Он стоял и разглядывал этого типа, этого антисемита с семитским носом (во сне газета соскользнула, и срамота, то есть нос, обнажился и предстал во всем своем блеске и великолепии).
Простояв несколько минут с улыбкой на устах и сложив чемоданы на противоположной полке, наш новый пассажир выбежал на несколько минут на вокзал и вернулся тоже с номером "Бессарабца". Потом он открыл чемодан, достал подушечку и одеяло, пару домашних туфель и флакон одеколона, уютно устроился и растянулся на скамье, накрывшись номером "Бессарабца", точно так же, как наш Макс Берлянт; лежал, курил, смотрел на Макса и улыбался, прикрыл сначала один глаз, потом второй и начал засыпать.
Пускай поспят оба наши "бессарабца" друг против друга. Мы хотим познакомить читателя со вторым пассажиром, рассказать, кто он и что он.
Он - генерал... Не военный генерал и не генерал-губернатор, а генерал-инспектор, то есть агент одного из обществ. Фамилия его Немчик, а имя его Хаим. Но он подписывается "Альберт", а зовут его "Петя".
Поначалу это может показаться немного диким: то, что из Хаима вдруг вырастает "Альберт", еще можно понять. Превращается же у нас Велвл во Владимира, Исроел - в Исидора, а Аврам - в Аввакума! Но как из Хаима произошел "Петя"? Тут уж надо пофилософствовать, углубиться в языковую премудрость и рассуждать логически. Прежде всего мы из "Хаима" выбрасываем букву "х". Затем почтительно просим убраться букву "и" и букву "м". Остается, стало быть, одно "а". К этому "а" мы приписываем всего лишь букву "л", букву "б", букву "е", букву "р" и букву "т", - получается "Альберт", не так ли? Ну, а из Альберта само собой получается "Альберта", "Берта", "Бета", "Петя". "Sic transit gloria mundi"[3]. Так, стало быть, из утки получается индюк...
Словом, наш пассажир зовется Петя Немчик, он генерал-инспектор и разъезжает по всему свету, как и Макс Берлянт. Но по натуре это уже совсем другой человек: веселый, жизнерадостный, разговорчивый. И хотя звать его Петя, а по должности он генерал-инспектор, он тем не менее такой же еврей, как и все прочие, любит евреев и любит рассказывать истории и анекдоты о евреях.
Петя Немчик славится своими анекдотами на весь мир. Портит их немного только то, что все эти истории и анекдоты, уверяет Немчик, случились с ним самим, в этом он божится и клянется всеми клятвами на свете, хотя каждый раз один и тот же анекдот происходит с ним в другом месте: от одного раза до другого он все забывает. Похоже, что Петя Немчик, генерал-инспектор, малость слабоват на язык, то есть не прочь преувеличить, или, как это называют в наших краях, он, извините, лгун! Просим прощения за то, что выражаемся так вульгарно! Было бы, собственно, достаточно сказать, что он агент, а что такое агент, вы ведь и сами знаете...
Когда, войдя в вагон, он увидал Макса Берлянта, растянувшегося на скамье и накрывшегося номером "Бессарабца", и узнал по носу, что этот пассажир никакого отношения к Крушевану и его знаменитому "Бессарабцу" не имеет, он прежде всего подумал: "Анекдот! Новый анекдот! Будет, с божьей помощью, о чем рассказывать и рассказывать!"
Петя Немчик сбегал на вокзал, тоже приобрел номер "Бессарабца" и лег напротив Макса - посмотреть, что будет! И тоже уснул...
Теперь мы оставляем "Бессарабца" номер два, то есть генерал-инспектора Петю Немчика, и возвращаемся к "Бессарабцу" номер один, то есть к коммивояжеру Максу Берлянту.
4
У Макса Берлянта была плохая ночь... Очевидно, заговорили в нем яства, которых он наглотался на вокзале, потому что одолевали его какие-то дикие сны. Снилось ему, например, что он не Макс Берлянт, а сам Крушеван, редактор "Бессарабца", и едет он не в вагоне, а верхом на свинье, что рак, красный вареный рак кивает ему клешнями, и откуда-то доносится вопль: "Ки-ши-нев!.." Ветерок дует прямо в уши, слышен шелест листьев или женских юбок... Хочется открыть глаза, но он не может... Щупает нос, а носа нет и следа. Вместо носа он нащупывает "Бессарабца" и не понимает, где находится. Чувствует, что это сон, но никак не может побороть этот сон, и вообще не властен над собой! Макс лежит и страдает, он словно в гипнозе. Чувствует, что силы его на исходе. Тогда он делает над собою последнее усилие и испускает тихий стон, который слышен ему одному, приоткрывает глаза и едва различает луч света от свечи и человеческую фигуру, растянувшуюся на противоположной скамье, как он сам, и тоже прикрытую номером "Бессарабца"... Наш Макс изумлен и потрясен: ему чудится, что это он сам лежит на той скамье, и он никак не может постичь, каким образом он, Макс, попал на ту скамью? И как может человек видеть самого себя без зеркала?.. Он чувствует, что волосы у него на голове встают поодиночке.
Постепенно, понемногу наш Макс начинает приходить в себя и понимать, что лежит на той скамье не он, Макс, а другой. Но откуда он взялся, и как раз напротив, и как раз с "Бессарабцем"?
Макс не может ждать до рассвета, ему хочется разгадать загадку как можно скорее, сейчас, сию минуту! Он делает движение и начинает шелестеть газетой и слышит, что тот, на той скамье, тоже двигается и шелестит газетой. Макс замирает, всматривается еще пристальнее и видит, что тот, на той скамье, смотрит на него с усмешкой. И вот оба наши "Бессарабца" лежат друг против друга, переглядываются и молчат. Каждый из двух антисемитов помирает от желания узнать, кто же этот другой, но оба сдерживаются изо всех сил и молчат. Наконец Пете приходит в голову счастливая мысль: он начинает насвистывать потихоньку мотив популярной еврейской песенки:
На шестке огонь
Еле теплится...
А Макс подтягивает, тоже потихоньку насвистывая:
В доме - духота...
Оба антисемита садятся, сбрасывают с себя "Бессарабцев", и оба кончают строфу популярной еврейской песенки, уже не насвистывая, а прямо словами:
И ребе старенький
Учит азбуке
Маленьких детей...
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано в еврейской ежедневной газете "Дер вег" ("Путь"), Варшава, 1905.
1
...на свинине... и начал есть раков. - Законом еврейской религии свинина и раки запрещены к употреблению в пищу.
2
...как проклятого Каина... - Согласно библейской легенде, бог осудил Каина за убийство своего брата Авеля на изгнание и скитания, а дабы никто его не убил, сделал на его челе опознавательный знак.
3
Так проходит мирская слава (лат.).
1 2
Простояв несколько минут с улыбкой на устах и сложив чемоданы на противоположной полке, наш новый пассажир выбежал на несколько минут на вокзал и вернулся тоже с номером "Бессарабца". Потом он открыл чемодан, достал подушечку и одеяло, пару домашних туфель и флакон одеколона, уютно устроился и растянулся на скамье, накрывшись номером "Бессарабца", точно так же, как наш Макс Берлянт; лежал, курил, смотрел на Макса и улыбался, прикрыл сначала один глаз, потом второй и начал засыпать.
Пускай поспят оба наши "бессарабца" друг против друга. Мы хотим познакомить читателя со вторым пассажиром, рассказать, кто он и что он.
Он - генерал... Не военный генерал и не генерал-губернатор, а генерал-инспектор, то есть агент одного из обществ. Фамилия его Немчик, а имя его Хаим. Но он подписывается "Альберт", а зовут его "Петя".
Поначалу это может показаться немного диким: то, что из Хаима вдруг вырастает "Альберт", еще можно понять. Превращается же у нас Велвл во Владимира, Исроел - в Исидора, а Аврам - в Аввакума! Но как из Хаима произошел "Петя"? Тут уж надо пофилософствовать, углубиться в языковую премудрость и рассуждать логически. Прежде всего мы из "Хаима" выбрасываем букву "х". Затем почтительно просим убраться букву "и" и букву "м". Остается, стало быть, одно "а". К этому "а" мы приписываем всего лишь букву "л", букву "б", букву "е", букву "р" и букву "т", - получается "Альберт", не так ли? Ну, а из Альберта само собой получается "Альберта", "Берта", "Бета", "Петя". "Sic transit gloria mundi"[3]. Так, стало быть, из утки получается индюк...
Словом, наш пассажир зовется Петя Немчик, он генерал-инспектор и разъезжает по всему свету, как и Макс Берлянт. Но по натуре это уже совсем другой человек: веселый, жизнерадостный, разговорчивый. И хотя звать его Петя, а по должности он генерал-инспектор, он тем не менее такой же еврей, как и все прочие, любит евреев и любит рассказывать истории и анекдоты о евреях.
Петя Немчик славится своими анекдотами на весь мир. Портит их немного только то, что все эти истории и анекдоты, уверяет Немчик, случились с ним самим, в этом он божится и клянется всеми клятвами на свете, хотя каждый раз один и тот же анекдот происходит с ним в другом месте: от одного раза до другого он все забывает. Похоже, что Петя Немчик, генерал-инспектор, малость слабоват на язык, то есть не прочь преувеличить, или, как это называют в наших краях, он, извините, лгун! Просим прощения за то, что выражаемся так вульгарно! Было бы, собственно, достаточно сказать, что он агент, а что такое агент, вы ведь и сами знаете...
Когда, войдя в вагон, он увидал Макса Берлянта, растянувшегося на скамье и накрывшегося номером "Бессарабца", и узнал по носу, что этот пассажир никакого отношения к Крушевану и его знаменитому "Бессарабцу" не имеет, он прежде всего подумал: "Анекдот! Новый анекдот! Будет, с божьей помощью, о чем рассказывать и рассказывать!"
Петя Немчик сбегал на вокзал, тоже приобрел номер "Бессарабца" и лег напротив Макса - посмотреть, что будет! И тоже уснул...
Теперь мы оставляем "Бессарабца" номер два, то есть генерал-инспектора Петю Немчика, и возвращаемся к "Бессарабцу" номер один, то есть к коммивояжеру Максу Берлянту.
4
У Макса Берлянта была плохая ночь... Очевидно, заговорили в нем яства, которых он наглотался на вокзале, потому что одолевали его какие-то дикие сны. Снилось ему, например, что он не Макс Берлянт, а сам Крушеван, редактор "Бессарабца", и едет он не в вагоне, а верхом на свинье, что рак, красный вареный рак кивает ему клешнями, и откуда-то доносится вопль: "Ки-ши-нев!.." Ветерок дует прямо в уши, слышен шелест листьев или женских юбок... Хочется открыть глаза, но он не может... Щупает нос, а носа нет и следа. Вместо носа он нащупывает "Бессарабца" и не понимает, где находится. Чувствует, что это сон, но никак не может побороть этот сон, и вообще не властен над собой! Макс лежит и страдает, он словно в гипнозе. Чувствует, что силы его на исходе. Тогда он делает над собою последнее усилие и испускает тихий стон, который слышен ему одному, приоткрывает глаза и едва различает луч света от свечи и человеческую фигуру, растянувшуюся на противоположной скамье, как он сам, и тоже прикрытую номером "Бессарабца"... Наш Макс изумлен и потрясен: ему чудится, что это он сам лежит на той скамье, и он никак не может постичь, каким образом он, Макс, попал на ту скамью? И как может человек видеть самого себя без зеркала?.. Он чувствует, что волосы у него на голове встают поодиночке.
Постепенно, понемногу наш Макс начинает приходить в себя и понимать, что лежит на той скамье не он, Макс, а другой. Но откуда он взялся, и как раз напротив, и как раз с "Бессарабцем"?
Макс не может ждать до рассвета, ему хочется разгадать загадку как можно скорее, сейчас, сию минуту! Он делает движение и начинает шелестеть газетой и слышит, что тот, на той скамье, тоже двигается и шелестит газетой. Макс замирает, всматривается еще пристальнее и видит, что тот, на той скамье, смотрит на него с усмешкой. И вот оба наши "Бессарабца" лежат друг против друга, переглядываются и молчат. Каждый из двух антисемитов помирает от желания узнать, кто же этот другой, но оба сдерживаются изо всех сил и молчат. Наконец Пете приходит в голову счастливая мысль: он начинает насвистывать потихоньку мотив популярной еврейской песенки:
На шестке огонь
Еле теплится...
А Макс подтягивает, тоже потихоньку насвистывая:
В доме - духота...
Оба антисемита садятся, сбрасывают с себя "Бессарабцев", и оба кончают строфу популярной еврейской песенки, уже не насвистывая, а прямо словами:
И ребе старенький
Учит азбуке
Маленьких детей...
ПРИМЕЧАНИЯ
Впервые напечатано в еврейской ежедневной газете "Дер вег" ("Путь"), Варшава, 1905.
1
...на свинине... и начал есть раков. - Законом еврейской религии свинина и раки запрещены к употреблению в пищу.
2
...как проклятого Каина... - Согласно библейской легенде, бог осудил Каина за убийство своего брата Авеля на изгнание и скитания, а дабы никто его не убил, сделал на его челе опознавательный знак.
3
Так проходит мирская слава (лат.).
1 2