Впереди её ожидал мамин отпуск и неведомое Чёрное море, которое почему-то всё равно представлялось синим... Наверное, синева была в самом слове "море"...
Бабушка и Пётр Петрович укладывали в лодку вещи. Но Жучку всё это не очень пугало. Они иногда приходили сюда вместе с хозяйкой. Вот и сейчас пришли. Хозяйка гладила её и говорила какие-то слова, среди которых часто посверкивало её новое имя: Хвостик. А тревога всё сильнее жгла её изнутри. Лицо хозяйки было сейчас совсем близко. Жучке хотелось его лизнуть. Обычно ей это не разрешалось... Но в голосе хозяйки было что-то особенное, отчего сердце ныло больно и сладко. Она не удержалась и лизнула хозяйку в щёку, потом ещё и ещё раз. А хозяйка уже ничего не говорила, кроме её имени: "Хвостик, Хвостик, Хвостик". Вдруг что-то сказала строгая старуха. На мгновение лицо хозяйки стало совсем-совсем близко, а потом поднялось, словно луна из-за деревьев, и стало, как обычно, высоко вверху. Чтобы видеть его, Жучка села и задрала голову. И тут хозяйка шагнула в лодку. Пётр Петрович сильно оттолкнулся от пристани, будто собирался весь берег отодвинуть. Лодка выскользнула на середину заливчика у пристани. Сразу громче загремел мотор, ударил винт. Лодка быстро пошла к горизонту, оставляя за собой длинный хвост в три запаха. Пахло бензином, рыбой и Сашей. Жучка оттолкнула два запаха и стала любоваться третьим, своим любимым - запахом девочки...
- До свидания, Хвостик! - крикнула Саша.
- Сядь, упадёшь! - строго приказала бабушка.
Жучка услышала своё имя, поняла, что хозяйку куда-то увозят без неё. С пристани она метнулась на влажный песок, вбежала в воду, поплыла, напряжённо вытянув морду... Но ведь она не была хорошим пловцом. Просто, как все собаки, умела плавать от рождения - и только!.. В жизни ей этот навык пригодился всего несколько раз.
Жучка плыла медленно - куда ей было тягаться со стальным мотором. Лодка безжалостно удалялась. И когда вдруг она исчезла за лесистым мыском, Жучку охватил ужас. Она оказалась совсем одна среди враждебной воды. Впереди нигде берега не было, а усталость уже начинала тянуть её намокшее тело вниз, и мелкие волночки стали всё чаще ударять ей в нос.
Она ещё плыла некоторое время вперёд, лихорадочно соображая, что делать. Наконец не ум её, а глухой звериный инстинкт, который заставляет повиноваться без раздумий, повернул Жучку к берегу. И она плыла, тянула из последних сил, хлебая воду, тяжелея и задыхаясь, пока наконец лапы её не достали дна.
Дрожащая, ничтожная, со слипшейся шерстью, Жучка выползла на сухой берег. Переставляя неверные лапы, добрела она до травы, отряхнулась кое- как и легла. Только что пережитый страх и ещё не совсем ею понятая боль за хозяйку отняли все её силы. Жучка закрыла глаза. И неизвестно было, то ли она умерла, то ли забылась тяжёлым сном...
* * *
Началась самая ужасная пора в её жизни...
Первые несколько дней она металась по деревне от избы Анны Ильиничны к пристани и обратно. Взбегала на крыльцо, нюхала под дверью. Лаяла на окна, надеясь вызвать Сашу.
Однажды целый день она бегала по тем местам, где они бывали с хозяйкой. Но везде оказалось пусто. Только в полуразбитой церкви, где под потолком носились летучие мыши слабых шорохов, Жучка нашла старую конфетную бумажку, тихо пахнущую Сашей. Но Жучка знала, что это старая бумажка. Она тут же припомнила полосочку сладости на языке. Хозяйка тогда поделилась с нею конфетой... И Жучка ушла прочь из церкви. Больше она никогда не бывала здесь за всю свою жизнь.
Что же было ей делать дальше? Оставалось последнее средство - идти в лес. И она пошла. Отчаяние, серая волчица, гналось за нею по пятам. А впереди белым зайцем мелькала надежда.
Жучка обежала весь их маршрут часа за два. Дорогу она отыскивала легко и даже вообще не думала о ней. Сначала она домчалась до первой грибной поляны. Саши не было. Но Жучка почему-то и не особенно надеялась встретить здесь хозяйку. Сюда она забежала просто так, можно сказать, "для очистки совести".
Следующей "станцией" был малинник. Сейчас он был в самой своей лучшей поре: весь созрел до последней ягоды, стоял на солнцепёке, сочась чуть уловимым сладким ароматом. Но Жучка ничего этого не заметила: она ведь не ела малины и вообще ей было сейчас не до еды. Небрежно расталкивая малинные кусты и осыпая на землю перезрелые ягоды, она отыскала то место, где когда-то стояла Саша. Слабый-слабый - едва ли громче мышиного писка - запах рассказал ей об этом. И всё-таки Жучка осталась довольна: лес помнил о хозяйке. А вот грозный запах лося совсем исчез. Это что-нибудь да значило!.. Она припустилась дальше - к ельнику, а потом по тропинке, по забытой лесной дороге. А в сердце её подпрыгивало одно и то же прекрасное слово: "Хвостик, Хвостик, Хвостик!" У поваленной берёзы - мостика через ручей - Жучка остановилась. Вот странно: сейчас - как и тот раз - у неё опять заныла лапа. Обычно всякая боль делает собаку подозрительной, хмурой, особо осторожной. Но сейчас Жучка испытывала даже некоторое удовольствие и радость: всё было как в прошлый раз!..
Она опять боязливо потопталась у мостика, потом даже гавкнула раз- другой, чтобы хозяйка скорее появилась откуда-нибудь и взяла её на руки... Но лаять здесь оказалось страшно: слишком уж далеко разбегалось эхо, слишком пустынна и молчалива была поляна. Так и казалось, что за каждым кустом таятся враги.
Жучка поскорее перебралась на ту сторону, влезла на горбатое крылечко, повернулась спиною к двери, мордой к лесу, чтоб каждому было понятно: она здесь хозяйка... Но пусто было в доме - ни звука, ни запаха...
Она ещё посуетилась вокруг избушки, отыскивая остатки Сашиных следов. Но ей невозможно было обмануть свой нос. Запахи были такие дряхлые, будто их и совсем не было, будто она их просто придумала.
И тут левая лапа разнылась. Боль и тоска залезли ей в самое сердце.
Не глядя по сторонам, ни на что не надеясь больше, она заковыляла на трёх ногах вниз по ручью. И потом по берегу озера пришла в деревню - такую же пустую теперь, как лес, как всё на свете!
Рыбак явился домой весёлый - солнце грело, рыба ловилась... У дома его перехватила бабка Клавдия:
- Эй, Толя, знаешь, собака твоя совсем пропадает!
- Здравствуйте, баба Кланя! - крикнул Рыбак.- Чтой-то она пропадать задумала?
- Вот же ты какой твердокаменный! - рассердилась бабка Клавдия.
Один день Жучку одолевала великая собачья обида. Но потом она исчезла без следа, потому что, какая б смышлёная ни была собака, хозяин, по её разумению, всегда прав. Так уж собаки устроены. И осталась Жучка наедине со своей печалью. Ни о чём больше не думала, запахов не искала. Только иногда в мелькании кустов ей чудилось Сашино платье. Она выскакивала в ту же секунду, но нет!.. Сердце тотчас падало, Жучка возвращалась обратно под крыльцо хозяйкиной избы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9