Сильвана стыдилась своего беспомощного положения, чувствовала шаткость и убогость своей внутренней жизни. Она отвернулась от мира. Она пыталась сделать так, чтобы с ней ничего не случилось, в этом случае ничто и не приносило ей вреда. Ее тело жило, но в душе она ощущала могильный мрак. К тому же Артур больше не интересовался даже ее телом. Она шла по жизни вяло и апатично, будто лунатик, и всякий раз умело скрывала за изящными манерами назревавший внутри нее гнев на мужа.
Однажды ей не удалось сдержаться.
У Грэхемов была своя десятиместная яхта в Монте-Карло, и обычно каждый июль они проводили на ее борту с несколькими друзьями, дрейфуя по Средиземному морю. Одной звездной ночью 1968 года вся компания сошла на берег в Каннах, чтобы пообедать в «Карлтоне», и Артур слишком много выпил там солодового виски «Лафроэг». Возвращаясь на баркасе с берега, он имел неосторожность сказать Сильване о том, что все считают, что она вышла за него замуж только из-за денег.
Сильвана (она была на обеде в зеленом платье без пояса) вскочила на ноги при этих словах, едва не опрокинув их баркас, и вскричала в гневе:
— Мой отец назвал тебя «пляжным юнцом», и в последнее время я все больше соглашаюсь с этой точкой зрения! А насчет твоих денег… Смотри: вот как они мне нужны!
С этими словами она сорвала свои изумрудные сережки и швырнула их за борт.
Наступила тягостная тишина. Но Сильвана на сделанном не успокоилась. Она сняла с себя изумрудный браслет и тоже кинула его в черные, расходящиеся кругами воды. Баркас почти коснулся борта яхты, когда Сильване удалось снять с пальца огромное обручальное кольцо с изумрудом.
Она подняла его к луне и звездам на вытянутой руке и спросила:
— Сколько ты заплатил за него, милый? — С этими словами кольцо было отправлено вслед за браслетом и сережками, а Сильвана победно засмеялась.
Один из гостей-мужчин схватил Артура в тот самый момент, когда он вскочил на ноги и собирался было броситься на Сильвану. Матрос, стоявший у штурвала, крикнул:
— Внимание!
В суматохе они чуть было не протаранили своим баркасом чье-то чужое судно, спокойно стоявшее на причале. Сильвана первой взобралась по веревочному трапу на борт их яхты. Не обращая никакого внимания на своих гостей, она сразу же устремилась в свою каюту, заперла дверь на ключ и стала отпирать свой сейф. Она была в таком возбуждении, что ей пришлось дважды набирать шифровую комбинацию цифр. Наконец сейф был открыт, и она осторожно вытащила оттуда зеленую шкатулку, обтянутую марокканской кожей. В шкатулке были ее драгоценности. Открыв дверь, она выбежала из каюты и помчалась по коридору обратно на палубу.
Взмахнув над головой жемчужным ожерельем, когда-то принадлежавшем Екатерине Великой, Сильвана крикнула:
— Сколько оно тебе стоило, Артур? — И с этими словами она швырнула, насколько могла, ожерелье далеко в воду.
На этот раз для того, чтобы удержать рвущегося Артура, понадобились усилия уже двух мужчин.
— А теперь, Артур:.. — торопливо и возбужденно говорила Сильвана, нашаривая пальцами очередное ювелирное украшение в шкатулке. — Подожди…
— Успокойся, Артур… В самом деле… Держи себя в руках, — увещевали ее мужа гости.
Бриллиантовое ожерелье взметнулось к звездам и затем упало в их водяное отражение.
— А это во сколько обошлось тебе, каро, а? — кричала Сильвана. На этот раз в ее руке оказалась целая горсть бриллиантовых брошей в виде звездочек эпохи королей Эдуардов.
С соседних яхт послышались заспанные голоса, которые умоляли о соблюдении тишины в вежливых тонах и не очень. А Сильвана — с удивительной скоростью и явным удовольствием — продолжала расшвыривать по темной воде серебряно-черного Средиземного моря свои драгоценности. Затем она демонстративно зевнула, потянулась и неспешно отправилась обратно в свою каюту. Ей было удивительно легко, а что касается души, то она просто ликовала — все накопленное за годы супружества унижение испарилось, как утренний морской туман.
Войдя в каюту, Сильвана на минуту задумалась, а потом заперла дверь на два поворота ключа. Возбуждение угасло, едва она присела на край кровати. Впервые в жизни она серьезно задумалась о том, чтобы оставить мужа. Впрочем, через минуту ей стало ясно, что это будет означать также вынужденное расставание со своим ребенком. Она знала, что адвокаты Артура всеми правдами и неправдами отвоюют у нее Лоренцу в пользу своего хозяина.
Незаметно для себя она завернулась в складки своего потрепанного зеленого платья и уснула, смирившись с мыслью о том, что ей, по всей видимости, придется продолжать жить этой пустой жизнью. О драгоценностях, которые осели в черных глубинах гавани, она даже не вспомнила.
В четыре часа утра в распоряжении Артура уже имелись двое профессиональных аквалангистов. Едва протрезвев, он сразу же бросился к телефону и набрал номер своего брокера в Нью-Йорке (там было всего десять часов вечера). Он поручил ему срочно поднять все бумаги о страховке драгоценностей и вообще провентилировать этот вопрос. Затем он поднял на ноги хозяина гавани, а заодно и мэра
Канн. Еще до той минуты, когда встало солнце, яхта Грэхемов уже была окружена канатным кордоном, немногочисленные зеваки, бывшие в те минуты на пристани, подумали, что кто-то утонул, и в течение сорока восьми часов удалось выловить из воды все до единой безделушки. Однако после того случая Сильвана не надевала ни одну из них, если не считать обручального кольца с изумрудом, и делала исключение только в тех случаях, когда Артур умолял ее об этом чуть ли не на коленях.
От своей бабки она унаследовала нитку изящного, но бесцветного жемчуга, выловленного еще в шестнадцатом веке. Ее-то она и перебирала меж пальцев в тот бледно-золотой день, сидя в библиотеке и подставляя лицо осеннему солнцу.
С того времени, как Лоренца покинула отчий дом, ее мать окончательно потеряла остаток жизненной энергии и одна не решалась смело смотреть в лицо жизни. Даже не осмеливалась спрашивать себя, почему она этого не делает. Что касается Лоренцы, то ей никогда не приходило в голову интересоваться тем, счастлива ли ее мама или нет. Ей достаточно было того, что она была жива-здорова.
Лежа на диване, обтянутом парчой, Лоренца подтянула к себе подушку и подложила ее под поясницу. В руках у нее был листок бумаги — отпечатанный на машинке список гостей, приглашенных на вечер, даваемый в честь дня рождения отца. Собственно, по этой же причине и она приехала домой, к родителям.
Лоренца бегло пробежала глазами длинный ряд фамилий.
— Господи, вы как будто специально подбираете самых скучных людей! Неужели там не будет никого, кто бы не относился к «Нэксусу»?! — Вдруг что-то привлекло ее внимание, и она пододвинула список ближе к лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191
Однажды ей не удалось сдержаться.
У Грэхемов была своя десятиместная яхта в Монте-Карло, и обычно каждый июль они проводили на ее борту с несколькими друзьями, дрейфуя по Средиземному морю. Одной звездной ночью 1968 года вся компания сошла на берег в Каннах, чтобы пообедать в «Карлтоне», и Артур слишком много выпил там солодового виски «Лафроэг». Возвращаясь на баркасе с берега, он имел неосторожность сказать Сильване о том, что все считают, что она вышла за него замуж только из-за денег.
Сильвана (она была на обеде в зеленом платье без пояса) вскочила на ноги при этих словах, едва не опрокинув их баркас, и вскричала в гневе:
— Мой отец назвал тебя «пляжным юнцом», и в последнее время я все больше соглашаюсь с этой точкой зрения! А насчет твоих денег… Смотри: вот как они мне нужны!
С этими словами она сорвала свои изумрудные сережки и швырнула их за борт.
Наступила тягостная тишина. Но Сильвана на сделанном не успокоилась. Она сняла с себя изумрудный браслет и тоже кинула его в черные, расходящиеся кругами воды. Баркас почти коснулся борта яхты, когда Сильване удалось снять с пальца огромное обручальное кольцо с изумрудом.
Она подняла его к луне и звездам на вытянутой руке и спросила:
— Сколько ты заплатил за него, милый? — С этими словами кольцо было отправлено вслед за браслетом и сережками, а Сильвана победно засмеялась.
Один из гостей-мужчин схватил Артура в тот самый момент, когда он вскочил на ноги и собирался было броситься на Сильвану. Матрос, стоявший у штурвала, крикнул:
— Внимание!
В суматохе они чуть было не протаранили своим баркасом чье-то чужое судно, спокойно стоявшее на причале. Сильвана первой взобралась по веревочному трапу на борт их яхты. Не обращая никакого внимания на своих гостей, она сразу же устремилась в свою каюту, заперла дверь на ключ и стала отпирать свой сейф. Она была в таком возбуждении, что ей пришлось дважды набирать шифровую комбинацию цифр. Наконец сейф был открыт, и она осторожно вытащила оттуда зеленую шкатулку, обтянутую марокканской кожей. В шкатулке были ее драгоценности. Открыв дверь, она выбежала из каюты и помчалась по коридору обратно на палубу.
Взмахнув над головой жемчужным ожерельем, когда-то принадлежавшем Екатерине Великой, Сильвана крикнула:
— Сколько оно тебе стоило, Артур? — И с этими словами она швырнула, насколько могла, ожерелье далеко в воду.
На этот раз для того, чтобы удержать рвущегося Артура, понадобились усилия уже двух мужчин.
— А теперь, Артур:.. — торопливо и возбужденно говорила Сильвана, нашаривая пальцами очередное ювелирное украшение в шкатулке. — Подожди…
— Успокойся, Артур… В самом деле… Держи себя в руках, — увещевали ее мужа гости.
Бриллиантовое ожерелье взметнулось к звездам и затем упало в их водяное отражение.
— А это во сколько обошлось тебе, каро, а? — кричала Сильвана. На этот раз в ее руке оказалась целая горсть бриллиантовых брошей в виде звездочек эпохи королей Эдуардов.
С соседних яхт послышались заспанные голоса, которые умоляли о соблюдении тишины в вежливых тонах и не очень. А Сильвана — с удивительной скоростью и явным удовольствием — продолжала расшвыривать по темной воде серебряно-черного Средиземного моря свои драгоценности. Затем она демонстративно зевнула, потянулась и неспешно отправилась обратно в свою каюту. Ей было удивительно легко, а что касается души, то она просто ликовала — все накопленное за годы супружества унижение испарилось, как утренний морской туман.
Войдя в каюту, Сильвана на минуту задумалась, а потом заперла дверь на два поворота ключа. Возбуждение угасло, едва она присела на край кровати. Впервые в жизни она серьезно задумалась о том, чтобы оставить мужа. Впрочем, через минуту ей стало ясно, что это будет означать также вынужденное расставание со своим ребенком. Она знала, что адвокаты Артура всеми правдами и неправдами отвоюют у нее Лоренцу в пользу своего хозяина.
Незаметно для себя она завернулась в складки своего потрепанного зеленого платья и уснула, смирившись с мыслью о том, что ей, по всей видимости, придется продолжать жить этой пустой жизнью. О драгоценностях, которые осели в черных глубинах гавани, она даже не вспомнила.
В четыре часа утра в распоряжении Артура уже имелись двое профессиональных аквалангистов. Едва протрезвев, он сразу же бросился к телефону и набрал номер своего брокера в Нью-Йорке (там было всего десять часов вечера). Он поручил ему срочно поднять все бумаги о страховке драгоценностей и вообще провентилировать этот вопрос. Затем он поднял на ноги хозяина гавани, а заодно и мэра
Канн. Еще до той минуты, когда встало солнце, яхта Грэхемов уже была окружена канатным кордоном, немногочисленные зеваки, бывшие в те минуты на пристани, подумали, что кто-то утонул, и в течение сорока восьми часов удалось выловить из воды все до единой безделушки. Однако после того случая Сильвана не надевала ни одну из них, если не считать обручального кольца с изумрудом, и делала исключение только в тех случаях, когда Артур умолял ее об этом чуть ли не на коленях.
От своей бабки она унаследовала нитку изящного, но бесцветного жемчуга, выловленного еще в шестнадцатом веке. Ее-то она и перебирала меж пальцев в тот бледно-золотой день, сидя в библиотеке и подставляя лицо осеннему солнцу.
С того времени, как Лоренца покинула отчий дом, ее мать окончательно потеряла остаток жизненной энергии и одна не решалась смело смотреть в лицо жизни. Даже не осмеливалась спрашивать себя, почему она этого не делает. Что касается Лоренцы, то ей никогда не приходило в голову интересоваться тем, счастлива ли ее мама или нет. Ей достаточно было того, что она была жива-здорова.
Лежа на диване, обтянутом парчой, Лоренца подтянула к себе подушку и подложила ее под поясницу. В руках у нее был листок бумаги — отпечатанный на машинке список гостей, приглашенных на вечер, даваемый в честь дня рождения отца. Собственно, по этой же причине и она приехала домой, к родителям.
Лоренца бегло пробежала глазами длинный ряд фамилий.
— Господи, вы как будто специально подбираете самых скучных людей! Неужели там не будет никого, кто бы не относился к «Нэксусу»?! — Вдруг что-то привлекло ее внимание, и она пододвинула список ближе к лицу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191