— спросила Кейт.
— Похоже. — Эрнандес протянула Кейт отпечатки на пленке «Милар» вместе с факсом, полученным из Куантико. — Это пришло на ваше имя.
Кейт разложила фотографии Руби Прингл на столе вместе с результатами сравнения отпечатков пальцев и анализом почерка, сделанным в графологической лаборатории Куантико. Рядом лежали два больших альбома — «Живопись раннего христианства» и «Живопись эпохи Возрождения». Сзади на доске были развешаны жуткие цветные фотографии Натана Сакса и репродукции картин де Кунинга.
Все детективы, включая Митча Фримана, выглядели очень усталыми. За последние два дня они изрядно вымотались.
— Отпечатки пальцев совпали, — сообщила Кейт, — а графологическая экспертиза подтвердила совпадение почерков с вероятностью семьдесят процентов. Значит, можно считать вполне достоверным тот факт, что это была работа Живописца смерти.
— Откуда у вас эта информация? — поинтересовался Фриман, вглядываясь в распечатки.
— Из ФБР, — ответила Кейт не раздумывая. — А откуда же еще?
Фриман не стал уточнять, только кивнул.
— Боже! — воскликнула шеф полиции Тейпелл. — Значит, этот мерзавец знаком вам еще по Астории.
— Но он исчез на много лет, — заметил Мид.
— Исчез для Макиннон, — уточнил Фриман. — Но вполне мог действовать, не обнаруживая себя.
— А потом я написала книгу, сделала передачу на телевидении и опять попала на экран его радара, — продолжила Кейт. Она перелистнула несколько страниц в альбоме. — Ангелы присутствуют практически на каждой картине. Их называли «путто». — Она показала несколько примеров. — Пока я не могу найти ничего конкретного, но и так видно, что он сделал с Руби Прингл. Это была его первая попытка. Тогда он еще не разработал ритуал.
— Нужно проверить нераскрытые дела, — сказала Тейпелл. — Возможно, вскроются еще какие-нибудь его злодейства.
— Но все равно, — проговорила Кейт, — ритуал у него появился только недавно. И теперь мы знаем, что он основывается на изобразительном искусстве. Значит, его можно поймать. Для этого нужно дождаться следующей головоломки.
— А если он больше ничего не пришлет? — спросила Тейпелл.
— Пришлет, — ответила Кейт. — Он очень хочет продолжать со мной игру. Я это знаю.
— Я согласен, — произнес Фриман. — И на этот раз мы должны как следует подготовиться к его фокусам.
— Обязательно. — Тейпелл кивнула и внимательно посмотрела на Кейт. — До меня дошел слух, что вы уезжаете в Венецию.
Кейт отрицательно покачала головой:
— Это исключено. Я никуда не поеду.
Она поежилась, хотя в комнате было тепло. Если Живописец смерти хотел манипулировать ею, держать на поводке, то он этого добился.
В последний раз он был очень близок к провалу. Это правда. Но все равно расчет оказался верным. Разве не так? По времени все вышло прекрасно. А что не появилась глупая старуха, так это случайно. Черт бы ее побрал. Жаль, что не удалось закончить работу. Ну и пусть. Это все уже в прошлом, стало достоянием истории. В конце концов, невозможно создавать только одни шедевры.
Он всего лишь человек. Даже он. Значит, может иногда позволить себе некоторое несовершенство. Разве не так? И стыдиться нет никаких причин, работа совсем даже неплохая. Правда, цвет получился не очень, но это кровь старика виновата — немного жидковата, анемична, — однако идея картины, ее дух, все это присутствует там в полной мерс. Она поняла. Нет. Еще продолжает осмысливать. Думает.
Он смотрит на свое отражение в металлической стене и не узнает себя, настолько оно искажено. Придвигается ближе, трогает рукой, будто лаская свое лицо.
— Кто ты?
Ты — это я. Я — это ты. Он трясет головой, наблюдая за трансформацией лица. Отступает на шаг, и оно расплывается.
Он убирает с глаз долой кисть Натана Сакса, которая стала сейчас похожа на высохшую сморщенную клешню — кожа пурпурно-коричневая, пальцы скрючены, — и лезет в коробку с художественными открытками. Нужно найти нечто основательное, чтобы опять почувствовать себя уверенно. Да, это необходимо сделать, пока он в расцвете сил. Действительно, почему бы и нет? Он уже давно к этому готов и даже выбрал образ.
Величественный, связанный с мифологией. Ей этот образ подходит превосходно.
Он принимается за работу. Заменяет лезвие на ноже, проверяет клей. Даже голоса теперь не отвлекают. Проходит несколько часов. Стол завален обрезками бумаги. Но результат — сама простота. Ясно. Смело. Традиционно. И вдруг на него накатывает печаль. Это ведь она. Да-да, она. Та, которая…
Что это на его щеках? Неужели слезы? Он отнимает руку от лица. Перчатка влажная. Крепись. Помни, ты супермен. Он расправляет плечи. Понимает, что сумеет это сделать.
А что будет потом… когда ее не станет? Ведь ему будет ее так не хватать.
Не печалься, ты всегда сможешь найти другую музу.
Чарлин Кент сунула паспорт, билет на самолет и программу Венецианского бьеннале в блестящий файлофакс в кожаном переплете, потом открыла стенной шкаф. Это действие всегда ее успокаивало, потому что рассматривать содержимое было подлинным наслаждением.
Двадцать полок, расположенных от пола до потолка. На каждой восемь пар обуви. Замшевой, из крокодиловой кожи, змеиной, лакированной. Туфли-лодочки, на низких каблуках, на высоких. Модные, роскошные, повседневные, спортивные, элегантные. С пряжками, бантиками, застежками, шнурками. Между двумя полками расстояние сделано побольше. Они для ботинок и сапог. Все подобрано по цвету. Белые с бежевыми, бежевые с желтовато-коричневыми, желтовато-коричневые с коричневыми, коричневые с рыжеватыми, рыжеватые с оранжевыми, оранжевые с красными. Три полки полностью отданы черным.
Чарли сладострастно вздохнула и принялась за дело. Для поездки в Венецию, где она должна будет провести двое с половиной суток, Чарли выбрала девять пар обуви. Каждую уложила в замшевый пакет и аккуратно поместила в чемодане между одеждой. Подумала и добавила еще сексуальную розовую ночную рубашку.
На совете Музея другого искусства практически никто не возражал, чтобы оплатить расходы Уилли. Его оформили сопровождающим Чарли. Правильно. Морти Бернстайну, президенту совета и коллекционеру работ Уилли, эта идея очень понравилась. Он думает, что получит что-нибудь из его новых картин. Как бы не так. Чарли уже обо всем позаботилась, так что Морти придется наклониться и поцеловать ее в зад.
Она улыбнулась и посмотрела на картину в раме, подарок Уилли, висящую над кроватью рядом с другими работами, тоже подарками многообещающих художников. Все должно сработать прекрасно.
Чарли вовсе не собиралась всю жизнь сидеть в Музее другого искусства. Она уже встречалась с несколькими членами совета Музея современного искусства и дала понять, что знает, как достойно вывести их музей в XXI век.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Похоже. — Эрнандес протянула Кейт отпечатки на пленке «Милар» вместе с факсом, полученным из Куантико. — Это пришло на ваше имя.
Кейт разложила фотографии Руби Прингл на столе вместе с результатами сравнения отпечатков пальцев и анализом почерка, сделанным в графологической лаборатории Куантико. Рядом лежали два больших альбома — «Живопись раннего христианства» и «Живопись эпохи Возрождения». Сзади на доске были развешаны жуткие цветные фотографии Натана Сакса и репродукции картин де Кунинга.
Все детективы, включая Митча Фримана, выглядели очень усталыми. За последние два дня они изрядно вымотались.
— Отпечатки пальцев совпали, — сообщила Кейт, — а графологическая экспертиза подтвердила совпадение почерков с вероятностью семьдесят процентов. Значит, можно считать вполне достоверным тот факт, что это была работа Живописца смерти.
— Откуда у вас эта информация? — поинтересовался Фриман, вглядываясь в распечатки.
— Из ФБР, — ответила Кейт не раздумывая. — А откуда же еще?
Фриман не стал уточнять, только кивнул.
— Боже! — воскликнула шеф полиции Тейпелл. — Значит, этот мерзавец знаком вам еще по Астории.
— Но он исчез на много лет, — заметил Мид.
— Исчез для Макиннон, — уточнил Фриман. — Но вполне мог действовать, не обнаруживая себя.
— А потом я написала книгу, сделала передачу на телевидении и опять попала на экран его радара, — продолжила Кейт. Она перелистнула несколько страниц в альбоме. — Ангелы присутствуют практически на каждой картине. Их называли «путто». — Она показала несколько примеров. — Пока я не могу найти ничего конкретного, но и так видно, что он сделал с Руби Прингл. Это была его первая попытка. Тогда он еще не разработал ритуал.
— Нужно проверить нераскрытые дела, — сказала Тейпелл. — Возможно, вскроются еще какие-нибудь его злодейства.
— Но все равно, — проговорила Кейт, — ритуал у него появился только недавно. И теперь мы знаем, что он основывается на изобразительном искусстве. Значит, его можно поймать. Для этого нужно дождаться следующей головоломки.
— А если он больше ничего не пришлет? — спросила Тейпелл.
— Пришлет, — ответила Кейт. — Он очень хочет продолжать со мной игру. Я это знаю.
— Я согласен, — произнес Фриман. — И на этот раз мы должны как следует подготовиться к его фокусам.
— Обязательно. — Тейпелл кивнула и внимательно посмотрела на Кейт. — До меня дошел слух, что вы уезжаете в Венецию.
Кейт отрицательно покачала головой:
— Это исключено. Я никуда не поеду.
Она поежилась, хотя в комнате было тепло. Если Живописец смерти хотел манипулировать ею, держать на поводке, то он этого добился.
В последний раз он был очень близок к провалу. Это правда. Но все равно расчет оказался верным. Разве не так? По времени все вышло прекрасно. А что не появилась глупая старуха, так это случайно. Черт бы ее побрал. Жаль, что не удалось закончить работу. Ну и пусть. Это все уже в прошлом, стало достоянием истории. В конце концов, невозможно создавать только одни шедевры.
Он всего лишь человек. Даже он. Значит, может иногда позволить себе некоторое несовершенство. Разве не так? И стыдиться нет никаких причин, работа совсем даже неплохая. Правда, цвет получился не очень, но это кровь старика виновата — немного жидковата, анемична, — однако идея картины, ее дух, все это присутствует там в полной мерс. Она поняла. Нет. Еще продолжает осмысливать. Думает.
Он смотрит на свое отражение в металлической стене и не узнает себя, настолько оно искажено. Придвигается ближе, трогает рукой, будто лаская свое лицо.
— Кто ты?
Ты — это я. Я — это ты. Он трясет головой, наблюдая за трансформацией лица. Отступает на шаг, и оно расплывается.
Он убирает с глаз долой кисть Натана Сакса, которая стала сейчас похожа на высохшую сморщенную клешню — кожа пурпурно-коричневая, пальцы скрючены, — и лезет в коробку с художественными открытками. Нужно найти нечто основательное, чтобы опять почувствовать себя уверенно. Да, это необходимо сделать, пока он в расцвете сил. Действительно, почему бы и нет? Он уже давно к этому готов и даже выбрал образ.
Величественный, связанный с мифологией. Ей этот образ подходит превосходно.
Он принимается за работу. Заменяет лезвие на ноже, проверяет клей. Даже голоса теперь не отвлекают. Проходит несколько часов. Стол завален обрезками бумаги. Но результат — сама простота. Ясно. Смело. Традиционно. И вдруг на него накатывает печаль. Это ведь она. Да-да, она. Та, которая…
Что это на его щеках? Неужели слезы? Он отнимает руку от лица. Перчатка влажная. Крепись. Помни, ты супермен. Он расправляет плечи. Понимает, что сумеет это сделать.
А что будет потом… когда ее не станет? Ведь ему будет ее так не хватать.
Не печалься, ты всегда сможешь найти другую музу.
Чарлин Кент сунула паспорт, билет на самолет и программу Венецианского бьеннале в блестящий файлофакс в кожаном переплете, потом открыла стенной шкаф. Это действие всегда ее успокаивало, потому что рассматривать содержимое было подлинным наслаждением.
Двадцать полок, расположенных от пола до потолка. На каждой восемь пар обуви. Замшевой, из крокодиловой кожи, змеиной, лакированной. Туфли-лодочки, на низких каблуках, на высоких. Модные, роскошные, повседневные, спортивные, элегантные. С пряжками, бантиками, застежками, шнурками. Между двумя полками расстояние сделано побольше. Они для ботинок и сапог. Все подобрано по цвету. Белые с бежевыми, бежевые с желтовато-коричневыми, желтовато-коричневые с коричневыми, коричневые с рыжеватыми, рыжеватые с оранжевыми, оранжевые с красными. Три полки полностью отданы черным.
Чарли сладострастно вздохнула и принялась за дело. Для поездки в Венецию, где она должна будет провести двое с половиной суток, Чарли выбрала девять пар обуви. Каждую уложила в замшевый пакет и аккуратно поместила в чемодане между одеждой. Подумала и добавила еще сексуальную розовую ночную рубашку.
На совете Музея другого искусства практически никто не возражал, чтобы оплатить расходы Уилли. Его оформили сопровождающим Чарли. Правильно. Морти Бернстайну, президенту совета и коллекционеру работ Уилли, эта идея очень понравилась. Он думает, что получит что-нибудь из его новых картин. Как бы не так. Чарли уже обо всем позаботилась, так что Морти придется наклониться и поцеловать ее в зад.
Она улыбнулась и посмотрела на картину в раме, подарок Уилли, висящую над кроватью рядом с другими работами, тоже подарками многообещающих художников. Все должно сработать прекрасно.
Чарли вовсе не собиралась всю жизнь сидеть в Музее другого искусства. Она уже встречалась с несколькими членами совета Музея современного искусства и дала понять, что знает, как достойно вывести их музей в XXI век.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103