ГОЛУБЫЕ ПЕСКИ.
Роман.
Посвящ. Анне Весниной.
Книга первая. Корабельная вольница.
I.
Была монета старая - в наш царев пятак объемом. Косо к одному боку
давили друг дружку буковки - "2 копейки. - 1798, е. м.", а на обороте
широкое жирное "П" втискивало в себя - "I". А над "П" - корона, которых
теперь в России нет. Меди монета темной как чугун.
В Перми, рассказывают, много раньше таких монет водилось.
Только одну вот эту монетку перевез сюда на Иртыш переселенный чело-
век Кирилл Михеич Качанов. Да еще лапти, кошель сухарей.
Церквей в Павлодаре - три. Две из них выстроил Кирилл Михеич, а
третья выбита была во времена царя с темной монетки (у церквей своя ис-
тория - дальше).
Сволочь разную казацкую Кирилл Михеич не уважал, а женился на казачке
Фиозе Семеновне Савицкой из станицы Лебяжьей. И была с этой Фиозой Семе-
новной тоже своя история.
Кирпича киргиз делать не умеет. Киргиз - что трава на косьбу. Выстро-
ил кирпичные заводы Кирилл Михеич.
Бороду носил карандашиком, волос любил человеческий, не звериный -
гладкий.
А телу летом в Павлограде тепло. Из степи пахнущая арбузами розовая
пыль, из города - голубоватая. Дома - больше деревянные, церковь разве в
камне (но у церквей своя история - дальше).
И у каждого человека своя история. Свое счастье.
У монеты своя история. Свое счастье.
И как неразменная золотая монета - солнце. И как стерляди - острогор-
бы и зубчаты крытые тесом дома. И степь, как Иртыш - голубой и розовый
зверь.
На монету ли, на руку тугожильную шло счастье?
---------------
Счастье мое - день прошедший!
Радость, любовь моя - Иртыш голубой и розовый.
---------------
Хотел Кирилл Михеич бросить папироску в пепельницу, - но очутилась
она на полу, и широкая его ступня ядовито пепел по половику растащила.
По темно-вишневому половику - седая полоска.
А жена, Фиоза Семеновна, - даже и этого не заметила. Уткнулась, - ка-
зачья кровь - упрямая, - уткнулась напудренными ноздрями в подушку, пла-
чет.
Кирилл Михеич тоже, может быть, плакать хочет! Чорт знает, что такое!
Повел пальцами по ребрам, кашлянул.
Плачет.
Стукнул казанками в ладонь, прокричал:
- Перестань! Перестань, говорю!..
Плачет.
- Все вы на один бизмен: наблудила и в угол. Орать. Кошки паршивые,
весну нашли... Любовников заводить...
Еще громче захныкала подушка. Шея покраснела, а юбка, вскинувшаяся -
показала розоватую ногу за чулком...
Побывал в кабинете Кирилл Михеич. Посидел на стуле, помял записку от
фельдшера. Эх, чорт бы вас драл - чего человеку не хватает! Все бабы
одинаковы: как листья весной - липнут.
Надел Кирилл Михеич шляпу и как был в тиковых подштанниках с алыми
прожилками, в голубой ситцевой рубахе, - так и отправился. Так, всегда,
носил сюртук и брюки на выпуск, но исподнее любил пермских родных мест и
в цвета - поярче.
Дворяне жен изменниц всегда в сюртуках бранят и в таком виде убийства
совершают. А мужик должен жену бить и ругать в рубахе и портках, - чтобы
страшный дух, воспалительный, от тела шел.
Надо бы дать Фиозе в зубы!
Неудобно: подрядчик он на весь уезд - и жену, как ратник 2 разряда,
бьет. Драться неудобно. И опять: письмо, Господи, да мало ли любовных
бумаг еще страшнее бывает? Здесь, что ж, на ответное использование по-
дозрительности нету.
"Любезная и дорогая Фиоза Семеновна! Раз сердце ваше в огне, потруди-
тесь вручителю сего подать ваше письменное согласие на ранде-ву в моей
квартире в какие угодно времена"...
Михей Поликарпыч обитал позади флигелька, рядом с пимокатной. А как
выходил сын из флигеля, - шваркали по щебню опорки, с-под угла показыва-
лась хитрая и густая, как серый валенок, бороденка, и словно клок черной
шерсти губы закатанные.
- Аль заказ опять? Везет тебе...
Хотел-было сунуть бумажку в карман: оказывается, в подштанниках вы-
шел. Скомкал бумажку меж пальцев.
- Час который?
- Час, парень, девятай... Девятай, обязательно.
Осмотрел стройку, глыбы плотного алого кирпича. Ямы кисловато-пахну-
щей хлебом известки. Жирные телесного цвета сутунки - огромные гладкие
рыбы у кирпичных яров-стен.
- Опять каменщиков нету? Прибавил ведь поденщину, какого лешака
еще?..
Поликарпыч заложил руки на хребет, бороденку повел к плечу, ответил
ругательно:
- Паскуда, а не каменщик. Рази в наше время такой каменьщик был?..
Етова народа прибавкой не сдержишь. Очень просто - паскуда, гнилушка.
Отправились, сынок, на пристань к Иртышу. Пароход пришол - "Андрей Пер-
возванный" человека с фронтов привез - всю правду рассказывает. Комиссар
по фамильи.
- Комиссар не фамиль, а чин.
- Ну? Ловко! О-о, что значит царя-то нету. Какие чины-то придумали.
- Какой комиссар-то приехал, батя? Фамилью не сказывали?
- Вот и есть фамилья - комиссар. А, между прочих, сказывают - забас-
товку устроим. В знак любвей, это про комиссара-то. Валяй, говорю, раз
уж на то пошло. И устроят, сынок. А, мобыть, грит, и на работу придем -
вечером. Как там - пароход.
Старик присел рядом на бревно и стал длинно, прерываясь кашлем, расс-
казывать о своих болезнях. Кирилл Михеич, не слушая его, смотрел на пол-
зущие выше досчатого забора в сухое и зеленоватое небо емкие и звонкие
стены постройки. На ворота опустилась сорока, колыхая хвостом, устало
крикнула.
Кирилл Михеич прервал:
- Мальченка от фершала не приходил?
- Где мне видеть! Я в каморе все. А тебе его куды?
- Гони в шею, коли увидишь.
- Выгоню. Аль украл что?
Кирилл Михеич пнул ногой кирпич.
- И фершала гони, коли припрется. Прямо крой поленом - на мою голову.
Шляются, нюхальщики!..
Старик хило вздохнул, повел по бревну руками. Соскабливая щепочкой
смолу, пробормотал:
- Ладно... Ета можна.
Кирилл Михеич спросил торопливо:
- Краски, не знаешь, где купить? Коли еще воевать будут, не найдешь и
в помине. Внутри под дуб надо, а крышу испанской зеленью...
Мимо постройки, улицей, низко раскидывая широкий шаг, прошли верблю-
ды, нагруженные солью. Золотисто-розовая пыль плескалась как фай, пух-
ло-жарко оседала у ограды.
Потом Кирилл Михеич был у архитектора Шмуро.
Архитектор - прямой и бритый (даже брови сбривал) - носил пробковый
шлем, парусиновые штаны и читал Киплинга. Он любил рассказывать про Анг-
лию, хотя там и не был.
Архитектор, сдвинув шлем на затылок, шагал из угла в угол, курил
трубку и говорил:
- Немцы - народ механический. Главная их цель - мировая гегемония, -
как на суше, так и на море. В англичанах же... тут - мысль!.. Разум! На-
ука! Сила...
И пока он вытряхивал табак, Кирилл Михеич спросил:
- Как насчет подрядов-то, Егор Максимыч?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Роман.
Посвящ. Анне Весниной.
Книга первая. Корабельная вольница.
I.
Была монета старая - в наш царев пятак объемом. Косо к одному боку
давили друг дружку буковки - "2 копейки. - 1798, е. м.", а на обороте
широкое жирное "П" втискивало в себя - "I". А над "П" - корона, которых
теперь в России нет. Меди монета темной как чугун.
В Перми, рассказывают, много раньше таких монет водилось.
Только одну вот эту монетку перевез сюда на Иртыш переселенный чело-
век Кирилл Михеич Качанов. Да еще лапти, кошель сухарей.
Церквей в Павлодаре - три. Две из них выстроил Кирилл Михеич, а
третья выбита была во времена царя с темной монетки (у церквей своя ис-
тория - дальше).
Сволочь разную казацкую Кирилл Михеич не уважал, а женился на казачке
Фиозе Семеновне Савицкой из станицы Лебяжьей. И была с этой Фиозой Семе-
новной тоже своя история.
Кирпича киргиз делать не умеет. Киргиз - что трава на косьбу. Выстро-
ил кирпичные заводы Кирилл Михеич.
Бороду носил карандашиком, волос любил человеческий, не звериный -
гладкий.
А телу летом в Павлограде тепло. Из степи пахнущая арбузами розовая
пыль, из города - голубоватая. Дома - больше деревянные, церковь разве в
камне (но у церквей своя история - дальше).
И у каждого человека своя история. Свое счастье.
У монеты своя история. Свое счастье.
И как неразменная золотая монета - солнце. И как стерляди - острогор-
бы и зубчаты крытые тесом дома. И степь, как Иртыш - голубой и розовый
зверь.
На монету ли, на руку тугожильную шло счастье?
---------------
Счастье мое - день прошедший!
Радость, любовь моя - Иртыш голубой и розовый.
---------------
Хотел Кирилл Михеич бросить папироску в пепельницу, - но очутилась
она на полу, и широкая его ступня ядовито пепел по половику растащила.
По темно-вишневому половику - седая полоска.
А жена, Фиоза Семеновна, - даже и этого не заметила. Уткнулась, - ка-
зачья кровь - упрямая, - уткнулась напудренными ноздрями в подушку, пла-
чет.
Кирилл Михеич тоже, может быть, плакать хочет! Чорт знает, что такое!
Повел пальцами по ребрам, кашлянул.
Плачет.
Стукнул казанками в ладонь, прокричал:
- Перестань! Перестань, говорю!..
Плачет.
- Все вы на один бизмен: наблудила и в угол. Орать. Кошки паршивые,
весну нашли... Любовников заводить...
Еще громче захныкала подушка. Шея покраснела, а юбка, вскинувшаяся -
показала розоватую ногу за чулком...
Побывал в кабинете Кирилл Михеич. Посидел на стуле, помял записку от
фельдшера. Эх, чорт бы вас драл - чего человеку не хватает! Все бабы
одинаковы: как листья весной - липнут.
Надел Кирилл Михеич шляпу и как был в тиковых подштанниках с алыми
прожилками, в голубой ситцевой рубахе, - так и отправился. Так, всегда,
носил сюртук и брюки на выпуск, но исподнее любил пермских родных мест и
в цвета - поярче.
Дворяне жен изменниц всегда в сюртуках бранят и в таком виде убийства
совершают. А мужик должен жену бить и ругать в рубахе и портках, - чтобы
страшный дух, воспалительный, от тела шел.
Надо бы дать Фиозе в зубы!
Неудобно: подрядчик он на весь уезд - и жену, как ратник 2 разряда,
бьет. Драться неудобно. И опять: письмо, Господи, да мало ли любовных
бумаг еще страшнее бывает? Здесь, что ж, на ответное использование по-
дозрительности нету.
"Любезная и дорогая Фиоза Семеновна! Раз сердце ваше в огне, потруди-
тесь вручителю сего подать ваше письменное согласие на ранде-ву в моей
квартире в какие угодно времена"...
Михей Поликарпыч обитал позади флигелька, рядом с пимокатной. А как
выходил сын из флигеля, - шваркали по щебню опорки, с-под угла показыва-
лась хитрая и густая, как серый валенок, бороденка, и словно клок черной
шерсти губы закатанные.
- Аль заказ опять? Везет тебе...
Хотел-было сунуть бумажку в карман: оказывается, в подштанниках вы-
шел. Скомкал бумажку меж пальцев.
- Час который?
- Час, парень, девятай... Девятай, обязательно.
Осмотрел стройку, глыбы плотного алого кирпича. Ямы кисловато-пахну-
щей хлебом известки. Жирные телесного цвета сутунки - огромные гладкие
рыбы у кирпичных яров-стен.
- Опять каменщиков нету? Прибавил ведь поденщину, какого лешака
еще?..
Поликарпыч заложил руки на хребет, бороденку повел к плечу, ответил
ругательно:
- Паскуда, а не каменщик. Рази в наше время такой каменьщик был?..
Етова народа прибавкой не сдержишь. Очень просто - паскуда, гнилушка.
Отправились, сынок, на пристань к Иртышу. Пароход пришол - "Андрей Пер-
возванный" человека с фронтов привез - всю правду рассказывает. Комиссар
по фамильи.
- Комиссар не фамиль, а чин.
- Ну? Ловко! О-о, что значит царя-то нету. Какие чины-то придумали.
- Какой комиссар-то приехал, батя? Фамилью не сказывали?
- Вот и есть фамилья - комиссар. А, между прочих, сказывают - забас-
товку устроим. В знак любвей, это про комиссара-то. Валяй, говорю, раз
уж на то пошло. И устроят, сынок. А, мобыть, грит, и на работу придем -
вечером. Как там - пароход.
Старик присел рядом на бревно и стал длинно, прерываясь кашлем, расс-
казывать о своих болезнях. Кирилл Михеич, не слушая его, смотрел на пол-
зущие выше досчатого забора в сухое и зеленоватое небо емкие и звонкие
стены постройки. На ворота опустилась сорока, колыхая хвостом, устало
крикнула.
Кирилл Михеич прервал:
- Мальченка от фершала не приходил?
- Где мне видеть! Я в каморе все. А тебе его куды?
- Гони в шею, коли увидишь.
- Выгоню. Аль украл что?
Кирилл Михеич пнул ногой кирпич.
- И фершала гони, коли припрется. Прямо крой поленом - на мою голову.
Шляются, нюхальщики!..
Старик хило вздохнул, повел по бревну руками. Соскабливая щепочкой
смолу, пробормотал:
- Ладно... Ета можна.
Кирилл Михеич спросил торопливо:
- Краски, не знаешь, где купить? Коли еще воевать будут, не найдешь и
в помине. Внутри под дуб надо, а крышу испанской зеленью...
Мимо постройки, улицей, низко раскидывая широкий шаг, прошли верблю-
ды, нагруженные солью. Золотисто-розовая пыль плескалась как фай, пух-
ло-жарко оседала у ограды.
Потом Кирилл Михеич был у архитектора Шмуро.
Архитектор - прямой и бритый (даже брови сбривал) - носил пробковый
шлем, парусиновые штаны и читал Киплинга. Он любил рассказывать про Анг-
лию, хотя там и не был.
Архитектор, сдвинув шлем на затылок, шагал из угла в угол, курил
трубку и говорил:
- Немцы - народ механический. Главная их цель - мировая гегемония, -
как на суше, так и на море. В англичанах же... тут - мысль!.. Разум! На-
ука! Сила...
И пока он вытряхивал табак, Кирилл Михеич спросил:
- Как насчет подрядов-то, Егор Максимыч?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47