– Мама, делай, как считаешь нужным. Но я не желаю иметь к этой книге никакого отношения. Я все сказал.
– Совершенно незачем кричать, милый, – укоризненно попеняла ему Конни.
Он одарил обеих женщин яростным взглядом.
– Правда, незачем. Вы ясно дали мне понять: что бы я ни делал, это бесполезно. Я уезжаю. Надеюсь, что вы представляете себе, на что идете.
И он стремительно покинул гостиную, с треском захлопнув за собой дверь.
– Боже милостивый, – устало вздохнула Конни, – на этот раз он действительно вышел из себя. Он никогда не называет меня мамой! Только если мне удается по-настоящему вывести его из себя.
Дани покачала головой. Не может быть, чтобы Конни не догадывалась, какую боль причиняет сыну. Чем обернется для него эта книга.
И Дани уже не может отступить, она во всеуслышание объявила, что берется за книгу.
Как же это получилось? Ведь она приехала сюда с одной-единственной целью – заявить о своем отказе. А сделала она нечто совершенно противоположное!
Дани нервно облизнула губы.
– Конни, простите, я не хотела бы показаться грубой...
Конни запрокинула голову и безудержно расхохоталась.
– Простите... я сказала что-то смешное? – удивленно подняла брови Дани.
Пожилая леди перестала смеяться и покровительственно похлопала Дани по руке.
– Нет, деточка, нет. Я, пожалуй, попрошу принести свежего кофе. А тем временем вы можете задать мне этот вопрос. – Она тонко улыбнулась и пояснила: – Вы же собирались спросить, не нарочно ли я создала эту ситуацию? Не хотела ли я спровоцировать вас принять решение, которое вы не собирались принимать? Я не ошиблась?
И Конни очаровательно улыбнулась, продемонстрировав кокетливые ямочки на щеках.
Поразительно! Именно этот вопрос и крутился на языке у Дани! Теперь и спрашивать не нужно: именно это и удалось сделать милой пожилой даме, воплощению доброжелательной простоты! Дани с опозданием поняла, что недооценивала Конни.
Она не сомневалась, что тепло и доброжелательность Конни неподдельны. Но выражение простодушной невинности на гладком личике оказалось обманчивым. Конни оказалась способна на такую изощренную интригу, на такую умелую манипуляцию, что ей впору руководить военной разведкой!
Однако это открытие никак не меняет ситуацию. Дани объявила о своем решении, пойти на попятный она уже не может. Это значило бы признать, что угрозы Оливера возымели действие.
Дани искоса взглянула на хозяйку дома. Удобно устроившись в глубоком кресле, она выглядела как довольная кошка. Совсем как ее сын десять минут назад...
– Вот какой сюрприз, моя хорошая, – радостно сказал дед, когда она вошла в теплицу, где он возился с какой-то растительностью, которую готовил для высадки в открытый грунт. – С тех пор, как умерла твоя бабушка, мне ужасно одиноко без женского общества.
Дани улыбнулась и еще раз звонко чмокнула деда в щеку. Она испытывала чувство вины: в последнее время она действительно очень редко его навещала.
Он ничуть не изменился. Огромного роста, мощный, волосы, зачесаннные назад, седые, но все еще очень густые. На нем тот же твидовый пиджак, что он надевал на лекции в университете. А теперь, уже десять лет, это его униформа садовника.
Он сосредоточенно потер лоб грязной рукой.
– Не уверен, что найдется, чем тебя угостить...
– Бутерброд с сыром – больше мне ничего не нужно, – улыбнулась Дани.
Подхватила деда под руку, и они отправились к дому.
Там Дани приготовила поднос с чаем и бутербродами, и они вновь вышли в сад, устроившись под старой яблоней.
– Почему ты не запираешь двери? – укоризненно сказала она. – Я приехала – все открыто, входи кто хочешь.
– Ты же не чужая, – весело отмахнулся дед. Он с нежной улыбкой наблюдал, как она разливает чай. – И потом, если кому понадобится проникнуть в дом, он это сделает, заперт он или нет. Сама знаешь.
Она это знала. Но все равно волновалась за деда. Как он тут, совсем один...
В прошлом известный историк, он продолжал работать почти до семидесяти лет. И пользовался огромным уважением в профессиональных кругах. Студенты его любили и уважали.
Оливер Ковердейл спросил, что она пытается доказать, став историком, как дед. Она не пыталась ничего доказать. Просто она любила и уважала деда, как никого другого в жизни. И знала, что ее выбор сделает его абсолютно счастливым. Это было не главное в выборе профессии, конечно, но все же...
– Так чему я обязан такой честью? – церемонно спросил дед. – Только не говори, что ты просто проезжала мимо.
Не совсем мимо, конечно. Но, добравшись до загородного дома Конни, она уже была на полпути к деду. Проехать еще столько же и попасть сюда – что может быть естественнее? Кроме того, она всю неделю хотела задать ему один вопрос...
– Здесь так хорошо, – улыбнулась Дани. – Отдыхаешь душой.
Дани откинулась на спинку садовой скамейки и полузакрыла глаза. Вокруг щебетали юркие птички, на клумбах уже набирали силу бутоны. Пахло травой, свежестью, весной.
Дед удовлетворенно оглядел сад – предмет его гордости.
– А как тот юноша, о котором ты мне рассказывала? – с интересом спросил он.
Дани чуть улыбнулась. В тридцать два года Джонни вряд ли уместно было называть юношей... Впрочем, кто знает, если она доживет до восьмидесяти лет, может быть, взрослые мужчины будут казаться ей детьми...
– Все в порядке, – улыбнулась Дани. – Он сегодня на каком-то семинаре.
– Понятно, – прищурился дед. – Осталась без компании, все ясно.
– Дед! – засмеялась Дани. – Может, скажешь, что я к тебе приехала лишь потому, что не нашлось дел поинтереснее?
– Так оно и должно быть, – улыбнулся Лео Гарди. – А чего ездить к старым пингвинам вроде меня, когда есть дела поинтереснее! – Он помолчал и добавил уже всерьез: – Молодые должны быть с молодыми, это закон жизни. Хотя, возможно, твоя мать со мной не согласится.
Они обменялись заговорщицкими улыбками. Дани была единственным ребенком, и мать требовала, чтобы она не реже раза в неделю звонила домой и не реже раза в месяц ездила к родителям с визитом. Какое счастье, что дед никогда не упрекает ее за долгую разлуку.
– Я сегодня была в гостях в одном доме... – осторожно начала Дани. – И так вышло, что я там познакомилась с одним человеком, которого ты знаешь. По крайней мере, так я заключила из его слов.
– Правда? – переспросил дед, поднося к губам чашку.
– Да. Почему ты не рассказывал, что среди твоих знакомых есть, оказывается, голливудская публика?
И Дани озорно подмигнула деду.
Тот нахмурился.
– Память у меня уже не та, – задумчиво произнес он. – Что-то не припомню...
– Оливер Ковердейл, – подсказала она.
Не мог дед забыть Оливера Ковердейла! Тем более, тот приходил обсуждать экранизацию его собственной книги!
Дед минуту раздумывал, а потом лицо его прояснилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Совершенно незачем кричать, милый, – укоризненно попеняла ему Конни.
Он одарил обеих женщин яростным взглядом.
– Правда, незачем. Вы ясно дали мне понять: что бы я ни делал, это бесполезно. Я уезжаю. Надеюсь, что вы представляете себе, на что идете.
И он стремительно покинул гостиную, с треском захлопнув за собой дверь.
– Боже милостивый, – устало вздохнула Конни, – на этот раз он действительно вышел из себя. Он никогда не называет меня мамой! Только если мне удается по-настоящему вывести его из себя.
Дани покачала головой. Не может быть, чтобы Конни не догадывалась, какую боль причиняет сыну. Чем обернется для него эта книга.
И Дани уже не может отступить, она во всеуслышание объявила, что берется за книгу.
Как же это получилось? Ведь она приехала сюда с одной-единственной целью – заявить о своем отказе. А сделала она нечто совершенно противоположное!
Дани нервно облизнула губы.
– Конни, простите, я не хотела бы показаться грубой...
Конни запрокинула голову и безудержно расхохоталась.
– Простите... я сказала что-то смешное? – удивленно подняла брови Дани.
Пожилая леди перестала смеяться и покровительственно похлопала Дани по руке.
– Нет, деточка, нет. Я, пожалуй, попрошу принести свежего кофе. А тем временем вы можете задать мне этот вопрос. – Она тонко улыбнулась и пояснила: – Вы же собирались спросить, не нарочно ли я создала эту ситуацию? Не хотела ли я спровоцировать вас принять решение, которое вы не собирались принимать? Я не ошиблась?
И Конни очаровательно улыбнулась, продемонстрировав кокетливые ямочки на щеках.
Поразительно! Именно этот вопрос и крутился на языке у Дани! Теперь и спрашивать не нужно: именно это и удалось сделать милой пожилой даме, воплощению доброжелательной простоты! Дани с опозданием поняла, что недооценивала Конни.
Она не сомневалась, что тепло и доброжелательность Конни неподдельны. Но выражение простодушной невинности на гладком личике оказалось обманчивым. Конни оказалась способна на такую изощренную интригу, на такую умелую манипуляцию, что ей впору руководить военной разведкой!
Однако это открытие никак не меняет ситуацию. Дани объявила о своем решении, пойти на попятный она уже не может. Это значило бы признать, что угрозы Оливера возымели действие.
Дани искоса взглянула на хозяйку дома. Удобно устроившись в глубоком кресле, она выглядела как довольная кошка. Совсем как ее сын десять минут назад...
– Вот какой сюрприз, моя хорошая, – радостно сказал дед, когда она вошла в теплицу, где он возился с какой-то растительностью, которую готовил для высадки в открытый грунт. – С тех пор, как умерла твоя бабушка, мне ужасно одиноко без женского общества.
Дани улыбнулась и еще раз звонко чмокнула деда в щеку. Она испытывала чувство вины: в последнее время она действительно очень редко его навещала.
Он ничуть не изменился. Огромного роста, мощный, волосы, зачесаннные назад, седые, но все еще очень густые. На нем тот же твидовый пиджак, что он надевал на лекции в университете. А теперь, уже десять лет, это его униформа садовника.
Он сосредоточенно потер лоб грязной рукой.
– Не уверен, что найдется, чем тебя угостить...
– Бутерброд с сыром – больше мне ничего не нужно, – улыбнулась Дани.
Подхватила деда под руку, и они отправились к дому.
Там Дани приготовила поднос с чаем и бутербродами, и они вновь вышли в сад, устроившись под старой яблоней.
– Почему ты не запираешь двери? – укоризненно сказала она. – Я приехала – все открыто, входи кто хочешь.
– Ты же не чужая, – весело отмахнулся дед. Он с нежной улыбкой наблюдал, как она разливает чай. – И потом, если кому понадобится проникнуть в дом, он это сделает, заперт он или нет. Сама знаешь.
Она это знала. Но все равно волновалась за деда. Как он тут, совсем один...
В прошлом известный историк, он продолжал работать почти до семидесяти лет. И пользовался огромным уважением в профессиональных кругах. Студенты его любили и уважали.
Оливер Ковердейл спросил, что она пытается доказать, став историком, как дед. Она не пыталась ничего доказать. Просто она любила и уважала деда, как никого другого в жизни. И знала, что ее выбор сделает его абсолютно счастливым. Это было не главное в выборе профессии, конечно, но все же...
– Так чему я обязан такой честью? – церемонно спросил дед. – Только не говори, что ты просто проезжала мимо.
Не совсем мимо, конечно. Но, добравшись до загородного дома Конни, она уже была на полпути к деду. Проехать еще столько же и попасть сюда – что может быть естественнее? Кроме того, она всю неделю хотела задать ему один вопрос...
– Здесь так хорошо, – улыбнулась Дани. – Отдыхаешь душой.
Дани откинулась на спинку садовой скамейки и полузакрыла глаза. Вокруг щебетали юркие птички, на клумбах уже набирали силу бутоны. Пахло травой, свежестью, весной.
Дед удовлетворенно оглядел сад – предмет его гордости.
– А как тот юноша, о котором ты мне рассказывала? – с интересом спросил он.
Дани чуть улыбнулась. В тридцать два года Джонни вряд ли уместно было называть юношей... Впрочем, кто знает, если она доживет до восьмидесяти лет, может быть, взрослые мужчины будут казаться ей детьми...
– Все в порядке, – улыбнулась Дани. – Он сегодня на каком-то семинаре.
– Понятно, – прищурился дед. – Осталась без компании, все ясно.
– Дед! – засмеялась Дани. – Может, скажешь, что я к тебе приехала лишь потому, что не нашлось дел поинтереснее?
– Так оно и должно быть, – улыбнулся Лео Гарди. – А чего ездить к старым пингвинам вроде меня, когда есть дела поинтереснее! – Он помолчал и добавил уже всерьез: – Молодые должны быть с молодыми, это закон жизни. Хотя, возможно, твоя мать со мной не согласится.
Они обменялись заговорщицкими улыбками. Дани была единственным ребенком, и мать требовала, чтобы она не реже раза в неделю звонила домой и не реже раза в месяц ездила к родителям с визитом. Какое счастье, что дед никогда не упрекает ее за долгую разлуку.
– Я сегодня была в гостях в одном доме... – осторожно начала Дани. – И так вышло, что я там познакомилась с одним человеком, которого ты знаешь. По крайней мере, так я заключила из его слов.
– Правда? – переспросил дед, поднося к губам чашку.
– Да. Почему ты не рассказывал, что среди твоих знакомых есть, оказывается, голливудская публика?
И Дани озорно подмигнула деду.
Тот нахмурился.
– Память у меня уже не та, – задумчиво произнес он. – Что-то не припомню...
– Оливер Ковердейл, – подсказала она.
Не мог дед забыть Оливера Ковердейла! Тем более, тот приходил обсуждать экранизацию его собственной книги!
Дед минуту раздумывал, а потом лицо его прояснилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39