2. Постижение истины

Как прав поэт, когда поет
О том, что свитый из страданий
Безрадостный венец печали
Воспоминаньями о лучших днях живет.
Альфред Теннисон

В отличие от светлого и безоблачного многообещающего понедельника, вторник был хмур, мрачен и не по сезону влажен. Утро Труф встретила в машине на трассе, ведущей на север, в сторону Стормлаккена. Прямой дороги в городок не было, поэтому даже при самых благоприятных условиях ехать приходилось долго. Труф рассчитывала добраться до места после полудня.
Уже по дороге к дому в сознании Труф вновь всплыла вчерашняя сцена с Диланом. За лихорадочной подготовкой к отъезду она вылетела у нее из головы, и это неудивительно, нужно было доделать кое-какую работу по текущему проекту, к тому же успокоительные столбики статистических данных на время заслонили не только Дилана, но и все остальное. Труф почувствовала себя неуютно, она понимала, что чем больше времени пройдет с момента ее неприятного разговора с Диланом, тем тяжелее ей будет извиняться. Однако после звонка тетушки Кэролайн Труф не хотела рисковать, боясь, что в очередной беседе с Диланом может сорваться и снова не сдержать эмоции. Но она обязательно поговорит с Диланом, она не будет использовать тетушку в качестве щита, просто извинится перед ним, и все. Джордмэйны всегда были людьми замкнутыми и не любили рассказывать о своих делах посторонним.
«Почему я ничего не чувствую?»
Почти банальная красота долины реки Гудзон, красивейшие места, вдохновившие Фредерика Черча и целую плеяду американских пейзажистов, мелькавшие в окне автомобиля, совсем не трогали Труф. Дилан любил повторять строки из стихотворения Колриджа о каком-то диком месте, священном и чарующем. Этот отрывок Труф казался слишком напыщенным и причудливым — как сам Дилан? — но факт оставался фактом, расстилающаяся вокруг природа действительно великолепна, если смогла зажечь поселившихся здесь триста лет назад флегматичных пионеров-голландцев и подвигнуть их на создание поэзии, чарующей и глубокой, идущей из самых тайников души. Здесь лежит спящая пустынная страна, родина и дом «всадников без головы» и Рипа ван Винкля, играющих в кегли великанов и гномиков с крошечными скрипками. Здесь Гудзон бороздят древние галионы-призраки.
Труф удивилась, поймав себя на том, что свое прозаическое восхищение облекает в форму лекции, составленной из сухого фактического материала. Факты Труф всегда использовала в качестве инструмента для укрощения внешнего мира, защиты своих чувств от его болезненного воздействия.
«Но что я сейчас чувствую? Ничего. А следовало бы».
С тех пор, как в возрасте двух лет Труф осиротела, Кэролайн Джордмэйн была для нее всей семьей. Тетушка Кэролайн пришла в отвратительную, грязную коммуну последователей Блэкберна и забрала оттуда дочь своей сестры. Она заботилась о Труф и воспитывала ее, никогда не ругая ее и не ропща на свою судьбу, хотя наличие ребенка осложнило безмятежную одинокую жизнь Кэролайн. Кэролайн и Катрин были близнецами, но, несмотря на это, Труф никогда не чувствовала к тетушке той теплоты, которую она испытывала бы к родной матери.
Вражды между Труф и тетушкой Кэролайн тоже, разумеется, никогда не было. Отношения их можно было бы квалифицировать так — легкая приязнь со стороны Труф и добросовестно исполняемая опека со стороны тети. Если иногда их родство и казалось им странным, обсуждать его они не пытались. Когда Труф выросла и начала выслушивать рассказы своих одноклассников, сокурсников и соседок по комнате о своих семьях, она в душе не раз благодарила тетю за то осторожное отдаление, которое она всегда старалась сохранить между собой и Труф. Тетя, несомненно, жалела и горевала о судьбе своей сестры, но Труф затруднилась бы сказать, что она постоянно носила в себе это горе.
«Но что-то ведь она, должно быть, чувствует. Близнецы, особенно неотличимо похожие, всегда очень близки, это отчетливо показывают телепатические эксперименты, которые проводил Лайнбау-Хэй».
Труф прервала ход мыслей, удивленная своим слишком специальным, клиническим подходом к теме. Конечно же, тетушка Кэролайн горевала о сестре Катрин, точно так же, как Труф горевала о матери, но винить за ее раннюю смерть было некого, ведь Торн Блэкберн тоже давно сошел в могилу.
Блэкберн. Это имя Труф вспоминает постоянно. Золотой сын фортуны, человек неясного и таинственного происхождения, мошенник из мошенников, рассказывавший всем вокруг себя душераздирающие истории и тут же опровергавший их, заявляя, что все они вранье. Он заставил своих последователей безоговорочно верить в него, сам же он при этом ни во что не верил. Он раздавал фантастические, невыполнимые обещания, но никогда и не собирался их выполнять.
Торн Блэкберн был человеком, сотканным из духовных противоречий, он крал, но не деньги, а религиозные убеждения, правда, потом он крал и деньги.
Труф чуть не пролетела мимо поворота, она резко нажала на педаль тормоза и вывернула руль вправо, виновато и настороженно покосившись в боковое зеркало. К счастью, за ней никого не было. Она съехала на залатанную, с глубокими обочинами второстепенную дорогу, ведущую в Стормлаккен. Оставалось совсем немного.
И что ей теперь делать? Что говорить?
А что она вообще может делать? Тетушка Кэролайн объяснила все очень ясно и понятно. И не она, а Кэролайн будет говорить, да еще нечто такое, что нельзя доверить телефону.
Второстепенная дорога перешла в какую-то тропинку шириной с шоссейный ряд. Сейчас Труф ехала вдоль Таковской горной гряды. Изрезанные ледниками скалы, будто вырубленные гигантским топором, с густой высокой травой и кривым, чахлым кустарником, редкими, без единого листочка березами и соснами у подножия, представляли собой удручающее зрелище.
На окраине Стормлаккена Труф остановилась, чтобы дозаправить машину. Здесь все оставалось таким же, как и двадцать, и десять, и пять лет назад. Только лавка, торговавшая дешевыми товарами, была заколочена, а от главной улицы остался лишь старый, покосившийся автовокзал, магазин автозапчастей, отделение банка Мид-Гудзон, да кафетерий с засиженным мухами прилавком. Стоящий напротив бензоколонки универсальный магазин, разместившийся в здании, выстроенном в стиле викторианского рококо, был совершенно пуст.
Умирающий город, антураж, вполне соответствующий хмурому, безрадостному сентябрьскому дню. Труф с радостью уехала из него, направившись по главной улице в сторону озера. Точнее, в ту сторону, которую местные жители называли «озером», хотя в течение последних лет семидесяти или больше никакого озера там не было.
Оно исчезло в начале двадцатых годов, его истощил проект по снабжению Нью-Йорка питьевой водой, устаревший в то же самое время, после постройки резервуара Кротон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107