Единственная тема, которая могла конкурировать, был Маркеши собственной персоной, его жизнь и творчество.
— Надо бы рассказать вам об опаснейшем человеке, который мне очень дорог, зовут его Реми Шак, таинственный инвестор, который иногда встряхивает Биржу. Кто-нибудь знаком с ним?
Все чувствовали, что вопрос с подвохом, и молчали.
— Это естественно, я был не вправе раскрывать его существование до сегодняшнего дня. Месяц назад я получил указание дать объявление о готовности купить акции сети «Отоньель», которыми кроме нас интересовались «Дитрих» из Кельна и…
Николя больше не слушал. Похождения Маркеши имели то преимущество, что позволяли невидимой, постоянно улыбающейся, иногда обнаженной Лорен подсесть к ним за столик. Она не произносила ни слова, но была здесь. Он тоже молчал, позволяя своему воображению воссоздать все детали — безупречную линию носа, светлые тени под глазами, придававшие непонятный оттенок синеве зрачков, завитки волос над ушами. Выписанная до мельчайшей детали, она скрещивала руки на груди, словно передразнивая его, и оба они долго пожирали друг друга взглядом. Ничто не могло вырвать Николя из забытья, кроме пронзительного голоса Маркеши.
— …и «Группа Парена» отхватила кусок только благодаря неуловимому провидцу Реми Шаку, а имя его — не что иное, как анаграмма?..
— Маркеши! — воскликнула Режина, обойдя всех на финише.
— Вы имеете право на такие фокусы?
— В финансовом мире псевдонимы только приветствуются.
В очередной раз Маркеши дал им понять, что снисходит за их столик из других — высших — сфер, что его жизнь похожа на увлекательный роман и что его профессия — не постылая, надоевшая необходимость, как у остальных.
— Интересно, что дает жизнь под двойным именем? — задумался Жозе.
— Оно у меня тройное! Когда мне надоедает зарабатывать деньги для «Группы», я захожу в Интернет, чтобы поиграть в сетевую стрелялку под названием Unreal Tournament. На прошлой неделе меня включили в список тысячи лучших игроков мира, под военным именем Slaughter.
Озадаченный Николя напрягся, пытаясь вспомнить, на что похожа эта история про множество имен. Снова появилась Лорен, чтобы освежить его память и послать ободряющую улыбку. Маркеши наверняка почувствовал, что этот невыносимый Гредзински сейчас опять что-нибудь ляпнет, и посмотрел на него в упор, словно бросая вызов.
Николя поднял перчатку:
— В 1658 году некий полемист по имени Луи де Монтальт горячо спорил с иезуитами и много раз переправлял издание своего текста, который потом был признан лучшим произведением того времени, «Письма к провинциалу». В то же самое время юный Амос Деттонвиль придумал то, что сейчас мы называем счетной машиной. Параллельно философ Саломон де Тюльти делает записи для гигантского полотна о предназначении человека и его отношениях с Богом — «Мысли». Все трое оказались одним и тем же человеком, который больше известен нам под именем Блеза Паскаля. Все три его псевдонима — анаграммы изречения «Человек, здесь твой бог». Он считал, что любой текст, любая идея, любой закон принадлежат всему миру, а потому и помыслить не мог издать их под своим именем, таким образом претендуя на авторство. И он предпочитал скрыться за фальшивыми именами. Вот таким он был человеком, этот Паскаль.
Николя замолчал.
Вдалеке появилась тень Лорен — она гордилась им и подавала ему знаки, требуя скорейшей встречи.
Если они не ехали в отель, Лорен исчезала из «Линна» так, что Николя не удавалось даже понять, в каком направлении она испарилась. Она даже не произносила банального «Мне пора», которое ничего не объясняет, но всем становится как-то неловко. И ему приходилось ждать, чтобы снова оказаться в номере 318, где они вытворяли невесть что, все возможное и невозможное, и никто не мог представить себе такой свободы в столь ограниченном пространстве. Они учились ласкам, которые не знал или не решался другой, развлекались тем, что катали бутылки по полу, прежде чем выпить, играли в карты, бросая их как можно ближе к стене, придумывали небывалые фантазмы, расшифровывали хайку, облизывали стекающие по коже друг друга самые немыслимые алкогольные напитки, вспоминали тысячи гениев или просто спали часами, мирно обнявшись, упав в самые глубины забвения.
— Передай мне чипсы.
— Как ты низко пала, бедняжка моя.
— Мне не давали их в детстве.
И снова он не знал, как понять эту реакцию, не окрашенную никакими эмоциями. Было ли у нее детство Козетты или она была дочерью несгибаемого диетолога?
Было половина второго ночи, на ней остались только трусики и бюстгальтер абрикосового цвета. Поужинать они не успели и теперь хрустели всякой дрянью.
— Хочешь знать, в какой конкретно момент я в тебя влюбилась?
— Все произошло в этом самом номере, на третью или четвертую ночь.
— Должно быть, я довел тебя до небывалого оргазма.
— А вот и нет. Мы смотрели телевизор. Было три часа ночи, и мы попали на прямую трансляцию из Америки чемпионата по фигурному катанию.
— Не помню.
— В какой-то момент одна из фигуристок неловко прыгнула и смешно так упала. Бедняжка выпрямилась, как будто ничего не произошло, и продолжала до конца, как они все поступают в таких ситуациях. В эту самую секунду телезрители делятся на три типа. Первые — самая распространенная категория — ждут замедленного повтора. Они видели, как она упала, и их снедает какое-то невероятное возбуждение, они жаждут увидеть еще раз этот ужасный момент. Такие обычно ждут низких оценок, лица отчаявшейся девушки крупным планом. Чаще всего они удовлетворяются несколькими слезинками.
Покрывало валялось на полу, в комнате царил полумрак, а одежда была в беспорядке разбросана вокруг огромной кровати, покрытой еще свежими простынями. Лорен неподвижно лежала на животе, свесив руки, чтобы успокоить боль в спине, которая мучила ее целый день. Николя сидел на кровати в серых трусах, одной рукой он держал запотевший стакан, другой — лодыжку своей красавицы.
— Ко второму типу относятся люди, которым искренне жаль эту несчастную. Они ахают и в первый, и во второй раз, когда видят ее падение: «Ох, бедняжка…» В их взгляде сквозит сострадание, но в глубине и нечто другое — сладостное чувство, в котором они никогда не признаются, может даже, они и сами об этом не подозревают.
Он склонился и поцеловал ее лодыжку, потом, не мешая ей разглагольствовать, стал покусывать большие пальцы ног.
— Есть еще и третий тип людей, они встречаются невероятно редко, и ты один из них. Когда показывали замедленный повтор, я видела, как ты резко отвернулся от экрана. Ты ни за что не хотел увидеть это снова. Слишком тяжело. Не знаю, о чем ты подумал, может, о настоящей трагедии этой девушки, о месяцах и годах упорных тренировок — и что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
— Надо бы рассказать вам об опаснейшем человеке, который мне очень дорог, зовут его Реми Шак, таинственный инвестор, который иногда встряхивает Биржу. Кто-нибудь знаком с ним?
Все чувствовали, что вопрос с подвохом, и молчали.
— Это естественно, я был не вправе раскрывать его существование до сегодняшнего дня. Месяц назад я получил указание дать объявление о готовности купить акции сети «Отоньель», которыми кроме нас интересовались «Дитрих» из Кельна и…
Николя больше не слушал. Похождения Маркеши имели то преимущество, что позволяли невидимой, постоянно улыбающейся, иногда обнаженной Лорен подсесть к ним за столик. Она не произносила ни слова, но была здесь. Он тоже молчал, позволяя своему воображению воссоздать все детали — безупречную линию носа, светлые тени под глазами, придававшие непонятный оттенок синеве зрачков, завитки волос над ушами. Выписанная до мельчайшей детали, она скрещивала руки на груди, словно передразнивая его, и оба они долго пожирали друг друга взглядом. Ничто не могло вырвать Николя из забытья, кроме пронзительного голоса Маркеши.
— …и «Группа Парена» отхватила кусок только благодаря неуловимому провидцу Реми Шаку, а имя его — не что иное, как анаграмма?..
— Маркеши! — воскликнула Режина, обойдя всех на финише.
— Вы имеете право на такие фокусы?
— В финансовом мире псевдонимы только приветствуются.
В очередной раз Маркеши дал им понять, что снисходит за их столик из других — высших — сфер, что его жизнь похожа на увлекательный роман и что его профессия — не постылая, надоевшая необходимость, как у остальных.
— Интересно, что дает жизнь под двойным именем? — задумался Жозе.
— Оно у меня тройное! Когда мне надоедает зарабатывать деньги для «Группы», я захожу в Интернет, чтобы поиграть в сетевую стрелялку под названием Unreal Tournament. На прошлой неделе меня включили в список тысячи лучших игроков мира, под военным именем Slaughter.
Озадаченный Николя напрягся, пытаясь вспомнить, на что похожа эта история про множество имен. Снова появилась Лорен, чтобы освежить его память и послать ободряющую улыбку. Маркеши наверняка почувствовал, что этот невыносимый Гредзински сейчас опять что-нибудь ляпнет, и посмотрел на него в упор, словно бросая вызов.
Николя поднял перчатку:
— В 1658 году некий полемист по имени Луи де Монтальт горячо спорил с иезуитами и много раз переправлял издание своего текста, который потом был признан лучшим произведением того времени, «Письма к провинциалу». В то же самое время юный Амос Деттонвиль придумал то, что сейчас мы называем счетной машиной. Параллельно философ Саломон де Тюльти делает записи для гигантского полотна о предназначении человека и его отношениях с Богом — «Мысли». Все трое оказались одним и тем же человеком, который больше известен нам под именем Блеза Паскаля. Все три его псевдонима — анаграммы изречения «Человек, здесь твой бог». Он считал, что любой текст, любая идея, любой закон принадлежат всему миру, а потому и помыслить не мог издать их под своим именем, таким образом претендуя на авторство. И он предпочитал скрыться за фальшивыми именами. Вот таким он был человеком, этот Паскаль.
Николя замолчал.
Вдалеке появилась тень Лорен — она гордилась им и подавала ему знаки, требуя скорейшей встречи.
Если они не ехали в отель, Лорен исчезала из «Линна» так, что Николя не удавалось даже понять, в каком направлении она испарилась. Она даже не произносила банального «Мне пора», которое ничего не объясняет, но всем становится как-то неловко. И ему приходилось ждать, чтобы снова оказаться в номере 318, где они вытворяли невесть что, все возможное и невозможное, и никто не мог представить себе такой свободы в столь ограниченном пространстве. Они учились ласкам, которые не знал или не решался другой, развлекались тем, что катали бутылки по полу, прежде чем выпить, играли в карты, бросая их как можно ближе к стене, придумывали небывалые фантазмы, расшифровывали хайку, облизывали стекающие по коже друг друга самые немыслимые алкогольные напитки, вспоминали тысячи гениев или просто спали часами, мирно обнявшись, упав в самые глубины забвения.
— Передай мне чипсы.
— Как ты низко пала, бедняжка моя.
— Мне не давали их в детстве.
И снова он не знал, как понять эту реакцию, не окрашенную никакими эмоциями. Было ли у нее детство Козетты или она была дочерью несгибаемого диетолога?
Было половина второго ночи, на ней остались только трусики и бюстгальтер абрикосового цвета. Поужинать они не успели и теперь хрустели всякой дрянью.
— Хочешь знать, в какой конкретно момент я в тебя влюбилась?
— Все произошло в этом самом номере, на третью или четвертую ночь.
— Должно быть, я довел тебя до небывалого оргазма.
— А вот и нет. Мы смотрели телевизор. Было три часа ночи, и мы попали на прямую трансляцию из Америки чемпионата по фигурному катанию.
— Не помню.
— В какой-то момент одна из фигуристок неловко прыгнула и смешно так упала. Бедняжка выпрямилась, как будто ничего не произошло, и продолжала до конца, как они все поступают в таких ситуациях. В эту самую секунду телезрители делятся на три типа. Первые — самая распространенная категория — ждут замедленного повтора. Они видели, как она упала, и их снедает какое-то невероятное возбуждение, они жаждут увидеть еще раз этот ужасный момент. Такие обычно ждут низких оценок, лица отчаявшейся девушки крупным планом. Чаще всего они удовлетворяются несколькими слезинками.
Покрывало валялось на полу, в комнате царил полумрак, а одежда была в беспорядке разбросана вокруг огромной кровати, покрытой еще свежими простынями. Лорен неподвижно лежала на животе, свесив руки, чтобы успокоить боль в спине, которая мучила ее целый день. Николя сидел на кровати в серых трусах, одной рукой он держал запотевший стакан, другой — лодыжку своей красавицы.
— Ко второму типу относятся люди, которым искренне жаль эту несчастную. Они ахают и в первый, и во второй раз, когда видят ее падение: «Ох, бедняжка…» В их взгляде сквозит сострадание, но в глубине и нечто другое — сладостное чувство, в котором они никогда не признаются, может даже, они и сами об этом не подозревают.
Он склонился и поцеловал ее лодыжку, потом, не мешая ей разглагольствовать, стал покусывать большие пальцы ног.
— Есть еще и третий тип людей, они встречаются невероятно редко, и ты один из них. Когда показывали замедленный повтор, я видела, как ты резко отвернулся от экрана. Ты ни за что не хотел увидеть это снова. Слишком тяжело. Не знаю, о чем ты подумал, может, о настоящей трагедии этой девушки, о месяцах и годах упорных тренировок — и что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67