Как и Верона, она была доброй и честной. И никакой вины за ней не было. Как и Верона, она страдала от собственной порядочности. Бедная Верона!
И Колдер прервал свой внутренний монолог, обратясь к Вероне:
– Я знаю, что вам немного поможет. Не надо лелеять мечты о художнике. И не надо хранить тайную веру в то, что он и ваше прошлое было более замечательным, чем ваше настоящее с Форбсом. Насколько я знаю этих художников, особенно гениальных, они причиняют много страданий своим близким. Вас извела бы ревность. Вы никогда бы не чувствовали себя в безопасности. И никогда не были бы первой в его душе, потому что его искусство всегда будет для него на первом месте. В любом случае у вас была бы с ним суровая жизнь. С Форбсом же просто. И он балует вас. Делитесь со мной иногда. Достаньте свои краски. Рисуйте. Будьте доброжелательной и заботливой, смотрите на жизнь проще. Все идет не так, как вам хотелось бы. Делитесь всеми своими сомнениями – пока не научитесь говорить о Стефане Бесте спокойно, а не падать в обморок при его имени или при встрече с кем-нибудь в таких же, как у него, очках.
Колдер улыбался, придерживая очки рукой.
Верона тоже улыбалась и даже попыталась засмеяться.
– Не смешите меня, – сказала она жалобным тоном.
– О, но я хочу слышать, как вы смеетесь. И я хочу, чтобы в конце празднества вам было лучше, чем в его начале.
– Я буду. Вы были так добры ко мне. Я не могу выразить, как много вы для меня сделали.
С вами я стала сама собой.
– Не об этом ли я вам и говорил? Перестаньте мучить себя воспоминаниями. Посмотрите на ваши проблемы со стороны. Не пытайтесь играть какую-то роль, а ведите себя естественно.
– Но я не смогу быть всегда откровенной с собой или с Форбсом. Я не смогу ему рассказать о том, о чем рассказала вам. Не могу дать ему почувствовать, как я здесь иногда несчастна.
– Хорошо. Приходите ко мне. Мы сможем обо всем поговорить. Я буду рядом, если в этом будет необходимость.
Глаза Вероны сверкнули.
– Спасибо, огромное спасибо. Это просто замечательно, что вы здесь, полковник Колдер. Я уверена, что теперь все станет по-другому. Вы просто прелестны.
– Дитя мое, я просто старый доктор, не имеющий никаких творческих наклонностей, как и Форбс. Я люблю работу, гольф и хорошие шары. Очень материалистичен. Конечно, больше, чем он, видел жизнь и знаю немного больше, что происходит в сердце мужчины и женщины. Я привык иметь хорошую репутацию, я немного разбираюсь в живописи. У меня был брат, который прекрасно рисовал. Я, кажется, положил пару его набросков в чемодан. Я взял их с собой, чтобы повесить в своей квартирке. Вы скажете о них свое мнение. Я посмотрю на ваши и тоже критически оценю их.
– О! – воскликнула Верона. – Это будет весело.
– Что же касается моего имени… Забудьте, что я Стефан. Называйте меня Док. Меня все так называли в Индии.
– Спасибо, Док. Я так благодарна. Колдер помог Вероне встать.
– Может быть, я стар, чтобы быть вашим отцом, но ваш муж начнет искать свой револьвер, если я тут же не приведу вас назад. А то будет скандал, деточка. Вы понимаете это? Я не провел в Фэйде еще и двадцати четырех часов, а уже позволил прекрасному созданию бросить тень на мою репутацию.
Верона засмеялась. Стефан Колдер услышал в ее голосе беззаботность. Он положил руку ей на плечо.
– Пойдемте, я хочу посмотреть, как вы танцуете со своим прекрасным мужем. И хватит бесполезных сожалений и самокопаний. Док – отныне ваш отец-исповедник.
– Док – новый и замечательный друг, – сказала Верона и добавила:
– О, вы так похожи на Стефана. Это невероятно.
– Это вы – нечто невероятное и удивительное. И очень красивая, любому способны вскружить голову. Вы опасны. Вас следовало бы держать на цепи.
Медленно они возвращались в клуб. Верона чувствовала себя как бы заново родившейся. Все ее былые тяжелые чувства были забыты. На душе было легко и радостно. Ощущение постоянного присутствия Стефана Беста осталось (ощущение, которое не уйдет, пока она жива), но оно больше не причиняло ей боли. Он был здесь. Вероне, казалось, что дух того Стефана вселился в седоволосого стареющего доктора, и она была спокойна.
Когда они вошли в клуб, Верона подошла прямо к Форбсу и протянула ему руку.
– Потанцуй со мной! Форбс встал из-за стола.
– Здравствуй, дорогая. Где ты была? Я видел, как ты ушла с доктором. Я решил, что ты плохо себя чувствуешь, и он повел тебя домой.
– О, Боже, нет! Я хочу, чтобы ты знал первым: я чувствую себя прекрасно. Мы просто разговаривали. И все. Мы сидели на берегу озера.
Форбс выглядел оживленным. Он был искренне рад видеть Верону здоровой. Во время танца она прижалась к Форбсу поближе и прошептала:
– Спасибо тебе за прекрасный день рождения, дорогой мой!
Форбс был несколько удивлен внезапным порывом ее нежности и поблагодарил ее. Он подумал, что никогда не видел ее такой красивой.
В ней было много очарования. А совсем недавно она была так изнурена, подавлена. Форбс крепко обнял свою жену.
– Рад, что тебе нравится, любимая. Я думаю, что получился прекрасный вечер. Колдер – славный парень. Правда?
– Очень, – сказала Верона со вздохом. Когда вечер подошел к концу и они вернулись в свою квартиру, Верона все еще ощущала благотворное воздействие своего разговора с доктором. Еще она испытывала необычайную теплоту и благодарность по отношению к Форбсу, который по своей простой, отчасти слепой натуре давал ей все, что было в его силах. Новая и безотлагательная идея посетила ее. И она разрасталась все больше и больше. Когда Верона была уже в постели, Форбс, по привычке, сидел на краю кровати и разговаривал с ней, докуривая последнюю сигару.
Было уже около двух часов ночи. Форбс выключил вентилятор на потолке. В окна дул прохладный ветер пустыни. Температура снизилась. Но все равно было жарко. Верона лежала без одежды, только тонкая ночная рубашка покрывала ее прекрасное тело. Ее каштановые волосы были распущены и лежали на подушке, как шелковый веер. Ее взгляд был загадочным, непонятным Форбсу. Он подумал, что Верона выглядит необычайно красивой и счастливой. Форбс затушил сигарету и склонился над ней.
– Дорогая, – он слегка коснулся губами ее уха.
Ее обнаженные гладкие руки обвили его шею. Верона прошептала быстро, серьезно:
– Форбс, дорогой, мы ждали достаточно долго, слишком долго. Я хочу ребенка, не правда ли это будет замечательно? Ты ведь тоже хочешь этого? На будущий год мы в любом случае поедем домой. Я могу поехать раньше к маме и родить дома. Все уже будет кончено, когда ты вернешься. О, Форбс!
Форбс был удивлен, немного встревожен и не мог сразу отказать ей. Он был во власти чего-то большего, чем эмоции. Он был втянут в шелковую паутину самой могущественной из всех вещей: в женское желание материнства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
И Колдер прервал свой внутренний монолог, обратясь к Вероне:
– Я знаю, что вам немного поможет. Не надо лелеять мечты о художнике. И не надо хранить тайную веру в то, что он и ваше прошлое было более замечательным, чем ваше настоящее с Форбсом. Насколько я знаю этих художников, особенно гениальных, они причиняют много страданий своим близким. Вас извела бы ревность. Вы никогда бы не чувствовали себя в безопасности. И никогда не были бы первой в его душе, потому что его искусство всегда будет для него на первом месте. В любом случае у вас была бы с ним суровая жизнь. С Форбсом же просто. И он балует вас. Делитесь со мной иногда. Достаньте свои краски. Рисуйте. Будьте доброжелательной и заботливой, смотрите на жизнь проще. Все идет не так, как вам хотелось бы. Делитесь всеми своими сомнениями – пока не научитесь говорить о Стефане Бесте спокойно, а не падать в обморок при его имени или при встрече с кем-нибудь в таких же, как у него, очках.
Колдер улыбался, придерживая очки рукой.
Верона тоже улыбалась и даже попыталась засмеяться.
– Не смешите меня, – сказала она жалобным тоном.
– О, но я хочу слышать, как вы смеетесь. И я хочу, чтобы в конце празднества вам было лучше, чем в его начале.
– Я буду. Вы были так добры ко мне. Я не могу выразить, как много вы для меня сделали.
С вами я стала сама собой.
– Не об этом ли я вам и говорил? Перестаньте мучить себя воспоминаниями. Посмотрите на ваши проблемы со стороны. Не пытайтесь играть какую-то роль, а ведите себя естественно.
– Но я не смогу быть всегда откровенной с собой или с Форбсом. Я не смогу ему рассказать о том, о чем рассказала вам. Не могу дать ему почувствовать, как я здесь иногда несчастна.
– Хорошо. Приходите ко мне. Мы сможем обо всем поговорить. Я буду рядом, если в этом будет необходимость.
Глаза Вероны сверкнули.
– Спасибо, огромное спасибо. Это просто замечательно, что вы здесь, полковник Колдер. Я уверена, что теперь все станет по-другому. Вы просто прелестны.
– Дитя мое, я просто старый доктор, не имеющий никаких творческих наклонностей, как и Форбс. Я люблю работу, гольф и хорошие шары. Очень материалистичен. Конечно, больше, чем он, видел жизнь и знаю немного больше, что происходит в сердце мужчины и женщины. Я привык иметь хорошую репутацию, я немного разбираюсь в живописи. У меня был брат, который прекрасно рисовал. Я, кажется, положил пару его набросков в чемодан. Я взял их с собой, чтобы повесить в своей квартирке. Вы скажете о них свое мнение. Я посмотрю на ваши и тоже критически оценю их.
– О! – воскликнула Верона. – Это будет весело.
– Что же касается моего имени… Забудьте, что я Стефан. Называйте меня Док. Меня все так называли в Индии.
– Спасибо, Док. Я так благодарна. Колдер помог Вероне встать.
– Может быть, я стар, чтобы быть вашим отцом, но ваш муж начнет искать свой револьвер, если я тут же не приведу вас назад. А то будет скандал, деточка. Вы понимаете это? Я не провел в Фэйде еще и двадцати четырех часов, а уже позволил прекрасному созданию бросить тень на мою репутацию.
Верона засмеялась. Стефан Колдер услышал в ее голосе беззаботность. Он положил руку ей на плечо.
– Пойдемте, я хочу посмотреть, как вы танцуете со своим прекрасным мужем. И хватит бесполезных сожалений и самокопаний. Док – отныне ваш отец-исповедник.
– Док – новый и замечательный друг, – сказала Верона и добавила:
– О, вы так похожи на Стефана. Это невероятно.
– Это вы – нечто невероятное и удивительное. И очень красивая, любому способны вскружить голову. Вы опасны. Вас следовало бы держать на цепи.
Медленно они возвращались в клуб. Верона чувствовала себя как бы заново родившейся. Все ее былые тяжелые чувства были забыты. На душе было легко и радостно. Ощущение постоянного присутствия Стефана Беста осталось (ощущение, которое не уйдет, пока она жива), но оно больше не причиняло ей боли. Он был здесь. Вероне, казалось, что дух того Стефана вселился в седоволосого стареющего доктора, и она была спокойна.
Когда они вошли в клуб, Верона подошла прямо к Форбсу и протянула ему руку.
– Потанцуй со мной! Форбс встал из-за стола.
– Здравствуй, дорогая. Где ты была? Я видел, как ты ушла с доктором. Я решил, что ты плохо себя чувствуешь, и он повел тебя домой.
– О, Боже, нет! Я хочу, чтобы ты знал первым: я чувствую себя прекрасно. Мы просто разговаривали. И все. Мы сидели на берегу озера.
Форбс выглядел оживленным. Он был искренне рад видеть Верону здоровой. Во время танца она прижалась к Форбсу поближе и прошептала:
– Спасибо тебе за прекрасный день рождения, дорогой мой!
Форбс был несколько удивлен внезапным порывом ее нежности и поблагодарил ее. Он подумал, что никогда не видел ее такой красивой.
В ней было много очарования. А совсем недавно она была так изнурена, подавлена. Форбс крепко обнял свою жену.
– Рад, что тебе нравится, любимая. Я думаю, что получился прекрасный вечер. Колдер – славный парень. Правда?
– Очень, – сказала Верона со вздохом. Когда вечер подошел к концу и они вернулись в свою квартиру, Верона все еще ощущала благотворное воздействие своего разговора с доктором. Еще она испытывала необычайную теплоту и благодарность по отношению к Форбсу, который по своей простой, отчасти слепой натуре давал ей все, что было в его силах. Новая и безотлагательная идея посетила ее. И она разрасталась все больше и больше. Когда Верона была уже в постели, Форбс, по привычке, сидел на краю кровати и разговаривал с ней, докуривая последнюю сигару.
Было уже около двух часов ночи. Форбс выключил вентилятор на потолке. В окна дул прохладный ветер пустыни. Температура снизилась. Но все равно было жарко. Верона лежала без одежды, только тонкая ночная рубашка покрывала ее прекрасное тело. Ее каштановые волосы были распущены и лежали на подушке, как шелковый веер. Ее взгляд был загадочным, непонятным Форбсу. Он подумал, что Верона выглядит необычайно красивой и счастливой. Форбс затушил сигарету и склонился над ней.
– Дорогая, – он слегка коснулся губами ее уха.
Ее обнаженные гладкие руки обвили его шею. Верона прошептала быстро, серьезно:
– Форбс, дорогой, мы ждали достаточно долго, слишком долго. Я хочу ребенка, не правда ли это будет замечательно? Ты ведь тоже хочешь этого? На будущий год мы в любом случае поедем домой. Я могу поехать раньше к маме и родить дома. Все уже будет кончено, когда ты вернешься. О, Форбс!
Форбс был удивлен, немного встревожен и не мог сразу отказать ей. Он был во власти чего-то большего, чем эмоции. Он был втянут в шелковую паутину самой могущественной из всех вещей: в женское желание материнства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51