Лучше купить особую сигарницу с ароматическими прокладками, внутри которой постоянно поддерживается нужный микроклимат.
Стоит она дорого. Долларов около шестисот. Но ведь и заниматься вы собираетесь не чем попало, а наколачиванием понтов. В этом деле аксессуары — штука наиважнейшая!
Например, сигары «totalmente a mano» (ручной скрутки) и «hecho a mano» (частично ручной скрутки) имеют острые концы, которые следует обрубать особой гильотинкой или отстригать небольшими сигарными ножницами.
У нас эти гильотинки известны по их смежной профессии. Являясь далекими родственниками отечественных паяльников и утюгов, гильотинки помогают чикагской братве получать долги с клиентов. Будто специально они сделаны под размер человеческих пальцев и… впрочем, вы ведь смотрели фильмы братьев Коуэнов, да?
Прикуривать сигару следует от длинной кедровой спички. В крайнем случае — от газовой зажигалки со специальным двойным пламенем, которое опаляет сразу всю прикуриваемую площадь. Но никогда от «Zippo» или других бензиновых зажигалок! Пары бензина убивают белоiк. Вкус будет испорчен безнадежно.
Ритм жизни курильщика сигар радикально отличен от того, в котором живет человек, судорожно хлопающий себя по карманам в поисках спасительной пачки, стреляющий сигареты у сослуживцев и торопливо затягивающийся, перед тем как бежать дальше.
Сигара — это всегда пауза. Всегда тщательно обставленный ритуал.
Удобно усаживаемся. Достаем тридцатисантиметровую «Койбу». Отстригаем платиновой гильотинкой кончик. Достаем из жилетного кармана спички.
Прикуриваем… вдыхаем ароматный дым… осторожно кладем сигару в пепельницу… выдыхаем дым. Откидываемся в кресле и обводим собеседников умиротворенным взглядом.
И так, перемежая сигару чашечкой кофе и светской беседой с приятными собеседниками, — в течение нескольких часов подряд.
Жизнь удалась!
А вот — материал номер два.
Граф Калиостро и другие гости столицы
Нет на свете города более странного, чем Петербург!
Город этот молод: семьдесят процентов зданий появились на глазах двух последних поколений горожан. Город этот моложе, чем Нью-Йорк. Но сравниться с ним по странности может разве что Рим или даже Александрия.
В Петербурге сохранилось лишь 217 зданий, относящихся к XVIII веку. Мы же поговорим всего о трех.
1
В своих мемуарах Джакомо Казанова писал:
«Петербург производит впечатление блестящей европейской столицы, захваченной ордой дикарей. Великолепные площади, роскошные дворцы, широкие чистые улицы — а по ним ходят грязные оборванные крестьяне, и по замерзшей Неве в упряжках из северных оленей ездят карелы».
Чуть ниже он добавлял:
«Впрочем, и среди местных дикарок встречаются весьма прехорошенькие».
К моменту приезда в Петербург Казанова был звездой европейского масштаба. При всех дворах континента болтали о том, как он был шпионом в Стамбуле и, влюбившись, чуть не принял там ислам, или о том, как, выкопав подкоп черенком от ложки, сбежал из Пьомби — самой страшной тюрьмы Старого Света.
Приехать в Петербург Казанова собирался давно. Здесь у него имелась недвижимость. В свое время его мать приезжала сюда с гастролями и приударивший за ней дворянин купил красотке симпатичный загородный коттеджик.
Город рос. Когда в России появился Казанова-сын, коттеджик оказался уже в черте города. Он был арендован спекулянтом-немцем, который сдавал комнаты желающим.
В первый же месяц петербургской жизни Казанова оказался в центре внимания двора. Отправившись на охоту в Петергоф, по дороге итальянец встретил обворожительную крестьянку. Он зашел в дом ее отца, за 100 рублей купил девушку в безраздельное пользование и стал появляться с обновкой в свете.
Сколь-нибудь серьезного поста при дворе Казанове так и не предложили. Зато вместе с новой подружкой и графом Луниным, официальным любовником одного из екатерининских министров, он слонялся с бала на бал и веселился как мог.
Казанова соблазнял женщин. Лунин и подружка — мужчин. Деньги и время летели незаметно. В начале зимы 1765 года деньги кончились совсем, а время перестало лететь весело.
Казанова решает пойти ва-банк. Во время официального приема он заговаривает с фаворитом Екатерины Григорием Орловым. Как человек, долгое время проживший в Турции, он предлагает ему беспроигрышный план взятия Стамбула двумя ударами с суши и моря.
Орлов заинтересовался и изложил план императрице. Правда, авторство он приписал себе. Обиженный Казанова заявил, что ноги его больше не будет в такой гадкой стране!
Подружку он за 500 рублей перепродал архитектору Ринальди. Весной 1765 года Казанова выехал из столицы в Варшаву, где два месяца спустя застрелил на дуэли тогдашнего вице-короля.
А несколько раз перестроенный особняк любвеобильного итальянца и сейчас стоит по адресу: улица Фурманова, дом 16. Зайдите как-нибудь, вам понравится.
2
Когда карета миновала последнюю заставу и из-за вершин заснеженных деревьев уже показалась крыша Аничкова дворца, кучер встрепенулся и заорал: «Оглянитесь!»
Всего в нескольких метрах за каретой бежал волк. Матерый, огромный, с багровым вывалившимся языком.
В два прыжка настигнув карету, зверь прыгнул. Перемахнув через ездока, он впился в круп обезумевшей лошади. Не останавливаясь, он вгрызался в ее жаркое мясо до тех пор, пока окровавленная туша не вывалилась из упряжи…
Волк оказался зажат между оглоблями. «Гони!» — крикнул ездок. Кучер щелкнул кнутом…
Так два с половиной столетия назад через Центральную заставу у Аничкова моста в Петербург въехал молодой прусский офицер по имени Карл-Фридрих-Иоганн барон фон Мюнхгаузен.
По крайней мере, так описывал это событие он сам.
Для начала, как и все, барон поступил на военную службу. Приписан он был к Гангутскому полку, сплошь укомплектованному контрактниками из Германии.
Казармы полка располагались прямо напротив Летнего сада. Квартиру немец снял неподалеку — на набережной Фонтанки, дом 8.
В то время эти места были почти пригородом. Неподалеку от казарм можно было славно поохотиться. Именно в лесах, располагавшихся в районе нынешней станции метро «Владимирская», было совершено большинство подвигов барона.
Здесь шомполом от ружья он подстрелил целую стаю куропаток, вывернул наизнанку злого волка, без единого выстрела добыл кабана весом в центнер.
А вот насчет оленя, изо лба которого росло вишневое дерево, барон все-таки наврал. Благородных оленей здесь развели гораздо позже, только при Екатерине II.
В сентябре 1735-го сослуживец Карла-Фридриха похвастался ему своим приобретением: роскошным, но совершенно необъезженным скакуном.
Жеребца под уздцы выгуливали по двору дома, в котором жил Мюнхгаузен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Стоит она дорого. Долларов около шестисот. Но ведь и заниматься вы собираетесь не чем попало, а наколачиванием понтов. В этом деле аксессуары — штука наиважнейшая!
Например, сигары «totalmente a mano» (ручной скрутки) и «hecho a mano» (частично ручной скрутки) имеют острые концы, которые следует обрубать особой гильотинкой или отстригать небольшими сигарными ножницами.
У нас эти гильотинки известны по их смежной профессии. Являясь далекими родственниками отечественных паяльников и утюгов, гильотинки помогают чикагской братве получать долги с клиентов. Будто специально они сделаны под размер человеческих пальцев и… впрочем, вы ведь смотрели фильмы братьев Коуэнов, да?
Прикуривать сигару следует от длинной кедровой спички. В крайнем случае — от газовой зажигалки со специальным двойным пламенем, которое опаляет сразу всю прикуриваемую площадь. Но никогда от «Zippo» или других бензиновых зажигалок! Пары бензина убивают белоiк. Вкус будет испорчен безнадежно.
Ритм жизни курильщика сигар радикально отличен от того, в котором живет человек, судорожно хлопающий себя по карманам в поисках спасительной пачки, стреляющий сигареты у сослуживцев и торопливо затягивающийся, перед тем как бежать дальше.
Сигара — это всегда пауза. Всегда тщательно обставленный ритуал.
Удобно усаживаемся. Достаем тридцатисантиметровую «Койбу». Отстригаем платиновой гильотинкой кончик. Достаем из жилетного кармана спички.
Прикуриваем… вдыхаем ароматный дым… осторожно кладем сигару в пепельницу… выдыхаем дым. Откидываемся в кресле и обводим собеседников умиротворенным взглядом.
И так, перемежая сигару чашечкой кофе и светской беседой с приятными собеседниками, — в течение нескольких часов подряд.
Жизнь удалась!
А вот — материал номер два.
Граф Калиостро и другие гости столицы
Нет на свете города более странного, чем Петербург!
Город этот молод: семьдесят процентов зданий появились на глазах двух последних поколений горожан. Город этот моложе, чем Нью-Йорк. Но сравниться с ним по странности может разве что Рим или даже Александрия.
В Петербурге сохранилось лишь 217 зданий, относящихся к XVIII веку. Мы же поговорим всего о трех.
1
В своих мемуарах Джакомо Казанова писал:
«Петербург производит впечатление блестящей европейской столицы, захваченной ордой дикарей. Великолепные площади, роскошные дворцы, широкие чистые улицы — а по ним ходят грязные оборванные крестьяне, и по замерзшей Неве в упряжках из северных оленей ездят карелы».
Чуть ниже он добавлял:
«Впрочем, и среди местных дикарок встречаются весьма прехорошенькие».
К моменту приезда в Петербург Казанова был звездой европейского масштаба. При всех дворах континента болтали о том, как он был шпионом в Стамбуле и, влюбившись, чуть не принял там ислам, или о том, как, выкопав подкоп черенком от ложки, сбежал из Пьомби — самой страшной тюрьмы Старого Света.
Приехать в Петербург Казанова собирался давно. Здесь у него имелась недвижимость. В свое время его мать приезжала сюда с гастролями и приударивший за ней дворянин купил красотке симпатичный загородный коттеджик.
Город рос. Когда в России появился Казанова-сын, коттеджик оказался уже в черте города. Он был арендован спекулянтом-немцем, который сдавал комнаты желающим.
В первый же месяц петербургской жизни Казанова оказался в центре внимания двора. Отправившись на охоту в Петергоф, по дороге итальянец встретил обворожительную крестьянку. Он зашел в дом ее отца, за 100 рублей купил девушку в безраздельное пользование и стал появляться с обновкой в свете.
Сколь-нибудь серьезного поста при дворе Казанове так и не предложили. Зато вместе с новой подружкой и графом Луниным, официальным любовником одного из екатерининских министров, он слонялся с бала на бал и веселился как мог.
Казанова соблазнял женщин. Лунин и подружка — мужчин. Деньги и время летели незаметно. В начале зимы 1765 года деньги кончились совсем, а время перестало лететь весело.
Казанова решает пойти ва-банк. Во время официального приема он заговаривает с фаворитом Екатерины Григорием Орловым. Как человек, долгое время проживший в Турции, он предлагает ему беспроигрышный план взятия Стамбула двумя ударами с суши и моря.
Орлов заинтересовался и изложил план императрице. Правда, авторство он приписал себе. Обиженный Казанова заявил, что ноги его больше не будет в такой гадкой стране!
Подружку он за 500 рублей перепродал архитектору Ринальди. Весной 1765 года Казанова выехал из столицы в Варшаву, где два месяца спустя застрелил на дуэли тогдашнего вице-короля.
А несколько раз перестроенный особняк любвеобильного итальянца и сейчас стоит по адресу: улица Фурманова, дом 16. Зайдите как-нибудь, вам понравится.
2
Когда карета миновала последнюю заставу и из-за вершин заснеженных деревьев уже показалась крыша Аничкова дворца, кучер встрепенулся и заорал: «Оглянитесь!»
Всего в нескольких метрах за каретой бежал волк. Матерый, огромный, с багровым вывалившимся языком.
В два прыжка настигнув карету, зверь прыгнул. Перемахнув через ездока, он впился в круп обезумевшей лошади. Не останавливаясь, он вгрызался в ее жаркое мясо до тех пор, пока окровавленная туша не вывалилась из упряжи…
Волк оказался зажат между оглоблями. «Гони!» — крикнул ездок. Кучер щелкнул кнутом…
Так два с половиной столетия назад через Центральную заставу у Аничкова моста в Петербург въехал молодой прусский офицер по имени Карл-Фридрих-Иоганн барон фон Мюнхгаузен.
По крайней мере, так описывал это событие он сам.
Для начала, как и все, барон поступил на военную службу. Приписан он был к Гангутскому полку, сплошь укомплектованному контрактниками из Германии.
Казармы полка располагались прямо напротив Летнего сада. Квартиру немец снял неподалеку — на набережной Фонтанки, дом 8.
В то время эти места были почти пригородом. Неподалеку от казарм можно было славно поохотиться. Именно в лесах, располагавшихся в районе нынешней станции метро «Владимирская», было совершено большинство подвигов барона.
Здесь шомполом от ружья он подстрелил целую стаю куропаток, вывернул наизнанку злого волка, без единого выстрела добыл кабана весом в центнер.
А вот насчет оленя, изо лба которого росло вишневое дерево, барон все-таки наврал. Благородных оленей здесь развели гораздо позже, только при Екатерине II.
В сентябре 1735-го сослуживец Карла-Фридриха похвастался ему своим приобретением: роскошным, но совершенно необъезженным скакуном.
Жеребца под уздцы выгуливали по двору дома, в котором жил Мюнхгаузен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50