— Ага, Шурик! Выпьем-ка с тобой, Шурик, за боевое оружие бойца, слышь? Ну хотя бы за винтовку-трехлинейку, образца тысяча восемьсот девяносто первого года, дробь тридцатого, данную солдату для поражения живой силы противника, огнем, штыком и прикладом… Скажу: пуще жены молодой твоего приятеля хранить ее надо!
Андрей стукнулся стаканом о стакан, но смотрел не отрываясь в лицо Шурика.
— Не сохранил я… Украли!
Что-то быстрое, как тень молнии, пронеслось по лицу парня, странно исказив его. Оно будто остановилось, помертвело. Подпрыгнула темная бровь, оттенив еще больше общую неподвижность, и сам он весь передернулся. Хотел подняться, но Андрей крепко держал руку на плече.
Упрекнул слегка, по-приятельски:
— Я же не кончил… Эдак ты… Я что говорю: украли мое оружие, да вместе с вещами, с документами, и подвели меня тем самым под штрафную. А что такое штрафная — смерть! Да что смерть, позор-то хуже, хуже! Или как?
Шурик сидел как оглохший, схватившись руками за голову.
— Я спрашиваю, хуже или как? — громче повторил Андрей, кто-то на них оглянулся.
Шурик поднял голову, трудно было его узнать. Это было совсем другое лицо, скошенное неприятно набок, деформированное как от удара.
— Я скажу… Скажу… — торопливо захлебываясь, повторял он.
— Ну, конечно, скажешь, — утешил его Андрей. Спокойно поднял стакан. — Выпьем, Шурик, вместе за то, чтобы мне выжить в этой истории, а? Чтобы снести сперва весь позор, всю тяжесть вины перед друзьями-солдатами, которые там за меня расхлебывают кровавую кашу… А ведь рядом с ними бить проклятущего немецкого пса я должен. Должен, а я здесь с тобой сижу. Вот в чем мой позор! Чтобы пережить его и остаться бы целым да живым! Ну? Иль ты не хочешь, чтобы так оно и было?
— Хочу! — простонал Шурик, схватил стакан, начал жадно пить. Его вдруг затошнило. Он скорчился, наклонясь и отрыгивая, стал пробираться к двери. Андрей поддержал его.
Вывалились в темный коридор.
Рвота была долгой и мучительной. Вывернуло все, но спазмы, новые и новые, никак не оставляли его.
Часто дыша, вытирая рукавом рот, он стал рассказывать, как просился на фронт, не взяли. Хотел мстить фашистам за убитых в Испании родителей, за все, что сам пережил. Попросил каких-то ребят, чтобы достали оружие. Пообещал золотой крест, что носил от рождения на груди… Единственная память от родителей.. Ребята нашли, показали, пьяный спал солдат.
— Нет, — сказал морщась Андрей, эта сумасшедшая исповедь была мучительна для него, как и вся обстановка, и ядовитый запах блевотины. — Не пьяный… солдат был.
— Да разве я смотрел! — крикнул Шурик. — Мне сказали, не бойся, винтовка учебная… Получит три дня губы!
— Ну, дальше?
— Я сильно боялся, схватил, побежал… Но вещей не брал, ничего не брал, кроме винтовки.
— Дальше? Дальше что? — натужно спросил Андрей.
— Я все продумал, решил вместе с Араной сесть в эшелон и доехать до фронта. Таких, как я, много, есть и моложе меня. Но я с оружием! Значит, меня не прогонят. Так я хотел сделать… Мой отец так сделал! Взял винтовку и ушел в бригаду. У нас все так делали! У кого оружие, тот и солдат!
— Где винтовка? — закричал Андрей, потому что он не мог уже слушать и ждать. Все в нем кончилось — терпение, жалость, доброта, даже мужество. — Где она? Где? Где?
Голос в пустом коридоре прозвучал отчаянно.
Шурик шепотом ответил:
— Нет.
Стало тихо…
Оба молчали, прислонясь к стене, не видя друг друга.
Как мертвая зыбь на море, их раскачивала одна стихия, увлекая на дно. Слышали они друг друга, способны ли были вместе искать пути спасения?
— Помоги, — подал Андрей голос, каким унизительным, просительным он был. — Помоги мне, Шурик…
— Нет ее, нет! — гортанно резко произнес тот и стукнул кулаками об стену. — Арана как увидел, схватил ее, бегом на озеро. Ты, говорит, себя погубишь и меня погубишь! Это трибунал!
— Куда? — устало спросил Андрей.
— В озеро. Сейчас, недавно.
— С лодки?
— Да, с лодки.
— Глубоко?
— Не знаю.
— На середине, что ли?
— Нет, нет, ближе…
— Лодка там есть?
— Лодка есть. Но их запирают на ночь.
— Ничего. До утра я не могу ждать. Не доживу. Кстати, как по-испански «оружие» будет?
— Арма, — ответил Шурик.
— Я так и думал.
— Слушай, — сказал Шурик. — Хочешь, я пойду, мы вместе пойдем и все как есть расскажем. Пусть меня судят! Я виноват, я и отвечу!
— Дурак, — произнес Андрей и пошел к выходу. Сзади, слышно по шаркающим шагам, плелся Шурик. — Бабку бы пожалел. Она тебя любит.
— Я знаю. Она мне больше родной.
— А что ты делаешь? Меня губил, себя теперь губишь, ее… Камарадо ты, камарадо.
— 29 —
Неподалеку от общежития стояли Васька с Ксаной, обсуждали, где искать солдата.
Ксана увидела первая, спокойно сказала:
— Смотри, он?
Васька наскочил на солдата, чуть не стукнулся!
— А я тут! Дядя Андрей!
— Устал? — спросил Андрей.
— Да нет…
— Не сердись, я не дождался. Сейчас пойдем ловить мою боевую… — Голос у него был раздумчиво напряженный.
— И я? — спросила вежливо Ксана.
— Ну и ты. Если не боишься утонуть. Девочка независимо повела плечами. Мол, почему я должна бояться.
— Я не познакомил вас, — сказал солдат и оглянулся. Шурик стоял позади. Даже в полутьме двора было видно, как побелело и осунулось его лицо. Вот тебе и камарадо! А ведь его рвало от испуга. — Это Шурик, а это мои друзья.
— Он самый!!! Я его узнал, — произнес Васька глухо.
— Вот и хорошо, и я узнал. Значит, можно идти.
— Я думаю… Предупредить Арана? — спросил Шурик.
— Не надо! Зачем же портить человеку свадьбу?
— Ладно, — произнес Шурик и первым пошел в темноту, каким-то образом угадывая тропинку.
За ним шагал Андрей, потом Ксана, а Васька завершал шествие. Несколько раз он поскользнулся, и Ксана остановилась, чтобы поддержать.
— Да сам, — буркнул он, отстраняясь от ее рук.
— Вот чудак, — сказала она негромко.
Где-то на половине тропы Шурик неожиданно остановился, присел, коснулся руками земли:
— Какая, а?
Андрей нагнулся, приложил ладони, сразу различил влажное тепло, идущее изнутри.
— Что это?
— Вулкан! — воскликнул Васька — Земля… Торф горит, — сказал Шурик, — Мы по огню идем.
— По огню? — переспросила Ксана.
— Да, по огню.
— А ты испугалась? — усмехнулся Васька.
— Почему испугалась? После эвакуации я не люблю огня. Дальше шли молча. Но всем казалось, а может, так оно и было, что через обувь чувствуют они горячий исход огня, полыхающего под ногами.
Васька все нагибался, щупал землю руками, говорил, ни к кому не обращаясь:
— Во, жжется!
Выбрались к озеру, стало светлей.
Запахло тиной, сыростью. Белая негаснущая полоса на западе, над насыпью железной дороги, отражалась в воде.
Шли теперь вдоль берега по песку. Был он неглубокий с проплешинами твердой, вытоптанной земли, но подвигались медленно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58