Он не пытался нарушить молчание, лишь посапывал уютно, и Федор был благодарен ему за это.
...Как всегда в такие минуты, перед ним всплывало прошлое, но впервые Федор не чувствовал бессильной ярости на жизнь, на ту злосчастную катастрофу, в которую попало такси с его женой и дочерью. И позднее, когда сам заболел, он воспринял это как еще один вызов. Злость и упрямое желание переломить предначертанное помогли ему выжить и придали силы жить дальше. А сейчас он вдруг обнаружил, что боль утихла, отодвинулась куда-то вглубь, давая возможность жить и дышать; жить, а не гореть в нескончаемой борьбе с судьбой...
Тихо шелестя ногами по траве, подошла Ольга Васильевна. Сосредоточенно ступая, она несла сразу три фаянсовых бокала - полных, судя по походке.
- Мужчины, чай пить будете, - голос Ольги прозвучал не вопросом, а утверждением. - Держи, Аркаша... Да не обожгись...
Неприметно темнело. Здесь, под открытым небом, еще можно было различить детали предметов, хотя цвета уже стушевала, скрыла сутемь. Под навесом, где стояла машина, лишь отблескивали никелем бампер и облицовка фар, да в ветровом стекле, уменьшенный, дотлевал опрокинутый закат.
- Федор, так вы толком и не сказали, где были, - Ольга Васильевна опустила кружку, охваченную ладонями, на колени. Лицо ее было повернуто к Федору, в глазах рдели искры.
Федору вдруг стало не по себе, но тут она пошевелилась, отражение вечернего неба в ее глазах сместилось, и Федор, облегченно вздохнув, сказал, хотя и не собирался этого делать:
- Да вот, понимаете, занесло... Гиблое какое-то место, мрачное...
И пожал плечами, и рассмеялся смущенно - нелепым показался охвативший там его страх...
Смех одиноко прокатился по двору, замер в тишине. Никто его не поддержал. Ольга серьезно сказала:
- Я так и думала. Дурное это место, нехорошее... Если подольше там побыть, зло от человека трудно отогнать...
"Прямо чертовщина какая-то: дурное место, зло... Вроде взрослые люди, чтобы верить в сказки", - подумал Федор и, пряча смущение, отхлебнул чай крепкий и хорошо заваренный, как он любил.
- А я всегда чувствую, какой кому чай нравится, - с вызовом ответила на незаданный вопрос Ольга. - А вас, видать, неспроста на то место повело. Кто-то вас проверяет...
Вполголоса пробормотал что-то недовольным тоном Аркадий. "Ладно, отозвалась Ольга и ушла в дом, приостановившись и бросив через плечо: - Я вам на веранде постелю. Там попрохладнее будет..."
Федор, чувствуя непонятную неловкость, словно совершил бестактный поступок, закурил последнюю в этот день сигарету. Аркадий шумно повозился рядом, посопел и извиняющимся тоном сказал:
- У нас тут, эта, разные места есть... Которое место, дак у самой деревни, водит... Я сам в этим годе, понимаешь, заблудил. И, главно дело, до деревни шагов сто, а заблудил...
Он вздохнул, затих, а потом снова завозился - видимо, собирался еще что-то сказать, но из темноты от крыльца позвала Ольга Васильевна, и они пошли в дом. На веранде было чисто, стоявший там диван был застелен белоснежными похрустывающими простынями. Висящая под потолком лампочка без абажура не была включена - уютно светилась настольная лампа, и Федор, приятно удивленный, взглянул в сторону двери, где в этот именно миг остановилась бесшумно проходившая мимо хозяйка. Улыбки ее нельзя было рассмотреть в полумраке. Она угадывалась по голосу:
- Меня вещи слушаются. И я знаю, что мужчинам нужно...
Последняя фраза прозвучала несколько двусмысленно, и Федор усмехнулся, и тут до слуха его донесся чуть слышный ее смешок. Федор улегся, собрался было почитать перед сном, но тут же уснул.
...Разбудил его куриный переполох. Несколько кур не то истошно выясняли что-то под окном, не то перепуганы были до истерики - уснуть, во всяком случае, под этот гам нечего было и думать. В окно сочился пепельный пасмурный свет. "А какая погода была вчера!", - с тоской подумал Федор. Он оделся и вышел на крыльцо. Куры давно успокоились - поблизости не видно было ни одной. Дождя не было; солнца, впрочем, тоже. Под навесом загадочно притихла машина, неярко поблескивая хромом и стеклом. Вообще тишина вдруг установилась такая, что не верилось, что разбудил его шум во дворе. Он внимательно огляделся. Хозяев не было и в помине. Спят еще? Похоже на то... Он спустился с крыльца, не торопясь вышел за калитку. На улице тоже стояла ненастоящая тишина. Федор вспомнил жутковатое безмолвие, царившее в лесном урочище, куда занесла его нелегкая, и зябко передернул плечами - показалось вдруг, что в спину подуло ледяным сквозняком...
Послышался глухой перебивчивый топот ног по земле. Из чьего-то двора выбежала ватага детей. Они бежали, перегоняя друг друга, толкаясь и задевая один другого плечами, но, кроме топота, не издавали ни звука - ни вскрика, ни смеха, ни громкого разгоряченного дыхания. Они пробежали мимо Федора; один из них, совсем маленький мальчик, бежал, оборачиваясь, поднимая к Федору ухмыляющееся взрослое лицо - лицо карлика. Федору стало жутко, и он проснулся. Одуряюще пахла какая-то трава - здесь, на веранде. Сквозь прозрачные тюлевые занавески сочился тусклый серый свет. "Светает. Часа четыре утра..." - подумал Федор. Было тихо, ни ветерка, ни шороха. Он нашарил настольную лампу и щелкнул выключателем. За окнами мгновенно стемнело. Ему чудился сквозь стекло чей-то чужой пристальный взгляд. Стараясь все делать так, как если бы этого ощущения не было, Федор взял со столика часы - четверть пятого. Затем нашарил на столе сигареты и, прихватив пепельницу, выключил свет. Когда глаза чуть привыкли, он подошел к открытому окну и, поставив на узкий подоконник пепельницу, сел. Закурив, он выпустил дым в окно, всматриваясь в смутный, пасмурный двор за окном, темные кусты за заборчиком, светлую полосу неба на востоке. Чувство чужого присутствия ослабло - он выглядывал из окна веранды, как из укрытия, под эфемерной защитой шторы. С сигаретным дымком смешивался другой запах, растительный, пряный и сильный. Осмотревшись, Федор обнаружил его источник: на подоконнике, чуть поодаль, стояла стеклянная пол-литровая банка с водой, в которую был вставлен уже завядший, обессиленно поникший, пучок травы. Отведя рукой занавеску и наклонившись к банке, Федор потянул носом - без сомнений, это был именно тот запах, что он почувствовал сразу по пробуждении. Он не был неприятным, в нем, несмотря на его резкость, была какая-то свежесть. Вдохнув посильнее, Федор почувствовал, как прояснилась голова, еще не освободившаяся от остатков ночного кошмара. Докурив, он раздавил окурок в пепельнице и прошел к дивану. Хотя на улице уже зарождался новый день, здесь, в глубине веранды, еще царила ночь. Федор улегся. Может быть потому, что во дворе стало сейчас светлее, неприятное чувство, что за ним следят, прошло, и Федор уснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
...Как всегда в такие минуты, перед ним всплывало прошлое, но впервые Федор не чувствовал бессильной ярости на жизнь, на ту злосчастную катастрофу, в которую попало такси с его женой и дочерью. И позднее, когда сам заболел, он воспринял это как еще один вызов. Злость и упрямое желание переломить предначертанное помогли ему выжить и придали силы жить дальше. А сейчас он вдруг обнаружил, что боль утихла, отодвинулась куда-то вглубь, давая возможность жить и дышать; жить, а не гореть в нескончаемой борьбе с судьбой...
Тихо шелестя ногами по траве, подошла Ольга Васильевна. Сосредоточенно ступая, она несла сразу три фаянсовых бокала - полных, судя по походке.
- Мужчины, чай пить будете, - голос Ольги прозвучал не вопросом, а утверждением. - Держи, Аркаша... Да не обожгись...
Неприметно темнело. Здесь, под открытым небом, еще можно было различить детали предметов, хотя цвета уже стушевала, скрыла сутемь. Под навесом, где стояла машина, лишь отблескивали никелем бампер и облицовка фар, да в ветровом стекле, уменьшенный, дотлевал опрокинутый закат.
- Федор, так вы толком и не сказали, где были, - Ольга Васильевна опустила кружку, охваченную ладонями, на колени. Лицо ее было повернуто к Федору, в глазах рдели искры.
Федору вдруг стало не по себе, но тут она пошевелилась, отражение вечернего неба в ее глазах сместилось, и Федор, облегченно вздохнув, сказал, хотя и не собирался этого делать:
- Да вот, понимаете, занесло... Гиблое какое-то место, мрачное...
И пожал плечами, и рассмеялся смущенно - нелепым показался охвативший там его страх...
Смех одиноко прокатился по двору, замер в тишине. Никто его не поддержал. Ольга серьезно сказала:
- Я так и думала. Дурное это место, нехорошее... Если подольше там побыть, зло от человека трудно отогнать...
"Прямо чертовщина какая-то: дурное место, зло... Вроде взрослые люди, чтобы верить в сказки", - подумал Федор и, пряча смущение, отхлебнул чай крепкий и хорошо заваренный, как он любил.
- А я всегда чувствую, какой кому чай нравится, - с вызовом ответила на незаданный вопрос Ольга. - А вас, видать, неспроста на то место повело. Кто-то вас проверяет...
Вполголоса пробормотал что-то недовольным тоном Аркадий. "Ладно, отозвалась Ольга и ушла в дом, приостановившись и бросив через плечо: - Я вам на веранде постелю. Там попрохладнее будет..."
Федор, чувствуя непонятную неловкость, словно совершил бестактный поступок, закурил последнюю в этот день сигарету. Аркадий шумно повозился рядом, посопел и извиняющимся тоном сказал:
- У нас тут, эта, разные места есть... Которое место, дак у самой деревни, водит... Я сам в этим годе, понимаешь, заблудил. И, главно дело, до деревни шагов сто, а заблудил...
Он вздохнул, затих, а потом снова завозился - видимо, собирался еще что-то сказать, но из темноты от крыльца позвала Ольга Васильевна, и они пошли в дом. На веранде было чисто, стоявший там диван был застелен белоснежными похрустывающими простынями. Висящая под потолком лампочка без абажура не была включена - уютно светилась настольная лампа, и Федор, приятно удивленный, взглянул в сторону двери, где в этот именно миг остановилась бесшумно проходившая мимо хозяйка. Улыбки ее нельзя было рассмотреть в полумраке. Она угадывалась по голосу:
- Меня вещи слушаются. И я знаю, что мужчинам нужно...
Последняя фраза прозвучала несколько двусмысленно, и Федор усмехнулся, и тут до слуха его донесся чуть слышный ее смешок. Федор улегся, собрался было почитать перед сном, но тут же уснул.
...Разбудил его куриный переполох. Несколько кур не то истошно выясняли что-то под окном, не то перепуганы были до истерики - уснуть, во всяком случае, под этот гам нечего было и думать. В окно сочился пепельный пасмурный свет. "А какая погода была вчера!", - с тоской подумал Федор. Он оделся и вышел на крыльцо. Куры давно успокоились - поблизости не видно было ни одной. Дождя не было; солнца, впрочем, тоже. Под навесом загадочно притихла машина, неярко поблескивая хромом и стеклом. Вообще тишина вдруг установилась такая, что не верилось, что разбудил его шум во дворе. Он внимательно огляделся. Хозяев не было и в помине. Спят еще? Похоже на то... Он спустился с крыльца, не торопясь вышел за калитку. На улице тоже стояла ненастоящая тишина. Федор вспомнил жутковатое безмолвие, царившее в лесном урочище, куда занесла его нелегкая, и зябко передернул плечами - показалось вдруг, что в спину подуло ледяным сквозняком...
Послышался глухой перебивчивый топот ног по земле. Из чьего-то двора выбежала ватага детей. Они бежали, перегоняя друг друга, толкаясь и задевая один другого плечами, но, кроме топота, не издавали ни звука - ни вскрика, ни смеха, ни громкого разгоряченного дыхания. Они пробежали мимо Федора; один из них, совсем маленький мальчик, бежал, оборачиваясь, поднимая к Федору ухмыляющееся взрослое лицо - лицо карлика. Федору стало жутко, и он проснулся. Одуряюще пахла какая-то трава - здесь, на веранде. Сквозь прозрачные тюлевые занавески сочился тусклый серый свет. "Светает. Часа четыре утра..." - подумал Федор. Было тихо, ни ветерка, ни шороха. Он нашарил настольную лампу и щелкнул выключателем. За окнами мгновенно стемнело. Ему чудился сквозь стекло чей-то чужой пристальный взгляд. Стараясь все делать так, как если бы этого ощущения не было, Федор взял со столика часы - четверть пятого. Затем нашарил на столе сигареты и, прихватив пепельницу, выключил свет. Когда глаза чуть привыкли, он подошел к открытому окну и, поставив на узкий подоконник пепельницу, сел. Закурив, он выпустил дым в окно, всматриваясь в смутный, пасмурный двор за окном, темные кусты за заборчиком, светлую полосу неба на востоке. Чувство чужого присутствия ослабло - он выглядывал из окна веранды, как из укрытия, под эфемерной защитой шторы. С сигаретным дымком смешивался другой запах, растительный, пряный и сильный. Осмотревшись, Федор обнаружил его источник: на подоконнике, чуть поодаль, стояла стеклянная пол-литровая банка с водой, в которую был вставлен уже завядший, обессиленно поникший, пучок травы. Отведя рукой занавеску и наклонившись к банке, Федор потянул носом - без сомнений, это был именно тот запах, что он почувствовал сразу по пробуждении. Он не был неприятным, в нем, несмотря на его резкость, была какая-то свежесть. Вдохнув посильнее, Федор почувствовал, как прояснилась голова, еще не освободившаяся от остатков ночного кошмара. Докурив, он раздавил окурок в пепельнице и прошел к дивану. Хотя на улице уже зарождался новый день, здесь, в глубине веранды, еще царила ночь. Федор улегся. Может быть потому, что во дворе стало сейчас светлее, неприятное чувство, что за ним следят, прошло, и Федор уснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13