Я в отчаянии покачал головой. Сплошной туман и мрак!
— Подожди… Мы о чем говорим-то? О том вечере, двадцатого мая, верно?
— О чем же еще? — с презрительным удивлением отозвалась Нина.
— Ну вот… Ты прямо из кино пошла к институту, верно? И по дороге позвонила в лабораторию? Примерно в половине одиннадцатого?
— Да…
— А кто тебе ответил?
— Никто. Но я звонила из автомата на углу Гоголевской, так что все равно пошла к институту.
— Как — все равно? — удивился я. — Зачем же тебе было идти, раз никто не ответил?
Нина помолчала, глядя на меня как-то странно.
— Я понимаю, — сказала она наконец, — тебя больше устроило бы, если б я пошла по другой улице… Но уж так получилось, что поделаешь… не повезло тебе.
Она вдруг резко отвернулась от меня и достала из сумки носовой платок. Я с изумлением и страхом увидел, что она осторожно прикладывает уголок платка то к одному, то к другому глазу, а плечи ее слегка вздрагивают. Я вообще ужасно боюсь слез! А что Нина может плакать, я бы и не поверил никогда.
— Нин, родной, да не плачь ты! — жалобно заговорил я. — А то я сам, того гляди, разревусь! Ну, Нин, очень тебя прошу!..
Я обнял Нину за плечи и осторожно повернул лицом к себе.
— Все же ты чудо природы! — с искренним восхищением сказал я. — Первый раз в жизни вижу девушку, которой даже слезы к лицу!
И тут Нина расплакалась по-настоящему! Она уткнулась лицом мне в грудь и вся затряслась от рыданий.
— Боря, Боря! — прерывисто говорила она, глотая слезы. — Я совершенно ничего не понимаю! Я не могу поверить, что это ты так ведешь себя… это так на тебя непохоже!..
Я совсем уж обалдел и слова не мог выговорить.
— Я никогда не поверила бы, никогда, никому, ни за что, — говорила Нина сквозь слезы, — если б ты сам не сказал…
«Бред какой-то! — в ужасе подумал я. — Все навыворот!»
— Да что же я такое сказал? — с трудом выговорил я наконец.
— Ты же знаешь! — Нина выпрямилась и начала старательно вытирать слезы; теперь она не выглядела красивой: лицо осунулось, глаза покраснели… — С самого начала… и теперь… молчание, ложь, какие-то нелепые выкрутасы… Боря, ну скажи мне, что случилось? Что с тобой случилось?! — Она схватила меня за руки и глядела мне прямо в глаза.
Я безнадежно пожал плечами.
— Ниночка, ну поверь мне: я даже догадаться не могу, о чем ты говоришь и в чем меня упрекаешь. Я только знаю, что перед тобой ни в чем не виноват.
— Ты, должно быть, с ума сошел! — тихо, с ужасом сказала Нина. — Ведь ты же видишь, что я знаю … Хоть теперь-то перестань ломать комедию!.. Зачем ты со мной так… Да что бы ты ни сделал, я…
Наверное, я слишком устал от всей этой путаницы. Моя растерянность внезапно сменилась полнейшим спокойствием.
— Нина, хватит намеков и недомолвок, — сказал я трезво. — Так мы совсем измучаем друг друга и ни к чему не придем. Ответь мне только на один вопрос: в лаборатории был кто-нибудь… ну, кроме Аркадия, конечно?
Нина тоже перестала плакать и ответила мне совершенно спокойно, с оттенком презрения:
— Конечно, был! Уж ты-то знаешь, что был!
— Подожди, Нина, не торопись, — попросил я. — Допусти все же, что я не знаю. Можешь ты мне серьезно и спокойно ответить: кто это был? Кого ты видела?
— Могу. Если ты хочешь, могу, — печально и безнадежно сказала Нина. — Пожалуйста!
— Так кто же? — настаивал я.
— Ты! Ты сам, — четко ответила Нина. — Ты хочешь сказать, что не знал этого?
У меня все поплыло перед глазами, но я держался.
— Ниночка, подожди. Спокойно. Я там не был. Я был весь вечер в библиотеке, я же тебе говорил.
— Да, ты мне говорил…
— Ну вот. Зачем же ты говоришь, что я был в лаборатории? Кто тебе это сказал? Кого ты там видела? — монотонно спрашивал я.
— Борис, ну зачем все это… Никто мне ничего не говорил о тебе, и никого я больше там не видела. Только тебя.
— Ниночка, успокойся. Пойми, что это невозможно. Где именно ты меня видела?
— У окна, конечно…
— Почему же — конечно? И ты со мной говорила? Я тебе отвечал? Ты слышала именно мой голос?
У меня вдруг мелькнула мысль, что если тот человек по голосу похож на Аркадия, то по внешности, может быть, на меня. Мысль, конечно, идиотская, но…
— Перестань, Борис, — уже без гнева, совсем устало проговорила Нина. — Ну как я могла с тобой говорить, что за нелепые вопросы! Я даже окликнуть тебя не решилась, неудобно было…
— Почему — неудобно?!
Это бытовое, будничное словечко, совершенно вроде бы неприменимое к ситуации, опять выбило меня из равновесия. Рядом с ней умирал Аркадий, а она, значит, думала о том, удобно или неудобно заговорить… да еще с кем
— со мной?!
— Потому что ночью орать через всю улицу действительно неудобно… — без выражения произнесла Нина.
— Какая улица?! При чем тут улица?! — почти закричал я, опять потеряв равновесие. — Ты же меня видела где? В лаборатории?
Нина говорила все так же безжизненно и равнодушно:
— Да, я тебя видела в лаборатории. Ты стоял у окна.
— А улица тут при чем?
— При том, что я была на улице. Я проходила мимо института и с той стороны улицы увидела тебя в окне лаборатории.
Я уставился на нее, ничего не понимая.
— А в лаборатории ты вообще, что ли, не была?
— Конечно, вообще не была. Не задавай нелепых вопросов.
Я помотал головой, силясь хоть что-нибудь сообразить.
— А ты уверена, что видела именно меня?
— Уверена. Сначала ты стоял в профиль, а потом глянул в раскрытое окно, и на твое лицо упал свет фонаря. Я тебя ясно видела.
Я совсем уж не знал, что мне делать и что говорить. Сидел, глядел, как Нина пудрится и поправляет растрепавшиеся волосы, и только отдувался, словно спринтер после проигранного забега.
Нина сунула пудреницу в сумку и встала.
— Я понимаю, что тебе уже нечего сказать, — с презрительным сочувствием проговорила она. — И напрасно ты раньше говорил так много…
Сказать мне действительно было нечего. Я повторял только одно: «Я там не был. Я там не был». Но это я говорил про себя и для себя: я уж и сам начал что-то путаться, где я был, а где не был. А для Нины я просто не мог найти слов и поэтому уцепился за первые попавшиеся.
— Нина! Ну поверь ты мне! — сказал я. — Это… это обман под маской истины!
— «Лунный камень», — неприятно улыбаясь, ответила Нина.
— Какой камень? — Я уже ничему не удивлялся, только спрашивал.
— Роман Уилки Коллинза «Лунный камень». Эти слова говорит Фрэнк своей Рэйчел. Может быть, ты тоже наглотался опия и в лабораторию попал в состоянии транса?
Уилки Коллинз меня, признаться, дорезал. Я еще и плагиатор, оказывается!
— Ну, вот что, Борис, я пошла, — сказала Нина, стоя передо мной. — Ты телефон Линькова знаешь? Нет? Тогда вот тебе его домашний телефон, я сегодня у него попросила.
Она написала номер на листке, вырванном из записной книжки, и протянула мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96