OCR: Андриянов П.М. (assaur@mail.ru), Правка: Militera Project
«Уткин А. Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне»: Русич; Смоленск; 2000
ISBN 5-8138-0136-7
Аннотация
С тех пор прошло уже более восьми десятилетий... Однако история первой мировой войны до сих пор таит много белых пятен и ставит вопросы, на которые нельзя ответить однозначно. В чем кроются истоки одной из самых кровавых войн в истории человечества? Каковы причины трагедии, обрушившейся на Россию в начале века? Почему союзники — страны Антанты — бросили Россию на произвол судьбы? На эти вопросы и пытается аргументировано отметить автор в своей книге.
Анатолий Иванович Уткин
Забытая трагедия. Россия в первой мировой войне
Введение
Период первой мировой войны был одним из важнейших рубежей мировой истории. В кратчайшее время произошли поистине революционные изменения в индустрии, в технологии, в средствах массовой коммуникации, в организации национальной экономической жизни, в системе внутренних социальных отношений. Первая мировая война с колоссальной силой «высветила» национальный вопрос, дала современную форму националистическим движениям. Она же в конечном счете вывела на арену истории те массы народа, которые как бы «спали до этого историческим сном». Общественное мнение до этой войны и после — два разных явления. Но даже на фоне глобального сдвига изменения, произошедшие в России, были особенными.
В истории отношений России и Запада на протяжении тысячелетнего существования русского государства отчетливо проявлялись две противоположные по направленности тенденции. Одна — открытие в направлении Запада, сближения с ним, создания того, что сейчас бы назвали «единым европейским пространством». Вторая — вынужденное или сознательное отстояние от Запада, стремление отгородиться стеной, создать самодовлеющий мир, оборотиться к степи и Сибири, к необозримым просторам вплоть до Тихого океана, Амура, Тянь-Шаня и Гиндукуша — своего рода центробежная по отношению к Европе тенденция. Первая тенденция преобладала на протяжении двух больших исторических периодов: во времена Киевской Руси и при правлении династии Романовых. Вторая тенденция была первоначально генерирована монгольской неволей, но сохранила свою инерцию и в эпоху собирания русских земель, в века «третьего Рима», смутного времени и в семидесятилетие советской истории между господством первой, а затем второй из этих тенденций в XX веке лежит главным рубежом русской истории первая мировая война.
При первой встрече с Западом в XVII в. удачей России было то, что ее непосредственные западные соседи — шведы и поляки — вступили в полосу государственного упадка, а немцы еще не поднялись. Но эти благоприятные обстоятельства были временными, и Россию неизбежно ждали, если она желала сохранить саму себя, суровые испытания. Именно в это время страну возглавил жестокий и гениальный вождь, имевший мудрость понять, что сохранение России зависит от степени способности восприятия ею западной технологии — военной и социальной. Это был (в то время) первый случай, когда потенциальная жертва Запада сознательно поставила перед собой цель овладения материальной техникой Европы ради самосохранения. (Потом по той же дороге пойдут Османская империя, Япония и другие.) Удача Петра заключалась в том, что Европа еще не вступила в эпоху «национальных войн», и ему хватило ограниченного числа (каких-нибудь шестидесяти тысяч) обученных западными специалистами войск, чтобы выстоять при Полтаве и победить в Северной войне. У императора Петра хватило энергии для создания прозападной элиты и вручения ей армии и административной системы государства. Это была жестокая трансформация, но она сохранила традиционную Россию почти на три столетия. Петр Великий не осуществил синтеза Запада и России, не трансформировал «русский дух», но он создал щит, за которым страна могла расти, развиваться, не изменяя своей эмоциональной, умственной, психологической природе, не отвергая опыт исконной Руси.
Россия показала блестящую способность развивать военную систему государства по западному образцу, она явила всему миру примеры гениальной оригинальности в литературе, она меньше преуспела в административном искусстве и уж совсем зашла в тупик, стараясь привить западную — «фаустовскую» психологическую модель на всем пространстве от Бреста до Владивостока. При всей огромности империи и блеске петербургского авангарда, ее политическая система отставала от требований времени. Государственная система имперской России в начале двадцатого столетия представляла собой неустойчивое соотношение сил — небольшую вестернизированную элиту и огромную массу автохтонного населения, живущего в собственном мире, в доиндустриальной эпохе. В России двумя нациями были носители западной цивилизации, с одной стороны, и приверженцы Византии — Азии, оторванные от Киевской прародины, массы — с другой.
Правящий класс императорской России не обладал уверенностью в себе, ясным пониманием ситуации, энергией патриотического спасения, которая позволила, скажем, британской аристократии образовать союз с нарождающейся буржуазией, создать жесткую и прочную основу нации, не потерявшей самоуважения и в то же время восприимчивой к ценностям технической цивилизации. Аристократическая элита устремилась не к союзу с буржуазией, а за царем-самодержцем, делая для русской буржуазии дело реформирования России едва ли не безнадежным. И никогда в России не было создано основательного «среднего класса» — гаранта стабильности, противника революций. Хранить и защищать святую Русь предоставили не авангарду ее народа, а государству, западное происхождение которого вызывало едва ли не естественное отчуждение. Россия ко времени решающего вхождения в период испытаний сохранила в себе как подлинную часть национального существования не только собственные национальные традиции, но и традиции Византии и Золотой Орды.
Гордость России — ее интеллигенция — никогда не признавала себя тем, чем она фактически являлась — прозападной интеллектуальной элитой, самоотверженной и почти воспринявшей свое отчуждение от народа как естественное состояние. Космополитическая, в лучшем смысле этого слова, она дала миру глубоко национальных гениев от Пушкина до Чехова, каждый из которых шел вровень с идейным миром Запада. Интеллектуально их родиной был Запад, хотя эмоционально, разумеется, горячо любимая Россия. Блеск этого русского «века Перикла» почти заслоняет тот факт, что основная масса народа жила в другом мире, из которого прозападная сила виделась часто враждебной. 1914 год сделал предположение правилом, предчувствие — аксиомой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169