни… одни деньги, чтоб они провалились!
— Ну чего болтаешь! — грубовато оборвал ее Клим.
— Я не болтаю. Просто ночь такая… страшная. Правда, Клим, жутко ночью одному?
— Ты ж не одна.
— Ой, Клим, ничего ты не понимаешь! Клим…
— А?
— Скажи… как людей арестовывают: по ночам, да?
— Каких людей? — удивился Клим.
— Ну, милиция. Всяких там… преступников, — дрогнувшим голосом произнесла Лидочка.
— Ладно тебе, — хмуро ответил Клим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Сергей ничего не ответил.
Ужин закончился в молчании…
Наутро Сергей решил, что погорячился. «В конце концов шапка как шапка, — подумал он. — Лена могла купить ее в том же магазине, что и шубу. Но так говорить о моей работе… Эх, ничего она не понимает, ничего!»
Поколебавшись, Сергей достал шапку, снова примерил ее перед заркалом в передней, и на этот раз она понравилась ему еще больше. «Раз куплена, буду носить», — решил он.
В ту ночь Клим Привалов неожиданно узнал об очень странных и непонятных фактах. Они стали известны ему при обстоятельствах необычных, волнующих, от девушки, о которой он одно время долго и упорно мечтал, а потом заставил себя забыть. Правда, эти факты были настолько туманные, что делиться с кем-нибудь возникшей тревогой было бессмысленно, но подумать над всем этим, крепко подумать стоило.
Если бы полгода назад кто-нибудь сказал Климу Привалову, что он станет командиром «особой группы» и будет очень доволен этим обстоятельством, то Клим только усмехнулся бы или ответил пренебрежительно: «Нужно мне больно! Что, у меня своих дел мало?»
Клим был человеком конкретного мышления, любил видеть и осязать результаты своего труда. Так было, когда он вытачивал на станке новую деталь или чинил машину и она, мертвая, вдруг оживала под его руками; или когда он вносил свои рационализаторские предложения.
Но реальных, зримых результатов от общественной работы Клим не видел.
Разными путями приходят люди к новым взглядам на жизнь, по-разному открывают они в ней что-то новое для себя, полезное, важное. У Клима, например, все началось с того вечера, когда он впервые участвовал в комсомольском рейде. Неожиданно он почувствовал вкус к этому делу, почувствовал потому, что сразу увидел его реальные результаты, ощутил накал подлинной борьбы. Зло здесь воплощалось в конкретных людях: пьяницах, хулиганах, спекулянтах, ворах, которых задерживали комсомольцы, очищая от них улицы родного города.
Вскоре после этого первого рейда в райкоме комсомола родилась мысль создать «особую группу» бригадмильцев из комсомольцев меховой фабрики и во главе ее поставить Клима Привалова.
Надо сказать, что взялся он за новое дело добросовестно, основательно, как брался и за всякое другое, которое попадало в его руки.
Придирчиво отобрал Клим людей, и каждый из двадцати, кто был зачислен наконец в состав «особой группы», гордился этим.
С тех пор на самые трудные и опасные задания штаб направлял «климовских орлов», как успели прозвать их в районе.
И вот наступил Новый год.
Накануне в клубе фабрики состоялся молодежный вечер. За порядком наблюдала теперь «особая группа», дисциплинированная, боевая и дружная, незаметно ставшая надежной опорой и активным ядром всей комсомольской организации фабрики.
В самый разгар вечера Клима разыскал Борька Сорокин, член «особой».
— Там посторонние к нам просятся, — деловито сообщил он. — Пропустить?
— Кто такие?
— Да Гришка Карасевич с приятелями. Между прочим, сильно перебравшие. — Борька выразительно щелкнул себя по горлу.
Карасевич уже месяца два как уволился с фабрики.
— Сейчас разберемся, — спокойно ответил Клим.
Внизу, в вестибюле, около входных дверей толпился народ, слышались чьи-то пьяные выкрики.
Спускаясь по лестнице, Клим неожиданно увидел Лидочку. Давно уже Клим не видел ее такой красивой, в новом шелковом платье, с цветком у пояса. Лидочка стояла на лестнице и, нервно теребя в руках платок, с испугом следила за тем, что происходит внизу.
Заметив Клима, она подбежала к нему и торопливо сказала:
— Клим, не пускай его!
— Это Карасевича-то? Почему?
Он спросил это сухо, отрывисто, с видимым безразличием, хотя давно уже знал, как, впрочем, и многие на фабрике, что произошло у нее с этим парнем.
— Он за мной пришел. Не пускай его, Клим! — в отчаянии проговорила Лидочка.
Что-то дрогнуло в груди у Клима, какая-то теплая, нежная волна на минуту вдруг захлестнула его, и отсвет ее, наверно, мелькнул у него в глазах, потому что Лидочка внезапно потупилась и тихо прибавила:
— Ты только не сердись. Я сейчас правду говорю.
Клим не совсем понял, к чему она это сказала, но сразу уловил что-то необычное, значительное в ее тоне. Лидочка с ним еще никогда так не говорила.
— Разберемся, — коротко ответил он и направился к двери.
— Эгей, Клим! Корешей не узнаешь? Зазнался? — закричал Карасевич, как всегда, франтовато одетый, в лихо сдвинутой на затылок шляпе, раскрасневшийся, с дерзкими, нечистыми глазами.
Клим смерил его неприязненным взглядом.
— Зачем пришел?
— Вопрос! Старых друзей проведать! И девочек знакомых тоже! А ну, пропусти! — толкнул он Борьку Сорокина.
— Пьяных не пропускаем, — медленно отчеканил Клим.
— Что?! — заорал Карасевич. — А ну, мальчики, нажмем!
Дальше произошло неизбежное: «особая группа» вступила в дело.
Когда порядок был восстановлен и Клим, тяжело дыша, направился в зал, к нему подбежала Лидочка.
— Ой, Клим! Я все видела. Он теперь будет ждать меня у выхода. Я боюсь.
Клим усмехнулся.
— Навряд. Ты еще не все видела. А в общем, я провожу тебя, если хочешь.
Лидочка недоверчиво подняла на него глаза.
— Проводишь?
— Угу.
Они вышли из клуба последними.
На пустынной улице никого не было. Ветер неистово раскачивал фонари у них над головой, и вокруг плясали безмолвные фантастические тени. Было холодно и сыро.
Клим не сразу решился взять Лидочку под руку. Первое время шли молча. Потом Лидочка спросила:
— Как ты живешь, Клим?
— По-старому.
— Но ведь ты теперь во всем районе известен!
— Денег за это больше не платят, — как можно пренебрежительнее ответил он.
— Ах, Клим, не в деньгах счастье! — вздохнула Лидочка. — Вот у меня они есть, не жалуюсь, а счастья… его что-то не видно.
— Это смотря как понимать счастье.
— А вот скажи, ты счастлив?
Клим усмехнулся.
— Так сразу и не скажешь.
Помолчали. Клим вынул мятую пачку «Прибоя» и, на минуту освободив руку, на ходу закурил.
— Скажи, Клим, — неуверенно спросила Лидочка, — тебе, небось, много плохого про меня рассказывали, да? Только правду скажи. Рассказывали?
— Угу.
— А ты верил?
Клим пожал плечами.
— Верил, — с горечью сказала Лидочка. — И правильно, что верил… Я плохая… Ой, Клим, какая я плохая! За это и нет мне счастья, одни… одни деньги, чтоб они провалились!
— Ну чего болтаешь! — грубовато оборвал ее Клим.
— Я не болтаю. Просто ночь такая… страшная. Правда, Клим, жутко ночью одному?
— Ты ж не одна.
— Ой, Клим, ничего ты не понимаешь! Клим…
— А?
— Скажи… как людей арестовывают: по ночам, да?
— Каких людей? — удивился Клим.
— Ну, милиция. Всяких там… преступников, — дрогнувшим голосом произнесла Лидочка.
— Ладно тебе, — хмуро ответил Клим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93