— Вас полезно держать под особым наблюдением, — сказал он.
— За что? Я никаких правил не нарушил.
— В данный момент. Однако ваша попытка открыть окно элибуса — явный симптом опасных тенденций. Я сообщу о вас в Главную контрольную комиссию. Идите.
Нико бросил на него злобный взгляд, сунул в карман термометр, тюбики с лекарствами и документы и помчался на остановку элибуса. Под навесом уже толпились люди. Нико сделал резкий рывок и вихрем ворвался в толпу ожидающих. Невероятным усилием ему удалось схватиться за ручку двери и втиснуться в отходящий элибус.
Чуть отдышавшись, он отер ладонью пот со лба и посмотрел через окно на дорогу. А по ней неслись сверкающие левакары: красный, желтый, голубой, белый, снова желтый, красный, голубой. Нико на миг зажмурил глаза, а когда вновь их открыл, то сразу же уставился в потолок. Но и тут его настигла красочная реклама «троечина»:
Черви ползут, а человек, который себя уважает,
мчится со скоростью 200 километров в час на «троечине»,
левакаре наших дней.
О господи, от «троечина» нигде нет спасения! Он повернулся вправо, но здесь его, словно удар кулаком в лицо, ослепила огромная, во всю стенку, розовая афиша:
Гражданин, при первых симптомах простуды аспихинин!
Человек предупрежденный наполовину спасенный.
Сто лир штрафа с нарушителя.
Нико проработал, не отрываясь, полных два часа. В десять вошел рассыльный и положил на стол еще одну стопку бумаг. В десять тридцать Нико вызвал к себе на доклад начальник отдела. В одиннадцать он принял витаминную таблетку и выпил чашку кофе.
В пять минут двенадцатого зазвонил телефон.
— Никола Берти слушает, — сказал он, поспешно сняв трубку. Он надеялся, что звонит Дорис, но, увы, ошибся. Незнакомый мужской голос официально произнес:
— С вами говорит Д'Андреа из Главной контрольной комиссии.
— Слушаю вас, — пробормотал Никола.
— Сегодня в семь вечера вам надлежит явиться в Центральную амбулаторию на виа Гамберо.
— В амбулаторию?.. А зачем?
— Анализ крови и рентген легких.
— Но я…
— С целью проверки содержания алкоголя и никотина в крови. Желаю вам плодотворной работы, синьор Берти.
Только этого ему не хватало! Этот паршивый контролер ВМО хочет любой ценой сделать карьеру. Угораздило его сесть в тот же элибус!
Нико извлек из кармана начатую пачку сигарет и выложил их на стол. Осталось всего шесть штук. Он собрался закурить, но в последний момент передумал — этих шести сигарет должно хватить до конца рабочего дня.
— Черт побери!
Коллега Джобби, за столом напротив, на миг оторвался от бумаг и поднял голову.
— Что случилось, Нико?
Нико пожал плечами. Бесполезно объяснять что-либо этому Джобби — он тих и покорен, как овца. Да и вообще Джобби не курит, и ему не понять, что десяток сигарет в день — сущий пустяк для энергичного двадцатипятилетнего мужчины. Конечно, он мог выкурить и больше — достаточно ввести в автомат Две, три, пять монет, и тот выбросит столько же пачек. Но потом при проверке содержания никотина в крови преступление откроется. Стоит чуть превысить допустимую норму, и сразу же на тебя обрушится штраф в сорок, а то и в пятьдесят тысяч лир.
Порывшись в памяти, Нико прикинул: да, за последнюю неделю он выкуривал куда больше, чем десять сигарет в день. Но он намеревался уравнять счет на следующей неделе. Этот подонок, контролер ВМО, все испортил. Рентген легких назначен на семь вечера. Пожалуй, рентгенологов не обманешь. Хотя, если выпить литра два молока и больше не курить, может, как-нибудь и обойдется. Он собрал сигареты и сунул их в ящик письменного стола. Затем закрыл ящик на ключ и позвал Джобби.
— На, держи. Вернешь мне ключ за пять минут до ухода. А если я попрошу его раньше, можешь послать меня ко всем чертям.
Желание покурить становилось совершенно нестерпимым. Чтобы хоть как-то отвлечься, Нико сунул в рот огрызок карандаша и вновь склонился над бумагами. Автор песен «Распад души» и «Глаза цвета редиски» жаловался, что в нескольких журналах помещены глупые пародии на его оригинальные произведения. Жалоба, посланная одновременно и в профсоюз песенников, призывала власти энергичнее защищать интересы автора.
Нико тут же вспомнил текст одной из этих песен: «Моя любовь, стынет кровь в сердце моем, когда мы не вдвоем».
До самого полудня Нико в поте лица трудился над бумагами, отыскивая пародии на вторую песню, в которой тоже воспевалась «безумная любовь, взбудораженная кровь, увядшие цветы, я и Ты».
Все же ему пришлось прерваться, когда в дверь просунулась голова Ортензи, агента ВМО, курирующего Министерство песни.
— Все в порядке? — спросил Ортензи.
— В полном порядке, — хором ответили Джобби и Нико.
— Пилюли приняли?
Обе головы согласно кивнули.
— Температура?
— Тридцать шесть и восемь, — ответил Джобби.
— Тридцать шесть и семь, — солгал Нико.
В это утро он так и не вынул термометра из кармана. Но, к счастью, Ортензи торопился и явно не собирался устраивать тщательную проверку.
Дорис все не звонила, и это волновало Нико куда больше, чем вызов в амбулаторию. Первым его побуждением было позвонить нотариусу Алоизи, в конторе которого работала: Дорис. Но он так и не снял трубку — нотариус этот — порядочная скотина, он не терпит, когда его подчиненные в рабочее время беседуют по телефону по личным делам.
Наконец подошел час дня, и зазвонил звонок на обеденный перерыв. Нико сунул бумаги в письменный стол и бегом спустился вниз, в огромную столовую министерства. В столовой еще почти никого не было — лишь двум служащим удалось опередить его. Но очень скоро к автоматам-распределителям нельзя будет пробиться. К Нико подошел Джобби.
— Ты что берешь?
— Молоко и компот-ассорти.
— Ты что, спятил? Я возьму бифштекс с жареным картофелем.
— Не мучай меня, Джобби. ВМО и так отравило мне все существование. Подумай только, сегодня вечером я должен пройти медицинскую проверку на содержание никотина в крови.
— Скверные дела, Берти.
— Да, представляешь, а я как назло в последние дни дымил, как турок. Теперь жди штрафа. И все этот гнусный тип из ВМО, на которого я утром. наткнулся в элибусе. Я не допустил никаких нарушений, но он все равно донес на меня в Главную контрольную комиссию. Ну, попадись он мне еще раз, придушу, как цыпленка.
Они устроились в углу, спиной к объявлению, напоминавшему всем членам ВМО старинное изречение медиков салернской школы:
Стул хороший по утрам
жизнь продлит надолго вам.
С год назад Нико, собрав множество подписей, обратился с официальным прошением о том, чтобы этот плакат сняли со стены, но получил от начальства отказ.
Молоко пахло карболкой, и все же Нико, давясь, проглотил три стакана и закусил компотом-ассорти. Потом с завистью уставился на Джобби:
1 2 3 4 5 6 7 8 9