У нас ведь сокрытие трупа ненаказуемо, и все тут. Нет такой буквы, в смысле — статьи УК, на нашем Поле чудес в Стране Дураков.
Как-то доблестные оперативники нашего района размотали некоего гражданина на то, что он укокошил собственную матушку, вывез ее труп загород и сбросил в речку. Уж как они его уболтали, я не знаю, но только он согласился показать место, где утопил труп, и там на берегу даже были обнаружены остатки обуви покойной. Правда, трупа не нашли, течение там сильное. И все было хорошо, пока клиент не спохватился и не заявил, что да, дескать, тело он утопил, а мамашу не убивал, сама она, нетвердо держась на ногах, упала и головушкой ударилась. А он, опасаясь, что его обвинят в смерти матери, принял меры к сокрытию трупа, о чем весьма сожалеет. И все, привет. Трупа нет, и опровергнуть его версию об обстоятельствах смерти матери нечем. Клиент, посмеиваясь, вышел на волю, помахал ручкой оперативникам. А через три месяца грохнул сожительницу и на ту же речку, по знакомой дорожке, повез тело — избавляться, но в этот раз ему не повезло, прихватили вместе с трупом.
Но коллектив морга я в известность о своих пораженческих мыслях, естественно, не поставила. Мы с Юрочкой договорились, что он выжмет все, что возможно, из биологов, гистологов и прочих специалистов и дня через три даст мне хотя бы предварительное заключение. Я с сожалением распрощалась с душками-экспертами, и, еле волоча ноги от навалившейся усталости, поплелась к автобусной остановке. До дому ехать надо было почти час; в прокуратуру я все равно уже не успевала.
Вот теперь зуб заныл ощутимо, в сапогах хлюпала вода. Я вспомнила, как на майские праздники дежурила по городу вместе с пресловутой Кирочкой, которая оказалась девушкой без комплексов. Мы так же вдрызг промочили ноги на выезде, а когда вернулись в дежурное отделение и поняли, что можем часа два поспать, Кирочка сначала сняла сапоги, но, подумав, надела их снова и объяснила, что сейчас она в мокрых сапогах уже пригрелась, а утром всовывать в них ноги будет невыносимо. И ничтоже сумняшсся улеглась спать в сапогах.
Мои путевые раздумья прервал деликатный звук автомобильного сигнала. Около меня почти бесшумно остановилась сверкающая иномарка, дверца ее призывно распахнулась, и из теплого ароматного салона выглянул Вася Кульбин.
— Садись, Машенька, подвезу, куда надо.
— Вася! — простонала я. — Ты как мираж в пустыне! Ты не исчезнешь?!
— Пока тебя не довезу, не исчезну. Говори адрес.
Я, не веря своему счастью, опустилась на велюровое сиденье, и мы помчались по вечернему городу под негромкое пение всенародного кумира — Вальчука. У всех наших оперов и следователей было как минимум по кассете его душевных песенок; оперативники его любили за героический романтизм, который, вопреки моде, не имел блатного флера. Вот и Вася исключением не был, крутил и крутил в машине суперхит Вальчука «Не жалей меня, когда я плачу».
— Я слышал, ты развелась, подруга? — глядя на дорогу, поинтересовался Кульбин.
— Развелась.
— А кто счастливец? К кому ушла от мужа?
— Да ни к кому, Вася, сама к себе.
— Не заливай, подруга: такие женщины в никуда не уходят. Если уж разводятся, значит, в кустах случайно оказался рояль, в смысле — новый муж.
— Да правда, Вася, я ушла не к кому, а от кого.
— Ну ладно, не хочешь — не говори, — не поверил Вася.
— Какая у тебя тачка шикарная, — сменила я тему.
— Да, — с гордостью сказал Вася, — я сам еще не привык. Новье, впервые в жизни езжу на абсолютно новой машине!
— Наверное, бешеных денег стоит?
— Жуть! Дороже, чем моя жена и трое детей, вместе взятые!
— А у тебя что — трое?!
— Представь, подруга, три спиногрыза и жена молодая!
— Где ж ты деньги берешь, Вася? Научи, а то я никогда до зарплаты не доживаю.
— Из тумбочки, — усмехнулся Вася, и стало ясно, что он меня не научит доживать до зарплаты.
Я понимающе кивнула, подумав — ну да, морг, родственники усопших; за то, за се благодарности: быстрее документы оформить, покойника привести в более-менее приличный вид, учитывая, что половина из тех, кого хоронят, — жертвы преступлений с разбитыми головами и развороченными внутренностями… Много лет назад, когда в Уголовный кодекс включили статью о поборах с граждан в сфере бытовых услуг, завморгом с каждого санитара получил письменное обязательство: «Я, такой-то, обязуюсь не вымогать у граждан деньги…»
А один из санитаров, как только объявили о введении уголовной ответственности за вымогательство незаконного вознаграждения за бытовые услуги, никаких расписок писать не стал, тут же пустился в бега, хотя никто его и не искал…
Да чего там далеко ходить, я и сама Васю благодарила за оказанную мне личную услугу. Позвонила моя дальняя родственница, вся в слезах — умер ее начальник, тире — любовник; на похороны она не идет по понятным причинам: жена, родные, неприлично. Но не попрощаться с любимым — об этом не может быть и речи; а поскольку я из ее окружения — наиболее близкий к моргу и смертям человек, она стала падать передо мной на колени: «Помоги!» Я не стала беспокоить по этому поводу руководство морга, пошла на поклон к Васе, Вася заверил, что все будет в наилучшем виде. Потом родственница рассыпалась в благодарностях — ей вывезли в отдельный зал каталку с телом, оставили там одну, она прощалась целый час. «Чем я должна отблагодарить?» — спрашивала она. Я, естественно, ей сказала, что ничего она не должна, неудобно было — и так у нее горе, но сама посчитала себя обязанной Васе. Отвезла ему бутылку коньяку, Кульбин поломался немного, а коньяк взял…
Вася любезно подвез меня к самому дому, выяснил, где мои окна, спросил, кто меня ждет, раз в окнах горит свет; мы тепло распрощались, и я побрела вверх по лестнице, думая о том, как изменилась моя жизнь всего за полгода. Летом я ушла от мужа и сразу стала испытывать жгучий недостаток времени и денег. Теперь я не могла рассчитывать на маму, когда надо было задержаться на работе, — мама не простила мне развода и осталась жить вместе с бывшим зятем.
Какая ирония в этой маминой принципиальности, думала я, зная, что мой отец был у мамы вторым мужем; еще маленькой девочкой я играла со старыми фотографиями, среди которых была масса открыток с видами разных стран, со всего света, они были адресованы моей бабушке и подписаны «Ваш любящий сын Иван». Но никакого сына Ивана у бабушки не было, я это хорошо знала. Став немного постарше, я из обрывков разговоров маминых подруг и выуженных от бабушки сведений сложила историю о том, что мама вышла замуж, будучи студенткой, за болгарина по имени Иван, работавшего у нас по договору, но в одну из его отлучек за границу (а он ездил очень часто) бросила его ради моего папочки. Жан Марэ, что тут скажешь, — у отца была такая кличка в молодые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Как-то доблестные оперативники нашего района размотали некоего гражданина на то, что он укокошил собственную матушку, вывез ее труп загород и сбросил в речку. Уж как они его уболтали, я не знаю, но только он согласился показать место, где утопил труп, и там на берегу даже были обнаружены остатки обуви покойной. Правда, трупа не нашли, течение там сильное. И все было хорошо, пока клиент не спохватился и не заявил, что да, дескать, тело он утопил, а мамашу не убивал, сама она, нетвердо держась на ногах, упала и головушкой ударилась. А он, опасаясь, что его обвинят в смерти матери, принял меры к сокрытию трупа, о чем весьма сожалеет. И все, привет. Трупа нет, и опровергнуть его версию об обстоятельствах смерти матери нечем. Клиент, посмеиваясь, вышел на волю, помахал ручкой оперативникам. А через три месяца грохнул сожительницу и на ту же речку, по знакомой дорожке, повез тело — избавляться, но в этот раз ему не повезло, прихватили вместе с трупом.
Но коллектив морга я в известность о своих пораженческих мыслях, естественно, не поставила. Мы с Юрочкой договорились, что он выжмет все, что возможно, из биологов, гистологов и прочих специалистов и дня через три даст мне хотя бы предварительное заключение. Я с сожалением распрощалась с душками-экспертами, и, еле волоча ноги от навалившейся усталости, поплелась к автобусной остановке. До дому ехать надо было почти час; в прокуратуру я все равно уже не успевала.
Вот теперь зуб заныл ощутимо, в сапогах хлюпала вода. Я вспомнила, как на майские праздники дежурила по городу вместе с пресловутой Кирочкой, которая оказалась девушкой без комплексов. Мы так же вдрызг промочили ноги на выезде, а когда вернулись в дежурное отделение и поняли, что можем часа два поспать, Кирочка сначала сняла сапоги, но, подумав, надела их снова и объяснила, что сейчас она в мокрых сапогах уже пригрелась, а утром всовывать в них ноги будет невыносимо. И ничтоже сумняшсся улеглась спать в сапогах.
Мои путевые раздумья прервал деликатный звук автомобильного сигнала. Около меня почти бесшумно остановилась сверкающая иномарка, дверца ее призывно распахнулась, и из теплого ароматного салона выглянул Вася Кульбин.
— Садись, Машенька, подвезу, куда надо.
— Вася! — простонала я. — Ты как мираж в пустыне! Ты не исчезнешь?!
— Пока тебя не довезу, не исчезну. Говори адрес.
Я, не веря своему счастью, опустилась на велюровое сиденье, и мы помчались по вечернему городу под негромкое пение всенародного кумира — Вальчука. У всех наших оперов и следователей было как минимум по кассете его душевных песенок; оперативники его любили за героический романтизм, который, вопреки моде, не имел блатного флера. Вот и Вася исключением не был, крутил и крутил в машине суперхит Вальчука «Не жалей меня, когда я плачу».
— Я слышал, ты развелась, подруга? — глядя на дорогу, поинтересовался Кульбин.
— Развелась.
— А кто счастливец? К кому ушла от мужа?
— Да ни к кому, Вася, сама к себе.
— Не заливай, подруга: такие женщины в никуда не уходят. Если уж разводятся, значит, в кустах случайно оказался рояль, в смысле — новый муж.
— Да правда, Вася, я ушла не к кому, а от кого.
— Ну ладно, не хочешь — не говори, — не поверил Вася.
— Какая у тебя тачка шикарная, — сменила я тему.
— Да, — с гордостью сказал Вася, — я сам еще не привык. Новье, впервые в жизни езжу на абсолютно новой машине!
— Наверное, бешеных денег стоит?
— Жуть! Дороже, чем моя жена и трое детей, вместе взятые!
— А у тебя что — трое?!
— Представь, подруга, три спиногрыза и жена молодая!
— Где ж ты деньги берешь, Вася? Научи, а то я никогда до зарплаты не доживаю.
— Из тумбочки, — усмехнулся Вася, и стало ясно, что он меня не научит доживать до зарплаты.
Я понимающе кивнула, подумав — ну да, морг, родственники усопших; за то, за се благодарности: быстрее документы оформить, покойника привести в более-менее приличный вид, учитывая, что половина из тех, кого хоронят, — жертвы преступлений с разбитыми головами и развороченными внутренностями… Много лет назад, когда в Уголовный кодекс включили статью о поборах с граждан в сфере бытовых услуг, завморгом с каждого санитара получил письменное обязательство: «Я, такой-то, обязуюсь не вымогать у граждан деньги…»
А один из санитаров, как только объявили о введении уголовной ответственности за вымогательство незаконного вознаграждения за бытовые услуги, никаких расписок писать не стал, тут же пустился в бега, хотя никто его и не искал…
Да чего там далеко ходить, я и сама Васю благодарила за оказанную мне личную услугу. Позвонила моя дальняя родственница, вся в слезах — умер ее начальник, тире — любовник; на похороны она не идет по понятным причинам: жена, родные, неприлично. Но не попрощаться с любимым — об этом не может быть и речи; а поскольку я из ее окружения — наиболее близкий к моргу и смертям человек, она стала падать передо мной на колени: «Помоги!» Я не стала беспокоить по этому поводу руководство морга, пошла на поклон к Васе, Вася заверил, что все будет в наилучшем виде. Потом родственница рассыпалась в благодарностях — ей вывезли в отдельный зал каталку с телом, оставили там одну, она прощалась целый час. «Чем я должна отблагодарить?» — спрашивала она. Я, естественно, ей сказала, что ничего она не должна, неудобно было — и так у нее горе, но сама посчитала себя обязанной Васе. Отвезла ему бутылку коньяку, Кульбин поломался немного, а коньяк взял…
Вася любезно подвез меня к самому дому, выяснил, где мои окна, спросил, кто меня ждет, раз в окнах горит свет; мы тепло распрощались, и я побрела вверх по лестнице, думая о том, как изменилась моя жизнь всего за полгода. Летом я ушла от мужа и сразу стала испытывать жгучий недостаток времени и денег. Теперь я не могла рассчитывать на маму, когда надо было задержаться на работе, — мама не простила мне развода и осталась жить вместе с бывшим зятем.
Какая ирония в этой маминой принципиальности, думала я, зная, что мой отец был у мамы вторым мужем; еще маленькой девочкой я играла со старыми фотографиями, среди которых была масса открыток с видами разных стран, со всего света, они были адресованы моей бабушке и подписаны «Ваш любящий сын Иван». Но никакого сына Ивана у бабушки не было, я это хорошо знала. Став немного постарше, я из обрывков разговоров маминых подруг и выуженных от бабушки сведений сложила историю о том, что мама вышла замуж, будучи студенткой, за болгарина по имени Иван, работавшего у нас по договору, но в одну из его отлучек за границу (а он ездил очень часто) бросила его ради моего папочки. Жан Марэ, что тут скажешь, — у отца была такая кличка в молодые годы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45