Но все-таки до того еще, как он стал пьяницей и циником и, что называется, потерял себя, он так долго учился и занимал такое высокое положение в большом, недоступном им мире... Он вернулся в Бендинг два года назад и купил половину пая на местную аптеку, сохранив лицензию на частную практику, однако оперировал он чрезвычайно редко, только в случаях крайней необходимости.
- Роуз, - сказал Джин, - доктор согласился осмотреть Пинки.
В затемненной комнате лежал Пинки Джанней со странно искривленными бледными губами, почти скрытыми давно небритой щетиной.
Когда доктор снял бинты с его головы, тот слабо застонал, но его пухлое тело не пошевелилось. Через несколько минут доктор снова забинтовал ему голову и вместе с Роуз и Джином вышел на крыльцо.
- Пулю следует удалить как можно быстрее. - Доктор надел шляпу. - Она давит на сонную артерию, но с таким пульсом его нельзя везти в Монтгомери.
После короткой паузы, которая потребовалась, чтобы проглотить слюну и набрать воздуха, Джин спросил:
- Что же нам делать?
- Пусть Бехрер подумает или найдет кого-нибудь в Монтгомери. Даю двадцать пять шансов из ста, что операция его спасет; если же не делать операции, никаких шансов нет.
- К кому нам обратиться в Монтгомери? - спросил Джин.
- Это может сделать любой хирург. Даже Бехрер, если бы он не был таким трусом.
И вдруг Роуз Джанней подошла к нему вплотную, глаза ее сверкали, как у самки, бросившейся на защиту детеныша. Она схватила доктора за полу пиджака:
- Доктор, сделай это! Ты же можешь! Ты был лучше их всех, вместе взятых. Пожалуйста, доктор, пойди и сделай это.
Он отступил на шаг, ее руки бессильно повисли в воздухе, а он протянул к ней свои руки.
- Видишь, как дрожат?! - сказал он подчеркнуто насмешливо. - Посмотри внимательнее и увидишь. Я не могу взяться за операцию.
- Сможешь, - хрипло произнес Джин. - Выпей, и ты придешь в норму.
Доктор покачал головой и сказал, глядя на Роуз:
- Нет. Видишь ли, мне здесь не доверяют, и если произойдет неудача, в этом обвинят меня. - Доктор слегка наигрывал и подбирал слова очень тщательно. - Я слышал, мое заключение о том, что Мэри Деккер умерла от голода, подвергли здесь сомнению на том основании, что я пью.
- Я не говорила этого, - солгала Роуз, задыхаясь.
- Разумеется, нет. Я упомянул об этом лишь для того, чтобы показать, насколько мне следует быть осторожным. - Он стал спускаться по лестнице. Так я советую вам еще раз повидать Бехрера и в случае, если он откажется, обратиться к кому-нибудь в городе. Спокойной ночи!
Но не успел он дойти до ворот, как Роуз догнала его, ее побелевшие от ненависти глаза смотрели на него в упор.
- Да, я называла тебя пьяницей, когда ты объявил, что Мэри Деккер умерла от голода, потому что ты все представил так, будто здесь был виноват Пинки, а сам целый день только и накачиваешься кукурузной водкой! Кто же может тебе поверить, когда ты и сам не знаешь, что творишь? И почему ты так много болтаешь об этой Мэри Деккер - девчонке, которая вдвое моложе тебя? Все видели, как она приходила к тебе, в твою аптеку...
Джин подбежал и схватил ее за руки:
- А ну заткнись, Роуз! А ты, Форрест, отправляйся!..
Форрест поехал и остановился у первого же поворота, чтобы хлебнуть из фляжки.
За полями хлопка ему был виден дом, где жила Мэри Деккер, и шесть месяцев назад он, наверное, свернул бы к этому дому и спросил, почему же она не зашла сегодня к нему в аптеку, чтобы выпить бесплатно содовой, или подарил бы ей рекламную коробочку пудры, оставленную в его аптеке проезжим коммивояжером. Он никогда не говорил Мэри Деккер о своих чувствах, он никогда и не собирался говорить - ей было семнадцать, а ему сорок пять, и он не строил никаких иллюзий. Но после того как она убежала в Бирмингем с Пинки Джаннеем, он понял, как много значила в его одинокой жизни эта привязанность. Снова он мысленно вернулся к словам своего брата.
"Итак, если бы я был джентльменом, - думал он, - я бы так не поступил. И тогда еще один человек был бы принесен в жертву этой грязной скотине, потому что, умри он после операции, Роуз наверняка сказала бы, что это я убил его".
И все-таки, убирая машину в гараж, он чувствовал себя прескверно, даже не потому, что мог бы поступить иначе, просто все это выглядело уж очень неприглядно.
Не прошло и десяти минут, как он услышал шум подъезжающей машины, и в комнату вошел Бутч Джанней. Он плотно сжал губы, и глаза его сузились, как будто он боялся раньше времени расплеснуть гнев, бушевавший в нем.
- Привет, Бутч.
- Я хочу сказать вам, дядюшка Форрест, что вы не смеете говорить с моей матерью таким образом. Я убью вас, если вы будете с ней так разговаривать.
- Прекрати, Бутч, и сядь, - сказал доктор резко.
- Она и так не в себе из-за Пинки, а тут еще вы являетесь и говорите с ней так.
- Это твоя мать оскорбила меня, Бутч. Я только проглотил ее оскорбления.
- А мне наплевать! Мы попробуем заставить доктора Бехрера сделать эту операцию или поищем какого-нибудь другого парня в городе. Но если не удастся, я приду сюда за вами, и вы вытащите пулю из его головы, даже если мне придется держать пистолет у вас за спиной.
Бутч, тяжело дыша, поднялся, повернулся и вышел.
"Чует мое сердце, - сказал себе доктор, - больше мне не будет покоя в графстве Чилтон".
Он позвал слугу негра и попросил подать ужин. Затем закурил и вышел на заднее крыльцо.
Погода изменилась. Небо затянуло тучами, беспокойно зашевелилась трава, и беспорядочно забарабанил дождь. Всего минуту назад было тепло, но неожиданно доктор почувствовал, как капли пота на лбу стали холодными, и он стер их носовым платком. У него зашумело в ушах, он глубоко вздохнул и тряхнул головой. Ему показалось, что он заболевает, но гул вдруг отделился от него, превращаясь во все усиливающийся звук, становясь все ближе и громче, напоминая грохот несущегося навстречу поезда.
2
Бутч Джанней был на полпути к дому, когда увидел, как на него стремительно двинулась огромная черная туча, края которой, казалось, волочились по земле. Он видел, как она ширится, захватывая всю южную часть неба, как в ней вспыхивают бледные электрические разряды, и слышал все приближающийся гром. Поднялся сильный ветер, полетели щепки, сломанные ветки деревьев, осколки чего-то, и вот уже какие-то огромные предметы проносились над ним, но в быстро сгущающейся тьме он не мог рассмотреть их. С трудом, повинуясь инстинкту, он выбрался из машины. У Бутча не было сил сопротивляться, и ветер поволок его к берегу реки. На мгновение он оказался в самом аду, в самом черном центре его. В тот же миг автомобиль подпрыгнул, перевернулся, завертелся на месте и понесся беспомощными неровными скачками вдоль хлопкового поля.
И тут возник звук, а он был частью этого звука, потому что звук поглотил его, завладел им настолько, что вне этого звука он перестал существовать.
1 2 3 4 5 6