Мозг Люгона ничего не заподозрит. Он будет считать, что Регелла наконец отважилась действовать по его инструкциям.
Я взглянул на экран. Чудовищный червяк принял бледно-розовую окраску. Он свернулся, как змея. Арион, весь в напряжении, вытирает вспотевший лоб, затем, решившись, рывком приподнимает тумблер. Но его рука не покидает рычажок. На лице отчаянная решимость.
Гусеница резво задвигалась и поползла прямиком к эликону. Но едва она достигла участка с полегшей травой, как Арион, не колеблясь, воссоздает поле вновь. Туловище твари распластывается тонким листом. Наши головы захлестывает волна невыносимой боли. Регелла испускает протяжный жуткий крик. Он продолжается всего несколько секунд… не дольше высвета молнии, но производит страшное, выворачивающее душу впечатление. Потом все стихает.
Вновь буквально взвыла Регелла:
— Он пропал… исчез…
Понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Подхожу к Регелле. Она лишилась чувств. Мы покидаем эликон в полном космическом снаряжении и подбираемся к гусенице, все еще расплющенной силовым полем. Естественно, Регеллы с нами нет. Я предпочел оставить ее в астролете, тщательно привязанной к кушетке: опасаюсь новой агрессии со стороны этой штуки.
Между тем выясняется, что, несмотря на чудовищное давление, гусеница все еще жива. Только вот раскатана по поверхности, как это бывает с тестом, по которому прошлись скалкой.
— Но жива, бестия!
— Похоже, уничтожить ее невозможно, — удрученно шепчет Арион.
— Не обязательно… Она успешно выдержала все наши попытки сделать это потому, что не имеет строго фиксированной формы, иначе говоря, может принять любую из них.
— Но уцелеть после взрыва роботов-ликвидаторов, это-то как возможно?
— А почему бы и нет… она ведь могла нейтрализовать взрыв, впитав в себя всю выделившуюся при этом энергию.
— Смотри, она вгрызается в почву!
Действительно… мало-помалу гусеница начинает погружаться в грунт. Но это ничего не меняет в ситуации, поскольку придавливающее ее поле движется вместе с ней. До чего все же необычный природный феномен! Дух захватывает при мысли, что эту студенистую массу смог оживить, привести в движение и даже расчленить мозг Люгона. Она предстает каким-то порывом жизненной силы, побуждаемым неуемным стремлением достичь высших стадий эволюции. Этакая форма жизни, наделенная разумом в чистом состоянии и лишенная средств самовыражения. Другими словами, душа, развившаяся вне туловища, обладающая сугубо психическими свойствами, которые она использовала для того, чтобы добывать пищу и обеспечивать свое развитие. Своеобразное существо в эмбриональном состоянии, обреченное обстоятельствами на первичный жизненный цикл. Некий интеллект без способности рассуждать. Особый процесс на строго клеточном уровне, запущенный Природой наверняка в каких-то других целях. Неслыханная всепоглощающая сила, обреченная, однако, на порочный круг негативного роста. Необыкновенное существо, которое, конечно, не могло обрести в поглощаемой им фауне джунглей носителей так не хватавшего ему творческого начала. Люгон оказался первым, кто открыл ему эти возможности.
Арион хватает меня за руки и долго не отпускает.
— Эльвер, ты, видимо, нашел единственно возможное решение проблемы ликвидации этого монстра. Мы сможем разделаться с ним, только уморив голодом.
— Будем надеяться.
— Как только взлетим, я тебе развяжу, Регелла.
Она улыбается в знак благодарности. Видно, что она по-прежнему испытывает тревогу, но теперь реагирует на ситуацию вполне достойно и мужественно.
— Люгон погиб?
— Его мозг, несомненно, раздавлен, но сама гусеница все еще жива.
Сняв защитное поле, устремляю эликон ввысь. Мускулы распластанной гусеницы немедленно сокращаются, но принять первоначальную форму ей не удается. Тогда она свертывается в клубок и набухает ярко-красным цветом. Дергается в судорожных конвульсиях.
— Интересно, вернется ли это чудище на холм? — бросает Арион.
Нет… тварь и не помышляет удрать с этого места. Более того, вроде бы даже успокаивается. Ее все реже передергивает, окраска становится менее агрессивной. Кажется, что она дышит, раздувается и опадает в затухающем ритме.
К ней подходит какой-то мелкий зверек с продолговатой мордочкой и начинает с любопытством обнюхивать. Сначала шар не реагирует, но затем вновь обретает вид студенистой массы. Потом резко раздувается, накрывая животное пузырем молочного цвета.
Мы не в силах оторваться от экрана, впившись глазами в происходящее ужасное действо. Зверек, похоже, начинает растворяться. Он даже не пытается как-то противиться этому… Вся сцена длится не более чем несколько минут. Желеобразный шар съеживается в глубине выемки, которую он для себя перед этим соорудил. Лишенный мозга, который какое-то время обеспечивал автономное существование, он теперь притаился в ожидании добычи — точь-в-точь как его прародитель-монстр.
— Вот так мы сами создали второй очаг этой мерзости, — в сердцах комментирует положение Арион.
— Да, но детеныш не обладает той психической мощью, что породившее его существо.
Действительно, зверька, судя па всему, ничто насильно не влекло к этому студню. Просто подталкиваемый роковой для него любознательностью, он решил принюхаться к этой штуке.
Арион покинул нас, вернувшись в лагерь по воздуху с помощью заплечного эликавто. Я тем временем освободил от пут Регеллу. Здесь, высоко в атмосфере, она вне досягаемости назойливых домоганий-призывов этой штуки . Я вышел на оговоренные с Арионом позиции и дожидаюсь, пока три остальных эликона не присоединятся ко мне.
— Это ведь был Люгон, не так ли? Ты его слышал точно так же, как сейчас воспринимаешь меня, верно?
— Все так… но теперь тебе не придется более его опасаться.
— Очевидно, но зато остаются другие.
— Ардан… и пилоты летающих модулей?
— Именно.
— Но мы уже научились справляться с ними.
— А что, если мы улетим далеко-далеко, Эльвер? Как ты считаешь, сохранится ли у меня это наваждение?
— Потребность воссоединиться с этой штукой наверняка осталась бы в тебе, Регелла. Сейчас ты успешно противостоишь этому зову только потому, что находишься рядом со мной. Но, окажись ты в одиночестве, долго тебе не продержаться.
— Совсем одной?
Она порывисто берет меня за руку.
— Но мне совсем не хочется очутиться в изоляции, Эльвер… Я не желаю с тобой расставаться.
От волнения у меня подкашиваются ноги… блаженное состояние. Но я все же вынужден поправить ее:
— Знаешь что, Регелла, в конечном счете все кончается тем, что остаешься наедине с самим собой, даже живя в обществе.
У меня в голове есть еще немало чего добавить к сказанному, но мои излияния неожиданно прерваны сухим треском динамика в командном отсеке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Я взглянул на экран. Чудовищный червяк принял бледно-розовую окраску. Он свернулся, как змея. Арион, весь в напряжении, вытирает вспотевший лоб, затем, решившись, рывком приподнимает тумблер. Но его рука не покидает рычажок. На лице отчаянная решимость.
Гусеница резво задвигалась и поползла прямиком к эликону. Но едва она достигла участка с полегшей травой, как Арион, не колеблясь, воссоздает поле вновь. Туловище твари распластывается тонким листом. Наши головы захлестывает волна невыносимой боли. Регелла испускает протяжный жуткий крик. Он продолжается всего несколько секунд… не дольше высвета молнии, но производит страшное, выворачивающее душу впечатление. Потом все стихает.
Вновь буквально взвыла Регелла:
— Он пропал… исчез…
Понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Подхожу к Регелле. Она лишилась чувств. Мы покидаем эликон в полном космическом снаряжении и подбираемся к гусенице, все еще расплющенной силовым полем. Естественно, Регеллы с нами нет. Я предпочел оставить ее в астролете, тщательно привязанной к кушетке: опасаюсь новой агрессии со стороны этой штуки.
Между тем выясняется, что, несмотря на чудовищное давление, гусеница все еще жива. Только вот раскатана по поверхности, как это бывает с тестом, по которому прошлись скалкой.
— Но жива, бестия!
— Похоже, уничтожить ее невозможно, — удрученно шепчет Арион.
— Не обязательно… Она успешно выдержала все наши попытки сделать это потому, что не имеет строго фиксированной формы, иначе говоря, может принять любую из них.
— Но уцелеть после взрыва роботов-ликвидаторов, это-то как возможно?
— А почему бы и нет… она ведь могла нейтрализовать взрыв, впитав в себя всю выделившуюся при этом энергию.
— Смотри, она вгрызается в почву!
Действительно… мало-помалу гусеница начинает погружаться в грунт. Но это ничего не меняет в ситуации, поскольку придавливающее ее поле движется вместе с ней. До чего все же необычный природный феномен! Дух захватывает при мысли, что эту студенистую массу смог оживить, привести в движение и даже расчленить мозг Люгона. Она предстает каким-то порывом жизненной силы, побуждаемым неуемным стремлением достичь высших стадий эволюции. Этакая форма жизни, наделенная разумом в чистом состоянии и лишенная средств самовыражения. Другими словами, душа, развившаяся вне туловища, обладающая сугубо психическими свойствами, которые она использовала для того, чтобы добывать пищу и обеспечивать свое развитие. Своеобразное существо в эмбриональном состоянии, обреченное обстоятельствами на первичный жизненный цикл. Некий интеллект без способности рассуждать. Особый процесс на строго клеточном уровне, запущенный Природой наверняка в каких-то других целях. Неслыханная всепоглощающая сила, обреченная, однако, на порочный круг негативного роста. Необыкновенное существо, которое, конечно, не могло обрести в поглощаемой им фауне джунглей носителей так не хватавшего ему творческого начала. Люгон оказался первым, кто открыл ему эти возможности.
Арион хватает меня за руки и долго не отпускает.
— Эльвер, ты, видимо, нашел единственно возможное решение проблемы ликвидации этого монстра. Мы сможем разделаться с ним, только уморив голодом.
— Будем надеяться.
— Как только взлетим, я тебе развяжу, Регелла.
Она улыбается в знак благодарности. Видно, что она по-прежнему испытывает тревогу, но теперь реагирует на ситуацию вполне достойно и мужественно.
— Люгон погиб?
— Его мозг, несомненно, раздавлен, но сама гусеница все еще жива.
Сняв защитное поле, устремляю эликон ввысь. Мускулы распластанной гусеницы немедленно сокращаются, но принять первоначальную форму ей не удается. Тогда она свертывается в клубок и набухает ярко-красным цветом. Дергается в судорожных конвульсиях.
— Интересно, вернется ли это чудище на холм? — бросает Арион.
Нет… тварь и не помышляет удрать с этого места. Более того, вроде бы даже успокаивается. Ее все реже передергивает, окраска становится менее агрессивной. Кажется, что она дышит, раздувается и опадает в затухающем ритме.
К ней подходит какой-то мелкий зверек с продолговатой мордочкой и начинает с любопытством обнюхивать. Сначала шар не реагирует, но затем вновь обретает вид студенистой массы. Потом резко раздувается, накрывая животное пузырем молочного цвета.
Мы не в силах оторваться от экрана, впившись глазами в происходящее ужасное действо. Зверек, похоже, начинает растворяться. Он даже не пытается как-то противиться этому… Вся сцена длится не более чем несколько минут. Желеобразный шар съеживается в глубине выемки, которую он для себя перед этим соорудил. Лишенный мозга, который какое-то время обеспечивал автономное существование, он теперь притаился в ожидании добычи — точь-в-точь как его прародитель-монстр.
— Вот так мы сами создали второй очаг этой мерзости, — в сердцах комментирует положение Арион.
— Да, но детеныш не обладает той психической мощью, что породившее его существо.
Действительно, зверька, судя па всему, ничто насильно не влекло к этому студню. Просто подталкиваемый роковой для него любознательностью, он решил принюхаться к этой штуке.
Арион покинул нас, вернувшись в лагерь по воздуху с помощью заплечного эликавто. Я тем временем освободил от пут Регеллу. Здесь, высоко в атмосфере, она вне досягаемости назойливых домоганий-призывов этой штуки . Я вышел на оговоренные с Арионом позиции и дожидаюсь, пока три остальных эликона не присоединятся ко мне.
— Это ведь был Люгон, не так ли? Ты его слышал точно так же, как сейчас воспринимаешь меня, верно?
— Все так… но теперь тебе не придется более его опасаться.
— Очевидно, но зато остаются другие.
— Ардан… и пилоты летающих модулей?
— Именно.
— Но мы уже научились справляться с ними.
— А что, если мы улетим далеко-далеко, Эльвер? Как ты считаешь, сохранится ли у меня это наваждение?
— Потребность воссоединиться с этой штукой наверняка осталась бы в тебе, Регелла. Сейчас ты успешно противостоишь этому зову только потому, что находишься рядом со мной. Но, окажись ты в одиночестве, долго тебе не продержаться.
— Совсем одной?
Она порывисто берет меня за руку.
— Но мне совсем не хочется очутиться в изоляции, Эльвер… Я не желаю с тобой расставаться.
От волнения у меня подкашиваются ноги… блаженное состояние. Но я все же вынужден поправить ее:
— Знаешь что, Регелла, в конечном счете все кончается тем, что остаешься наедине с самим собой, даже живя в обществе.
У меня в голове есть еще немало чего добавить к сказанному, но мои излияния неожиданно прерваны сухим треском динамика в командном отсеке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31