А во-вторых, если вы этак начнете копаться, почему то, да почему это, то можете ехать с вашим товаром обратно, в Варшаву, на Налевки». А я ему отвечаю: «Скажите, пожалуйста, что это вы меня попрекаете Налевками? Думаете, у нас не найдешь такого товара?» – «Если у вас можно найти такой товар, зачем вам было ездить так далеко, да еще с тремя дочерьми?» Вот на что способен нахал! У нас в Варшаве такой тип, как вот этот Свирский, полетел бы с лестниц, а здесь он носит желтые перчатки и печную трубу на голове и называет себя мировым сватом, и его разрывают на части. И пишу я тебе, Велвл, что много разговаривать с ним, с этим сватом, не приходится, потому что он считает себе большим барином. У него, говорит он, сватовство проводится не в старый манер, а через знакомство и любовь. Это значит, что сначала встречаются в кафе «Эгерлендер» – это такой сад с музыкой и множеством столиков. Там знакомятся, как бы случайно, но, конечно при его помощи. Потом встречаются возле источника, где пьют воду, и уже без него. Затем идут в театр или на концерт, а этого мирового свата все еще не видать. И вот там, в театре или на концерте, влюбляются друг в друга, потом идет обручение, и только тогда, только на обручении, появляется сват и получает свое, сколько причитается. Но как нам наконец дожить до этого, господи! Вот тебе, стало быть, два жениха. И пишу я тебе, Велвл, что третий – кишеневец, то есть он из Кишинева. Но с ним мы еще как следует не повидались, так как был вечер и он познакомился с детьми в театре. О нем я напишу в другой раз. И пишу я тебе, Велвл, можешь говорить что хочешь, но со сватовством нам не везет. Лодзянин, который из Лодзи, вдруг надумал и уехал из Мариенбада. Отец, говорит он, вызвал его в Лодзь. Так говорит сват. Однако оказалось, что это вранье: он уехал куда-то в санаторию. И пишу я тебе, Велвл, как я узнала, что он поехал в санаторию, а не в Лодзь. Мы все пришли на вокзал – я, и дети, и сват – проводить его, и мы хорошенько следили, не едет ли вместе с ним наш мировой сват, смотреть новую невесту, – мало ли что такой сват может придумать? И пишу я тебе, Велвл, что я следила, как он, этот мировой сват, берет билет, и слышала, как он сказал кассиру: «Баденвейлер». Это я хорошо слышала, я не глухая. Потом я свату и говорю: «Ведь вы же сказали, что он едет в Лодзь, а билет вы ему взяли в Баденвейлер!» А он мне: «Что за Баден? Какой такой Вейлер?» – «Я хорошо слышала, как вы сказали «Баденвейлер», я не глухая». Тогда он говорит: «Странная вы женщина! Вы разве не знаете, что Баденвейлер – по ту сторону Лодзи?» – «Быть бы вам так с носом, – отвечаю я ему, – как возле Лодзи имеется какой-то Баденвейлер! Вы послали его, наверное, в Баденвейлер смотреть новую невесту! Признайтесь, бросьте ваши собачьи штучки!» Тогда он, этот мировой сват, отводит меня в сторону и рассказывает всю правду и так клянется при этом, что выкресту поверить можно: парню, мол, нездоровится, не то чтобы он был болен, упаси бог, но его немного лихорадит, и врачи отослали его на короткое время в санаторию в Баденвейлере. И пишу я тебе, Велвл, что я не успокоилась, пока не разузнала точно, правда ли, что в Баденвейлере есть санатория. Оказалось, что это действительно так. Но что из этого? Пока что в Мариенбаде стало одним женихом меньше. И еще пишу тебе, Велвл, что сегодня утром я здесь встретила на вокзале жену нашего Шлоймы Курлендера, Бейльцю. Она расфуфырена, как невеста. На вокзале ее ожидал сынок нашего Марьямчика из Одессы, Меер-шарлатан. Я своими глазами видела – я не слепая, – как он посадил ее в пролетку. И видела своими глазами – я не слепая, – как они вместе сели и поехали в город, дай мне Бог так видеть своих детей под венцом в недалеком будущем, аминь! И еще пишу тебе, Велвл, что о втором женихе, белосточанине из Белостока, писать еще нечего, потому что мне не нравится, что он уже познакомился с Чапнихой. Каким образом он попал к Чапнихе? Ну, если с ней дружен наш Хаим Сорокер и они дни и ночи играют вдвоем в «шестьдесят шесть» – горе его жене Эстер! Но что общего с мадам Чапник имеет этот молодой человек из Белостока? И еще пишу тебе, Велвл, что я внимательно слежу за этим белосточанином и все, что узнаю, я тебе сообщу. Пока пиши мне, почему ты ничего не пишешь о доме, что слышно дома? И будь здоров, и кланяются тебе сердечно дети, и кланяйся остальным детям сердечно.
От меня, твоей верной жены Перл Ямайкер
9. Шлойма Курлендвр с Налевок в Варшаве – своей жене Бейльце Курлендер в Мариенбад
Моей дорогой супруге госпоже Бейльце, да здравствует она!
Твое письмо о том, что ты благополучно приехала в Мариенбад, я получил. Слава богу, что ты вырвалась из этого проклятого Берлина с Вертгеймерами, с прощелыгами, со старыми холостяками и прочими шутами гороховыми, счастливо перебралась через границу и благополучно добралась до Мариенбада. Чудеса да и только! Все ездят в Мариенбад, но ни с кем не случаются такие истории, как с тобой. Во-первых, для чего тебе понадобилось ехать в третьем классе? Ты говоришь, что виноват во всем я. Не понимаю, как ты можешь так говорить, когда я тебе чуть не тысячу раз наказывал, чтобы ты не жалела денег для себя. Если я иной раз и жалуюсь на то, что уходят лишние деньги, то только в том случае, когда их тратят на ветер, черт знает на что, на тряпки. Но когда речь идет о здоровье, деньги для меня никакой роли не играют! Доказательство: ведь я же перед отъездом, на вокзале в Варшаве, чуть ли не силой навязал тебе лишнюю сотню рублей, еле уговорил тебя взять ее. Как же ты можешь жаловаться, будто я жалею для тебя лишний грош или чересчур присматриваюсь к счетам? Ты отлично знаешь, дорогая Бейльця, как дорого мне твое здоровье, ты знаешь, что я не смотрю ни на что – платят квартиранты или нет, строюсь я или не строюсь, – то, что тебе требуется, всегда есть и, даст Бог, будет. И еще должен тебе сказать, дорогая Бейльця, что ни в чем я тебя не подозреваю, я целиком доверяю тебе с первого часа, когда я тебя впервые увидел. Я знаю, что все эти ухажеры, прощелыги, шарлатаны, которые увиваются вокруг тебя и здесь, в Варшаве (помнишь, в прошлом году в Фаленице?), и в Берлине, и в дороге, и в Мариенбаде, все, что сохнут и дохнут по тебе, должны меня волновать как прошлогодний снег. Я знаю, что и тебе в высокой степени наплевать на них, потому что ты безупречно чистая душа и верна своему мужу, которому ты предана, и знаешь также, что он тебе предан душой и телом. Поэтому не подозревай, что я могу о тебе дурно подумать. Поверь мне, я отлично понимаю, что шарлатан, который имел наглость поцеловать руку чужой жене, этим нисколько не унизил тебя, как не повредил тебе тот болван в Фаленице, который мне признался, что подыхает по тебе… Конечно, был бы я с тобой, я бы с этим лодзинским вояжером от трех фабрик поступил иначе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33