– За меня решил случай, мистер Кристиан, – сказал он. – Не думаю, что я стал бы вам помогать захватить судно, если бы проснулся вовремя, но теперь рад, что сложилось так, а не иначе. У меня нет большого желания возвращаться в Англию. Куда бы вы ни направились, можете рассчитывать на меня.
Из всех нас только он один принял такое решение. Остальные пообещали лишь подчиниться приказам, помогать в корабельных работах и не предпринимать никаких предательских действий, пока находимся на борту.
Это было единственное, что нам оставалось в нашем положении. О том, не сбежим ли мы при первом удобном случае, Кристиан даже спрашивать не стал.
– Этого достаточно, – подытожил он, опросив нас всех. – Большего я от вас не требую. Но вы должны понимать, что я обязан защищать себя и всех остальных от опасности быть схваченными. Поэтому наши интересы я буду ставить выше ваших.
После этого он распределил офицерские должности. Янг стал штурманом, Стюарт – его помощником, я – рулевым, Моррисон – боцманом, а Смит – его помощником.
Всех нас разделили на три вахты.
Когда эти вопросы были решены, все приступили к своим обязанностям. Кристиан разместился в большой каюте, приказав поставить туда сундук с оружием. Он использовал его как постель и ключи от него держал всегда при себе. У дверей каюты круглосуточно дежурил часовой. Сам Кристиан ел, как правило, один и почти ни с кем не разговаривал. Капитану корабля часто приходится вести довольно одинокую жизнь, но, наверное, не было никогда более одинокого капитана, чем Флетчер Кристиан. В то время я по вполне понятным причинам сетовал на него, но сердце мое смягчалось, когда я видел, как он днем и ночью меряет шагами квартердек. Веселость покинула его, улыбка перестала появляться на лице – оно всегда было пасмурным.
Стюарт, Янг и я по-прежнему столовались вместе, однако былое веселье за столом куда-то пропало. Невозможно было привыкнуть к пустоте и тишине на корабле. Мы избегали упоминать об ушедших на баркасе, как часто стараются не говорить о недавно умерших, однако все напоминало нам о них на каждом шагу, и мысли об их, да и о нашей, судьбе неизбежно омрачали нам души.
Правда, это относилось более к Стюарту и ко мне, нежели к Янгу.
Этот человек, похоже, не очень-то сожалел о новом повороте в судьбе, напротив, он радовался перспективе провести остаток жизни на каком-либо из южных островов.
– Наше положение не так уж плохо, – сказал он однажды вечером, когда мы обсуждали будущее. – Все складывается как нельзя лучше, если подойти к делу разумно. Я всегда стремился к беззаботной жизни. Прочитав отчеты об экспедициях капитана Уоллиса и капитана Кука, я не мечтал ни о чем, кроме тропических островов. Когда мне представилась возможность поступить «а» Баунти «, я почувствовал себя счастливейшим человеком в Англии. Теперь могу сознаться, что я, если б смог, сбежал бы с корабля еще на Таити.
– Таити нам больше не видать, это определенно, – мрачно произнес Стюарт. – Его-то уж мистер Кристиан никак не выберет в качестве убежища. Он прекрасно понимает, что посланный за нами корабль рано или поздно попадет туда.
– Какая разница? – возразил Тинклер. – Тут есть десятки, сотни островов, на которых мы замечательно сможем жить. Советую вам обоим выбросить из головы мысли о доме. Вряд ли вам когда-нибудь удастся снова увидеть Англию. Пользуйтесь тем, что жизнь предлагает вам здесь.
Как-то вечером, к моему величайшему удивлению, Кристиан предложил мне отужинать вместе с ним. Когда я вошел, он сидел за столом перед одной из карт, составленных капитаном Куком.
Он поздоровался со мною с официальной любезностью, однако когда зашедший со мной вместе часовой удалился и закрыл дверь, сразу заговорил по-дружески, как до бунта.
– Я пригласил вас отужинать со мною, Байэм, – произнес он, – но если не хотите, можете отказаться.
Не без колебаний я согласился. Сначала мне хотелось крепко попенять ему за невзгоды, на которые он нас обрек, однако под влиянием его дружелюбия решимость моя растаяла. Я стоял перед Флетчером Кристианом, перед моим другом, а не мятежником, оставившим девятнадцать человек в утлой лодчонке за тысячи миль от дома. Тем, кто станет меня осуждать, я отвечу: они не знали, что за человек был Кристиан.
Сейчас ему нужен был кто-то, кому он мог бы излить свои думы; не прошло и пяти минут, как он заговорил о бунте.
– Когда я думаю о Блае, – начал он, – сожалений у меня нет. Никаких. Он так много заставил меня страдать, что его участь меня не заботит. Но вот другие…
Он закрыл глаза и потер их кулаками, словно хотел изгладить из памяти вид маленького суденышка, переполненного невинными людьми. Я понял, что на душе у него теперь никогда не будет покоя – до самого смертного часа. Он посоветовал мне не следовать его примеру и не поддаваться первому порыву, на что, несмотря на все мое сочувствие, я ответил, что столь тщательно и тайно подготовленный бунт вряд ли можно назвать» первым порывом «.
– Боже мой! – воскликнул он. – Так вы думаете, что все было заранее подготовлено? Еще за десять минут до того, как Блай был схвачен, я так же мало помышлял о бунте, как и вы. Неужели вы и в самом деле верите, что я обдумал это заранее?
– А что еще мне остается думать? – рассердился я. – Случилось все в вашу вахту. Когда Черчилль меня разбудил, корабль был уже полностью захвачен вами, у люков и на палубе стояли вооруженные люди. Для меня просто непостижимо, как такое могло произойти без подготовки.
– И все же произошло, – горячо ответил Кристиан. – Все было делом пяти минут. Я вам сейчас все расскажу… Помните наш разговор накануне ночью?
– Превосходно.
– Я попросил вас тогда, если на пути домой со мною что-нибудь случится, объяснить все моей семье в Англии. Сделал я это потому, что собирался покинуть корабль перед утренней вахтой. Об этом моем решении не знал никто, кроме рулевого Нортона, – я знал, что могу ему доверять. Говорить об этом вам мне не хотелось. Я стремился пощадить ваши чувства и к тому же был уверен, что вы станете меня отговаривать. Нортону удалось тайком сделать маленький плот, на котором я надеялся добраться до острова Тофоа. Море было спокойно, поэтому я не сомневался, что доберусь до суши.
– Неужели вы и в самом деле хотели навсегда отрезать себя от дома и друзей?
– Хотел. Я жил в истинном аду, Байэм! Своею жестокостью Блай довел меня до предела. Когда днем он обвинил меня в краже орехов, я понял, что больше не могу.
– Он изводил вас, я знаю, но ведь и все мы находились в столь же печальном положении.
– Об этом я не думал. Я думал лишь о позорности обвинения, о том, до чего низок и подл человек, способный предъявить офицерам подобные обвинения. Я думал о том, что перед нами еще долгий путь, и знал, что не смогу и не стану еще год терпеть подобные муки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58