- Ты любил кого-нибудь? - спросила она, потому что ей вдруг стало страшно интересно узнать о его женщинах: сколько их было и какие.
Ясное дело, она спросила Форда не грубо, не в лоб, как может показаться, когда читаешь. В вопросе, конечно же, присутствовало ее угловатое обаяние, так как Форд от души расхохотался.
Немного поерзав на сиденье - кабинка была тесная и неудобная - он ответил:
- Нет, не любил.
Сказав так, он нахмурился, словно художник в нем опасался, что его обвинят в намеренном упрощении или работе с негодным материалом. Он взглянул на Корин, надеясь, что она успела забыть, о чем спросила. Она не забыла. Красивое лицо Форда снова посуровело. Затем он, видимо, догадался, что именно ее интересует, вернее, что должно интересовать. Так или иначе, его сознание стало отбирать и сопоставлять факты. Наконец, возможно, чтобы не обижать Корин, Форд заговорил. Голос у него был не особенно приятный. Сипловатый и какой-то неровный.
- Корин, до восемнадцати лет я совсем не встречался с девчонками - ну разве что ты пригласила меня на день рожденья, когда я был маленький, И еще когда ты привела свою собаку, чтоб показать мне - помнишь?
Корин кивнула. Она страшно разволновалась.
Но Форд опять поморщился. Очевидно, ему самому не понравилось то, как он начал. Было мгновенье, когда он, похоже, решил не продолжать... И все же неприкрытый интерес на лице Корин заставил его рассказать необычную историю своей жизни.
- Мне исполнилось почти двадцать три года, - сказал Форд решительно, - а кроме школьных учебников я читал только книжки из серий про Мальчиков-разбойников и про Тома Свифта. - Последнее он подчеркнул, хотя держался сейчас совершенно хладнокровно, будто речь шла о вполне нормальных вещах. - Никаких стихов, кроме коротеньких баллад, которые мы заучивали наизусть и декламировали в начальной школе, я не знал, объяснил он Корин. - Почему-то и в старших классах Мильтон с Шекспиром все уроки пролеживали на учительском столе. - Он улыбнулся. - Во всяком случае, до моей парты не добирались.
Официант подошел, чтобы забрать у них пиалы и тарелки с недоеденным чау-мейн и поджаренным рисом. Корин попросила оставить ей чай.
- Я уже давно был взрослым, когда узнал, что существует настоящая поэзия, - продолжал Форд после того, как официант ушел. - Я чуть не умер, пока ждал. Это... это вполне настоящая смерть, между прочим. Попадаешь на своеобразное кладбище. - Он улыбнулся Корин - без всякого смущения - и пояснил: - На могильном камне могут, допустим, написать, что ты вылетел в Канне из машины твоей девушки. Или спрыгнул за борт трансатлантического лайнера. Но я убежден, что подлинная причина смерти достоверно известна в более осведомленных сферах. - Форд вдруг замолчал. - Тебе не холодно, Корин? - спросил он заботливо.
- Нет.
- Не скучно слушать? Это долгая история.
- Нет, - ответила она.
Форд кивнул. Он подышал на руки, потом положил их на стол.
- Жила во Флориде одна женщина, - начал он свой рассказ, - она приходила на бега каждый вечер. Женщине этой было далеко за шестьдесят. Волосы ярко-рыжие от хны, лицо сильно накрашено. Вид измученный и все такое, но сразу видно, что когда-то была хороша. - Он снова подышал на руки. - Звали ее миссис Риццио. Она была вдова. Всегда носила серебристую лису, даже в жару.
Однажды вечером, на бегах, я спас ее деньги, много денег - несколько тысяч долларов. Она была пьяна почти до бесчувствия. Миссис Риццио в благодарность захотела что-нибудь для меня сделать. Сперва надумала отправить к дантисту. (В то время мой рот зиял пустотами. Я посещал врачей, но редко. А когда мне было четырнадцать, один коновал в Расине взял да и выдрал мне почти все зубы.) Я вежливо отказался, объяснив, что днем хожу в школу и что мне некогда. Миссис Риццио безумно огорчилась. По-моему, ей хотелось, чтобы я стал киноартистом.
Я решил, что на том все и закончится, но не тут-то было. Она придумала кое-что поинтереснее, - сказал Форд. - Тебе правда не холодно, Корин?
Корин покачала головой.
Он кивнул и как-то уж очень глубоко вздохнул. Потом, на выдохе, объяснил:
- Всякий раз, встречаясь со мной на бегах, она стала совать мне в руку небольшие белые полоски бумаги. Писала она всегда зелеными чернилами, очень мелким, но разборчивым почерком. Просто печатала.
На первой полоске, которую она мне дала, сверху было написано: "Уильям Батлер Йейтс", под фамилией - название: "Остров на озере Иннисфри", а ниже - выписанное целиком стихотворение.
Нет, я не подумал, что это шутка. Я решил, что у нее не все дома. Но стихотворение прочитал, - говорил Форд, поглядывая на Корин, - прочитал при свете прожекторов. А потом, черт его знает почему, выучил.
Я бормотал его себе под нос, дожидаясь начала бегов. И внезапно красота захватила меня. Я до того разволновался, что после первого забега ушел.
Я спешил в аптеку, потому что знал, что там есть словари. Мне не терпелось узнать, что такое "лозняк", "топь", "коноплянка". Я не мог ждать.
Форд третий раз дыхнул в продолговатые ладони.
- Миссис Риццио приносила мне по стихотворению каждый вечер, говорил он, - я запомнил или выучил все. Она давала мне только хорошие стихи. Для меня навсегда останется загадкой, почему она, с ее поэтическим вкусом, хотела, чтобы я играл в кино. Не исключено, что она просто ценила деньги. Но, так или иначе, от нее я узнал все лучшее, что есть у Кольриджа, Йейтса, Китса, Вордсворта, Байрона, Шелли. Немного из Уитмена. Кое-что Элиота.
Я ни разу не поблагодарил миссис Риццио. Ни разу не сказал, как много значат для меня стихи. Я опасался, что чары рассеются - все это казалось мне волшебством.
Я понимал, что обязан что-то предпринять, пока не закрылись бега. Я не хотел с окончанием сезона лишиться стихов. Мне не приходило в голову, что я могу сам порыться в публичной библиотеке. В моем распоряжении была и школьная библиотека, но я не улавливал связи между школой и поэзией.
Я ждал до последнего дня, а потом спросил, где миссис Риццио берет стихи.
Она была очень добра. Пригласила меня к себе домой, чтобы я мог посмотреть ее книги. В тот же вечер я поехал с ней. Сердце у меня до того колотилось, что я боялся вылететь из машины.
На следующий день после того, как я увидел книги, мне предстояло сказать боссу, поеду ли я вместе с ним в Майами после экзаменов. Я должен был через неделю получить свидетельство об окончании школы. В Майами я решил не ехать. Миссис Риццио предложила мне пользоваться ее библиотекой, когда захочу. Жила она в Таллахасси, и я прикинул, что на попутках туда не больше часа. Я бросил работу.
Школа осталась позади, я стал ежедневно проводить у миссис Риццио часов по восемнадцать-девятнадцать, не меньше.
Так продолжалось два месяца, пока от перенапряжения у меня не сдали глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19