Я сказала да, и он спросил — не болел ли Симор недавно? И я сказала…
— А почему он вдруг спросил?
— Не знаю, мам. Наверно, потому, что Симор такой бледный, худой. В общем после «бинго» он и его жена пригласили меня что-нибудь выпить. Я согласилась. Жена у него чудовище. Помнишь то жуткое вечернее платье, мы его видели в витрине у Бонуита? Ты еще сказала, что для такого платья нужна тоненькая-претоненькая…
— То, зеленое?
— Вот она и была в нем! А бедра у нее! Она все ко мне приставала — не родня ли Симор той Сюзанне Гласс, у которой мастерская на Мэдисон-авеню — шляпы!
— А он то что говорил? Этот доктор?
— Да так, ничего особенного. И вообще мы сидели в баре, шум ужасный.
— Да, но все-таки ты ему сказала, что он хотел сделать с бабусиным креслом?
— Нет, мамочка, никаких подробностей я ему не рассказывала. Но может быть, удастся с ним еще поговорить. Он целыми днями сидит в баре.
— А он не говорил, что может так случиться — ну в общем, что у Симора появятся какие-нибудь странности? Что это для тебя опасно ?
— Да нет, — сказала дочь. — Видишь ли, мам, для этого ему нужно собрать всякие данные. Про детство и всякое такое. Я же сказала — мы почти не разговаривали: в баре стоял ужасный шум.
— Ну что ж… А как твое синее пальтишко?
— Ничего. Прокладку из-под плеч пришлось вынуть.
— А как там вообще одеваются?
— Ужасающе. Ни на что не похоже. Всюду блестки — бог знает что такое.
— Номер у вас хороший?
— Ничего. Вполне терпимо. Тот номер, где мы жили до войны, нам не достался, — сказала дочь. — Публика в этом году жуткая. Ты бы посмотрела, с кем мы сидим рядом в столовой. Прямо тут же, за соседним столиком. Вид такой, будто они приехали на грузовике.
— Сейчас везде так. Юбочку носишь?
— Она слишком длинная. Я же тебе говорила.
— Мюриель, ответь мне в последний раз — как ты? Все в порядке?
— Да, мамочка, да! — сказала дочка. — В сотый раз — да!
— И тебе не хочется домой?
— Нет, мамочка, нет !
— Папа вчера сказал, что он готов дать тебе денег, чтобы ты уехала куда-нибудь одна и все хорошенько обдумала. Ты могла бы совершить чудесное путешествие на пароходе. Мы оба думаем, что тебе…
— Нет, спасибо, — сказала дочь и села прямо. — Мама, этот разговор влетит в…
— Только подумать, как ты ждала этого мальчишку всю войну, то есть только подумать, как все эти глупые молодые жены..
— Мамочка, давай прекратим разговор. Симор вот-вот придет.
— А где он?
— На пляже.
— На пляже? Один? Он себя прилично ведет на пляже?
— Слушай, мама, ты говоришь про него, словно он буйно помешанный.
— Ничего подобного, Мюриель, что ты!
— Во всяком случае, голос у тебя такой. А он лежит на песке, и все. Даже халат не снимает.
— Не снимает халат? Почему?
— Не знаю. Наверно, потому, что он такой бледный.
— Боже мой! Но ведь ему необходимо солнце! Ты не можешь его заставить?
— Ты же знаешь Симора, — сказала дочь и снова скрестила ножки. — Он говорит — не хочу, чтобы всякие дураки глазели на мою татуировку.
— Но у него же нет никакой татуировки! Или он в армии себе что-нибудь наколол?
— Нет, мамочка, нет, миленькая, — сказала дочь и встала. — Знаешь что, давай я тебе позвоню завтра.
— Мюриель! Выслушай меня! Только внимательно!
— Слушаю, мамочка! — Она переступила с ноги на ногу.
— В ту же секунду, как только он скажет или сделает что-нибудь странное, — ну, ты меня понимаешь, немедленно звони! Слышишь?
— Мама, но я не боюсь Симора!
— Мюриель, дай мне слово!
— Хорошо. Даю. До свидания, мамочка! Поцелуй папу. — И она повесила трубку.
— Сими Гласс, Семиглаз, — сказала Сибилла Карпентер, жившая в гостинице со своей мамой. — Где Семиглаз?
— Кисонька, перестань, ты маму замучила. Стой смирно, слышишь?
Миссис Карпентер растирала маслом от загара плечики Сибиллы, спинку и худенькие, похожие на крылышки лопатки. Сибилла, кое-как удерживаясь на огромном, туго надутом мячике, сидела лицом к океану. На ней был желтенький, как канарейка, купальник — трусики и лифчик, хотя в ближайшие девять-десять лет она еще прекрасно могла обойтись и без лифчика.
— Обыкновенный шелковый платочек, но это заметно только вблизи, — объясняла женщина, сидевшая в кресле рядом с миссис Карпентер. — Интересно, как это она умудрилась так его завязать. Прелесть что такое.
— Да, наверно, мило, — сказала миссис Карпентер. — Сибиллочка, кисонька, сиди смирно.
— А где мой Семиглаз? — спросила Сибилла.
— Миссис Карпентер вздохнула.
— Ну вот, — сказала она. Она завинтила крышку на бутылочке с маслом. — Беги теперь, киска, играй. Мамочка пойдет в отель и выпьет мартини с миссис Хаббель. А оливку принесет тебе.
Выбравшись на волю, Сибилла стремглав добежала до пляжа, потом свернула к Рыбачьему павильону. По дороге она остановилась, брыкнула ножкой мокрый, развалившийся дворец из песка и скоро очутилась далеко от курортного пляжа.
Она прошла с четверть мили и вдруг понеслась бегом, прямо к дюнам на берегу. Она добежала до места, где на спине лежал молодой человек.
— Пойдешь купаться, Сими Гласс? — спросила она.
Юноша вздрогнул, схватился рукой за отвороты купального халата. Потом перевернулся на живот, и скрученное колбасой полотенце упало с его глаз. Он прищурился на Сибиллу.
— А, привет, Сибиллочка!
— Пойдешь купаться?
— Только тебя и ждал, — сказал тот. — Какие новости?
— Чего? — спросила Сибилла.
— Новости какие? Что в программе?
— Мой папа завтра прилетит на ариплане! — сказала Сибилла, подкидывая ножкой песок.
— Только не мне в глаза, крошка! — сказал юноша, придерживая Сибиллину ножку. — Да, пора бы твоему папе приехать. Я его с часу на час жду. Да, с часу на час.
— А где та тетя? — спросила Сибилла.
— Та тетя? — Юноша стряхнул песок с негустых волос. — Трудно сказать, Сибиллочка. Она может быть в тысяче мест. Скажем, у парикмахера. Красится в рыжий цвет. Или у себя в комнате — шьет куклы для бедных деток. — Он все еще лежал ничком и теперь, сжав кулаки, поставил один кулак на другой и оперся на него подбородком. — Ты лучше спроси меня что-нибудь попроще, Сибиллочка, — сказал он. — До чего у тебя костюмчик красивый, прелесть. Больше всего на свете люблю синие купальнички.
Сибилла посмотрела на него, потом — на свой выпяченный животик.
— А он желтый, — сказала она, — он вовсе желтый.
— Правда? Ну-ка подойди!
— Сибилла сделал шажок вперед.
— Ты совершенно права. Дурак я, дурак!
— Пойдешь купаться? — спросила Сибилла.
— Надо обдумать. Имей в виду, Сибиллочка, что я серьезно обдумываю это предложение.
— Сибилла ткнула ногой надувной матрасик, который ее собеседник подложил под голову вместо подушки.
— Надуть надо, — сказала она.
— Ты права. Вот именно — надуть и даже сильнее, чем я намеревался до сих пор. — Он вынул кулаки и уперся подбородком в песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— А почему он вдруг спросил?
— Не знаю, мам. Наверно, потому, что Симор такой бледный, худой. В общем после «бинго» он и его жена пригласили меня что-нибудь выпить. Я согласилась. Жена у него чудовище. Помнишь то жуткое вечернее платье, мы его видели в витрине у Бонуита? Ты еще сказала, что для такого платья нужна тоненькая-претоненькая…
— То, зеленое?
— Вот она и была в нем! А бедра у нее! Она все ко мне приставала — не родня ли Симор той Сюзанне Гласс, у которой мастерская на Мэдисон-авеню — шляпы!
— А он то что говорил? Этот доктор?
— Да так, ничего особенного. И вообще мы сидели в баре, шум ужасный.
— Да, но все-таки ты ему сказала, что он хотел сделать с бабусиным креслом?
— Нет, мамочка, никаких подробностей я ему не рассказывала. Но может быть, удастся с ним еще поговорить. Он целыми днями сидит в баре.
— А он не говорил, что может так случиться — ну в общем, что у Симора появятся какие-нибудь странности? Что это для тебя опасно ?
— Да нет, — сказала дочь. — Видишь ли, мам, для этого ему нужно собрать всякие данные. Про детство и всякое такое. Я же сказала — мы почти не разговаривали: в баре стоял ужасный шум.
— Ну что ж… А как твое синее пальтишко?
— Ничего. Прокладку из-под плеч пришлось вынуть.
— А как там вообще одеваются?
— Ужасающе. Ни на что не похоже. Всюду блестки — бог знает что такое.
— Номер у вас хороший?
— Ничего. Вполне терпимо. Тот номер, где мы жили до войны, нам не достался, — сказала дочь. — Публика в этом году жуткая. Ты бы посмотрела, с кем мы сидим рядом в столовой. Прямо тут же, за соседним столиком. Вид такой, будто они приехали на грузовике.
— Сейчас везде так. Юбочку носишь?
— Она слишком длинная. Я же тебе говорила.
— Мюриель, ответь мне в последний раз — как ты? Все в порядке?
— Да, мамочка, да! — сказала дочка. — В сотый раз — да!
— И тебе не хочется домой?
— Нет, мамочка, нет !
— Папа вчера сказал, что он готов дать тебе денег, чтобы ты уехала куда-нибудь одна и все хорошенько обдумала. Ты могла бы совершить чудесное путешествие на пароходе. Мы оба думаем, что тебе…
— Нет, спасибо, — сказала дочь и села прямо. — Мама, этот разговор влетит в…
— Только подумать, как ты ждала этого мальчишку всю войну, то есть только подумать, как все эти глупые молодые жены..
— Мамочка, давай прекратим разговор. Симор вот-вот придет.
— А где он?
— На пляже.
— На пляже? Один? Он себя прилично ведет на пляже?
— Слушай, мама, ты говоришь про него, словно он буйно помешанный.
— Ничего подобного, Мюриель, что ты!
— Во всяком случае, голос у тебя такой. А он лежит на песке, и все. Даже халат не снимает.
— Не снимает халат? Почему?
— Не знаю. Наверно, потому, что он такой бледный.
— Боже мой! Но ведь ему необходимо солнце! Ты не можешь его заставить?
— Ты же знаешь Симора, — сказала дочь и снова скрестила ножки. — Он говорит — не хочу, чтобы всякие дураки глазели на мою татуировку.
— Но у него же нет никакой татуировки! Или он в армии себе что-нибудь наколол?
— Нет, мамочка, нет, миленькая, — сказала дочь и встала. — Знаешь что, давай я тебе позвоню завтра.
— Мюриель! Выслушай меня! Только внимательно!
— Слушаю, мамочка! — Она переступила с ноги на ногу.
— В ту же секунду, как только он скажет или сделает что-нибудь странное, — ну, ты меня понимаешь, немедленно звони! Слышишь?
— Мама, но я не боюсь Симора!
— Мюриель, дай мне слово!
— Хорошо. Даю. До свидания, мамочка! Поцелуй папу. — И она повесила трубку.
— Сими Гласс, Семиглаз, — сказала Сибилла Карпентер, жившая в гостинице со своей мамой. — Где Семиглаз?
— Кисонька, перестань, ты маму замучила. Стой смирно, слышишь?
Миссис Карпентер растирала маслом от загара плечики Сибиллы, спинку и худенькие, похожие на крылышки лопатки. Сибилла, кое-как удерживаясь на огромном, туго надутом мячике, сидела лицом к океану. На ней был желтенький, как канарейка, купальник — трусики и лифчик, хотя в ближайшие девять-десять лет она еще прекрасно могла обойтись и без лифчика.
— Обыкновенный шелковый платочек, но это заметно только вблизи, — объясняла женщина, сидевшая в кресле рядом с миссис Карпентер. — Интересно, как это она умудрилась так его завязать. Прелесть что такое.
— Да, наверно, мило, — сказала миссис Карпентер. — Сибиллочка, кисонька, сиди смирно.
— А где мой Семиглаз? — спросила Сибилла.
— Миссис Карпентер вздохнула.
— Ну вот, — сказала она. Она завинтила крышку на бутылочке с маслом. — Беги теперь, киска, играй. Мамочка пойдет в отель и выпьет мартини с миссис Хаббель. А оливку принесет тебе.
Выбравшись на волю, Сибилла стремглав добежала до пляжа, потом свернула к Рыбачьему павильону. По дороге она остановилась, брыкнула ножкой мокрый, развалившийся дворец из песка и скоро очутилась далеко от курортного пляжа.
Она прошла с четверть мили и вдруг понеслась бегом, прямо к дюнам на берегу. Она добежала до места, где на спине лежал молодой человек.
— Пойдешь купаться, Сими Гласс? — спросила она.
Юноша вздрогнул, схватился рукой за отвороты купального халата. Потом перевернулся на живот, и скрученное колбасой полотенце упало с его глаз. Он прищурился на Сибиллу.
— А, привет, Сибиллочка!
— Пойдешь купаться?
— Только тебя и ждал, — сказал тот. — Какие новости?
— Чего? — спросила Сибилла.
— Новости какие? Что в программе?
— Мой папа завтра прилетит на ариплане! — сказала Сибилла, подкидывая ножкой песок.
— Только не мне в глаза, крошка! — сказал юноша, придерживая Сибиллину ножку. — Да, пора бы твоему папе приехать. Я его с часу на час жду. Да, с часу на час.
— А где та тетя? — спросила Сибилла.
— Та тетя? — Юноша стряхнул песок с негустых волос. — Трудно сказать, Сибиллочка. Она может быть в тысяче мест. Скажем, у парикмахера. Красится в рыжий цвет. Или у себя в комнате — шьет куклы для бедных деток. — Он все еще лежал ничком и теперь, сжав кулаки, поставил один кулак на другой и оперся на него подбородком. — Ты лучше спроси меня что-нибудь попроще, Сибиллочка, — сказал он. — До чего у тебя костюмчик красивый, прелесть. Больше всего на свете люблю синие купальнички.
Сибилла посмотрела на него, потом — на свой выпяченный животик.
— А он желтый, — сказала она, — он вовсе желтый.
— Правда? Ну-ка подойди!
— Сибилла сделал шажок вперед.
— Ты совершенно права. Дурак я, дурак!
— Пойдешь купаться? — спросила Сибилла.
— Надо обдумать. Имей в виду, Сибиллочка, что я серьезно обдумываю это предложение.
— Сибилла ткнула ногой надувной матрасик, который ее собеседник подложил под голову вместо подушки.
— Надуть надо, — сказала она.
— Ты права. Вот именно — надуть и даже сильнее, чем я намеревался до сих пор. — Он вынул кулаки и уперся подбородком в песок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45