Символически весь мир вместе с неофитом возвращается в космическую Ночь, чтобы быть сотворенным заново, т. е. чтобы возродиться. Как мы уже отмечали (см. гл. II), космологические мифы рассказываются в терапевтических целях. Чтобы вылечить больного, нужно заставить его родиться заново , а архетипической моделью рождения является космогония. Нужно сокрушить сотворенное во Времени и вернуться к тому мигу зари, который предшествовал Сотворению; в человеческом плане можно сказать, что человек должен вернуться к «чистому листу» бытия, к абсолютному началу, когда ничто еще не было замарано, ничто не испорчено.
Влезть в чрево чудовища, быть символически «проглоченным» или заточенным в посвятительную хижину — все это равноценно возврату к бесформенной первичности, к космической ночи. Выбраться из чрева, из темной хижины или посвятительной «могилы» значит повторить примерное возвращение к стадии Хаоса, чтобы вновь оказалась возможной космогония, иначе говоря, чтобы подготовить новое рождение. Возврат к Хаосу бывал иногда почти буквальным; например, в случаях посвятительных болезней будущих шаманов, которые нередко расценивались как настоящие умопомешательства. В самом деле, в этих случаях отмечался полный душевный кризис, приводивший иногда к разрушению личности. «Психический хаос» — это знак того, что человек находится в состоянии «разложения» и что вот-вот должна возникнуть новая личность.
Можно понять, почему одна и та же схема посвящения — страдания, смерть, воскресение (воз-рождение) — обнаруживается во всех мистериях, как в обрядах по случаю достижения половой зрелости, так и в церемонии посвящения в члены тайных обществ, почему тот же сценарий открывается нам в потрясающих интимных опытах, предшествующих признанию у того или иного человека мистического дара (у первобытных людей «посвятительские болезни» будущих шаманов). Человек первобытных обществ стремился победить смерть превращением ее в обряд перехода . Иначе говоря, для первобытных людей умирание происходит в чем-то совсем не главном ; человек умирает в основном для мирской жизни. Короче говоря, смерть начинает восприниматься как высшее посвящение, как начало нового духовного существования. Более того, зарождение, смерть и воскресение (возрождение) понимались как три момента одного таинства, и все духовные усилия древнего человека были направлены на то, чтобы показать, что между этими моментами не должно быть разрыва. Нельзя остановиться в одном из этих трех моментов. Движение, воспроизведение продолжаются бесконечно. И человек неустанно повторяет акт космогонии; только это приносит ему уверенность, что он действительно что-то делает, например ребенка или дом, или готовится к духовной миссии. Вот почему в обрядах посвящения мы всегда обнаруживаем космогоническую значимость.
4.9. «Второе рождение» и рождение духовное
Сценарий посвящения, т. е. смерть для мирской жизни и последующее воз-рождение в священном мире, в мире богов, играет существенную рать и в развитых религиях. Одним из самых известных является пример индийской жертвы, цель которой — достичь Неба после смерти, пребывать у богов или приобрести свойство бога (devatma ). Иначе говоря, посредством жертвоприношения «выковывается» сверхчеловеческое положение, т. е. цель этого акта аналогична цели древнего посвящения. Однако человек, приносящий жертву, должен быть предварительно освящен святыми отцами, и эта процедура (diksha ) включает символизм посвящения, напоминающий по своей структуре родовспоможение. Собственно говоря, diksha ритуально превращает человека, приносящего жертву, в эмбрион и затем Заставляет его родиться второй раз.
В различных текстах мы находим описание систем таких уподоблений, благодаря которым приносящий жертву подвергается regressus ad uterum за которым следует новое рождение. Вот, например, что пишет по этому поводу Aitareya — Brbhmana (I, 3): «Священники обращают в зародыш того, кому дают посвящение (diksrut ): его опрыскивают водой. Вода — это мужское семя… Затем его помещают в специальный сарай. Сарай — это матка, производящая diksha , таким образом, его вводят в матку, необходимую для развития плода. На него набрасывают одежду. Одежда — это амнион (плодная оболочка). А поверх одежды — шкуру черной антилопы: в самом деле, хорион находится поверх плодной оболочки. У человека сжаты кулаки: ведь у зародыша в чреве всегда сжаты кулачки, ребенок тоже рождается со сжатыми кулачками… Человек сбрасывает с себя шкуру антилопы, прежде чем вступить в купель: и поэтому плод, появляясь на свет, освобождается от хориона. Но он не снимает одежду, поэтому ребенок рождается в плотном пузыре».
Святое познание, а отсюда и мудрость понимаются как плоды некого посвящения, и показательно то, что акушерский символизм, связанный с пробуждением высшего сознания, обнаруживается не только в древней Индии, но и в Греции. Не без оснований Сократ сравнивал себя с повивальной бабкой: он помогал человеку родиться в осознании самого себя, он принимал роды «нового человека». Тот же символизм мы встречаем и в буддизме: монах отказывался от своего имени и становился «сыном Будды» (sakya-putto), так как был «рожден среди святых» (arija). Как говорил о себе Кассапа: «Истинный сын Святого, рожденный его ртом от dhamma (учение), облеченный в форму согласно dhamma » и т. п. (Samyutta Nikaya , II, 221).
Это рождение при посвящении предполагало смерть в мирском существовании. Данная схема сохранилась как в индуизме, так и в буддизме. Йог умирает в этой жизни, чтобы возродиться в новом способе существования, который наступает подобно разрешению от бремени. Будда обучал, какими путями и способами можно умереть для мирской жизни, т. е. жизни рабской и невежественной, чтобы возродиться в свободе, блаженстве и безграничии нирваны (nirvana ). Индийская терминология возрождения при посвящении упоминает иногда о древнем символизме «нового тела», которое обретает неофит благодаря посвящению. Сам Будда провозглашает: «Я указал моим ученикам средства, с помощью которых они смогут создать из этого тела (состоящего из четырех элементов и подверженного разрушению) новое тело интеллектуальной субстанции, способное вознестись в высшие сферы (abhinindriyam )».
Символизм второго рождения или родов как пути к духовности был заимствован александрийским иудаизмом и христианством и наполнен в них новыми значениями. Филон широко использует тему родов, говоря о рождении, о новой высшей жизни, о жизни духа (см., напр.: Abraham, XX, 99). В свою очередь святой Павел говорит о «духовном сыне», о сыновьях, которых он произвел верой: «Титу, истинному сыну по общей вере» (Послание к Титу, 1,4). «Прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих» (Послание к Филимону, 10).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Влезть в чрево чудовища, быть символически «проглоченным» или заточенным в посвятительную хижину — все это равноценно возврату к бесформенной первичности, к космической ночи. Выбраться из чрева, из темной хижины или посвятительной «могилы» значит повторить примерное возвращение к стадии Хаоса, чтобы вновь оказалась возможной космогония, иначе говоря, чтобы подготовить новое рождение. Возврат к Хаосу бывал иногда почти буквальным; например, в случаях посвятительных болезней будущих шаманов, которые нередко расценивались как настоящие умопомешательства. В самом деле, в этих случаях отмечался полный душевный кризис, приводивший иногда к разрушению личности. «Психический хаос» — это знак того, что человек находится в состоянии «разложения» и что вот-вот должна возникнуть новая личность.
Можно понять, почему одна и та же схема посвящения — страдания, смерть, воскресение (воз-рождение) — обнаруживается во всех мистериях, как в обрядах по случаю достижения половой зрелости, так и в церемонии посвящения в члены тайных обществ, почему тот же сценарий открывается нам в потрясающих интимных опытах, предшествующих признанию у того или иного человека мистического дара (у первобытных людей «посвятительские болезни» будущих шаманов). Человек первобытных обществ стремился победить смерть превращением ее в обряд перехода . Иначе говоря, для первобытных людей умирание происходит в чем-то совсем не главном ; человек умирает в основном для мирской жизни. Короче говоря, смерть начинает восприниматься как высшее посвящение, как начало нового духовного существования. Более того, зарождение, смерть и воскресение (возрождение) понимались как три момента одного таинства, и все духовные усилия древнего человека были направлены на то, чтобы показать, что между этими моментами не должно быть разрыва. Нельзя остановиться в одном из этих трех моментов. Движение, воспроизведение продолжаются бесконечно. И человек неустанно повторяет акт космогонии; только это приносит ему уверенность, что он действительно что-то делает, например ребенка или дом, или готовится к духовной миссии. Вот почему в обрядах посвящения мы всегда обнаруживаем космогоническую значимость.
4.9. «Второе рождение» и рождение духовное
Сценарий посвящения, т. е. смерть для мирской жизни и последующее воз-рождение в священном мире, в мире богов, играет существенную рать и в развитых религиях. Одним из самых известных является пример индийской жертвы, цель которой — достичь Неба после смерти, пребывать у богов или приобрести свойство бога (devatma ). Иначе говоря, посредством жертвоприношения «выковывается» сверхчеловеческое положение, т. е. цель этого акта аналогична цели древнего посвящения. Однако человек, приносящий жертву, должен быть предварительно освящен святыми отцами, и эта процедура (diksha ) включает символизм посвящения, напоминающий по своей структуре родовспоможение. Собственно говоря, diksha ритуально превращает человека, приносящего жертву, в эмбрион и затем Заставляет его родиться второй раз.
В различных текстах мы находим описание систем таких уподоблений, благодаря которым приносящий жертву подвергается regressus ad uterum за которым следует новое рождение. Вот, например, что пишет по этому поводу Aitareya — Brbhmana (I, 3): «Священники обращают в зародыш того, кому дают посвящение (diksrut ): его опрыскивают водой. Вода — это мужское семя… Затем его помещают в специальный сарай. Сарай — это матка, производящая diksha , таким образом, его вводят в матку, необходимую для развития плода. На него набрасывают одежду. Одежда — это амнион (плодная оболочка). А поверх одежды — шкуру черной антилопы: в самом деле, хорион находится поверх плодной оболочки. У человека сжаты кулаки: ведь у зародыша в чреве всегда сжаты кулачки, ребенок тоже рождается со сжатыми кулачками… Человек сбрасывает с себя шкуру антилопы, прежде чем вступить в купель: и поэтому плод, появляясь на свет, освобождается от хориона. Но он не снимает одежду, поэтому ребенок рождается в плотном пузыре».
Святое познание, а отсюда и мудрость понимаются как плоды некого посвящения, и показательно то, что акушерский символизм, связанный с пробуждением высшего сознания, обнаруживается не только в древней Индии, но и в Греции. Не без оснований Сократ сравнивал себя с повивальной бабкой: он помогал человеку родиться в осознании самого себя, он принимал роды «нового человека». Тот же символизм мы встречаем и в буддизме: монах отказывался от своего имени и становился «сыном Будды» (sakya-putto), так как был «рожден среди святых» (arija). Как говорил о себе Кассапа: «Истинный сын Святого, рожденный его ртом от dhamma (учение), облеченный в форму согласно dhamma » и т. п. (Samyutta Nikaya , II, 221).
Это рождение при посвящении предполагало смерть в мирском существовании. Данная схема сохранилась как в индуизме, так и в буддизме. Йог умирает в этой жизни, чтобы возродиться в новом способе существования, который наступает подобно разрешению от бремени. Будда обучал, какими путями и способами можно умереть для мирской жизни, т. е. жизни рабской и невежественной, чтобы возродиться в свободе, блаженстве и безграничии нирваны (nirvana ). Индийская терминология возрождения при посвящении упоминает иногда о древнем символизме «нового тела», которое обретает неофит благодаря посвящению. Сам Будда провозглашает: «Я указал моим ученикам средства, с помощью которых они смогут создать из этого тела (состоящего из четырех элементов и подверженного разрушению) новое тело интеллектуальной субстанции, способное вознестись в высшие сферы (abhinindriyam )».
Символизм второго рождения или родов как пути к духовности был заимствован александрийским иудаизмом и христианством и наполнен в них новыми значениями. Филон широко использует тему родов, говоря о рождении, о новой высшей жизни, о жизни духа (см., напр.: Abraham, XX, 99). В свою очередь святой Павел говорит о «духовном сыне», о сыновьях, которых он произвел верой: «Титу, истинному сыну по общей вере» (Послание к Титу, 1,4). «Прошу тебя о сыне моем Онисиме, которого родил я в узах моих» (Послание к Филимону, 10).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40