..
- Отстань.
- Ну, Лорка...
- Говорю - отстань.
- Давай-давай, не ломайся...
- У тебя совесть есть? К похмельному человеку с такими вещами лезть...
- Я сказал, не капризничай...
- Гребень, ты идиот...
- Тебе сложно?..
- А если меня прямо на тебя вырвет?
Короткое шебуршение. Пара всхлипов. Минутная пауза... снова сопение и скрип пружин кровати.
- Убери свою кретинскую руку... И не надо так глубоко.
Еще одна пауза.
- Да говорю же тебе - не надо... Я сама...
Даниил открыл глаза, послушал звуки из соседней комнаты и снова закрыл. Несколько минут лежал не шевелясь, пытаясь понять свое состояние.
Вроде бы ничего нового. Ноющий пульс в затылке, чужой, не умещающийся во рту язык, пустота ниже диафрагмы. Смущала лишь саднящая боль в правой руке.
Он вытащил руку из-под одеяла, разлепил глаза и рассмотрел ее. Рука как рука... грязные, с траурными ободками, пальцы. Костяшки были разбиты, и на них запеклась черная кровь.
Кому это я вчера? Ах да...
- Давай... давай, милая... моя дев... моя де-евочка...
Даниил поворочался, стараясь глубже зарыться под одеяло. Зажмуриться бы, вжаться лицом в серую от грязи наволочку и пролежать до обеда.
Он свесил ноги, почувствовал холодное прикосновение линолеума. Первое, на что он каждое утро натыкался взглядом, был висевший на стене портрет Гребня. Портрет нарисовала Лора. Лица на нем было почти не разобрать. Зато выделялся здоровенный, изображенный в анатомических подробностях член.
На стуле под портретом грудой была навалена одежда: палестинский платок и футболка Гребня вперемешку с окаменелыми носками Артема и нижним бельем Лоры.
Похоже, вчера парни начали раздевать ее, даже не доведя до кровати. Чем склонять неизвестно к чему, лучше бы заставили девушку постельное белье постирать.
Ежась от холода, он выудил из кучи свой "Левайс", вжикнул зиппером, протянув руку, включил радио и пошлепал в туалет.
За дверью туалета рычал Артем. Даниил подергал ручку и подождал. Артем задыхался, сипел и отплевывался.
- Долго ты там?
Новый фейерверк звуков. Даниил плюнул и пошел в ванную. Из потемневшего зеркала на него глядело смутно знакомое лицо.
За время, пока он, склонившись над раковиной, тер зубы старой, почти лысой щеткой, по облупившейся стене успела пробежать, наверное, дюжина тараканов. Тараканов в квартире было много. Однажды он проснулся оттого, что мерзкая тварь ползла прямо по его волосам...
Даниил жил в этой квартире уже почти три месяца. Вообще данный притон был найден Густавом как раз на такой случай, как сейчас, - когда вся группа должна быть под рукой.
Недавно он сказал, что намечается большая акция и в ближайшие две недели все они будут жить вместе. Режим конспирации - максимальный. Из дому выходить как можно реже. Никаких магнитофонов и телевизора: не хватало, чтобы соседи вызвали ментов. Помните: здесь, в квартире, почти все запасы нашего оружия и боеприпасов, это понятно?
Даниилу Густав разрешил жить на конспиративной квартире постоянно: "Раз уж у тебя так вышло, то живи. Заодно и порядок тут будешь поддерживать".
Даниил вытер руки, еще раз полюбовался на свое отражение (покрасневшие глаза, свалявшиеся, нечесаные волосы, щетина, клочками разбросанная по щекам) и вышел из ванной.
- Привет, - буркнул он, заходя на кухню.
Лора кивнула.
- А где Гребень?
- Зарядку пошел делать, идиот. Ты же знаешь - пятьдесят отжиманий и ледяной душ.
Даниил оглядел стол. Пепельницы и грязные тарелки напоминали поле боя. Наших били по всем фронтам. Пустых бутылок набралось столько, что вместо следующей экспроприации их можно будет просто сдать.
Даниил открыл форточку. Уже какой день по утрам у него болел зуб пятый верхний справа. Денег вылечить зуб все равно не было. Даниил старался не обращать внимания. Зуб ныл омерзительно.
- Еды не осталось?
- Тебе чего? Шашлык по-карски? Осетрину бешамель?
- Вообще ничего?
- Пива вон стоит две бутылки.
- Хм, действительно пиво... Как это мы вчера не допили?
Протискиваясь на кухню, Артем просипел:
- Сосьялисьм о муэрте.
- Муэрте, муэрте. На кой хрен нам сосьялисьм?
Такой, как сейчас, он особенно напоминал толстого, глупого ребенка. Оглядев Артема, Лора сжалилась и спросила, не налить ли ему пива?
- Какое пиво - посмотри на меня... С утра вышел водички попить блевал час, наверное, без перерыва.
- Это все последняя бутылочка твоя вчерашняя. Кто громче всех орал: "Еще одну! Переходим, блядь, на вино!" Сколько можно? Третий день творения!
- В смысле?
- В смысле, что третий день подряд в тварей превращаетесь! Еще раз устроите то, что вы устроили ночью, - нажалуюсь на вас Густаву.
- А что мы устроили?
- Ты лучше у Лоры спроси, что вы с Гребнем вчера устроили! Спермой всю квартиру провоняли!
Раскрасневшийся и мокрый, из ванной появился Гребень.
- Здорово, парни!.. Артем!.. бразер!.. ты, как бы, живой, что ли?.. а я думал, ты сдох уже на хуй... на радость, как бы, мировой буржуазии!
Гребень скакал по-боксерски вокруг Артема, а тот морщился и защищался негнущимися руками. Из комнаты слышались звуки попсовенькой песенки. Звуки казались знакомыми.
Даниил хотел сказать Гребню что-нибудь остроумное и жизнерадостное. Остроiта умерла, не родившись. Как это обычно бывает с похмелья, ты просыпаешься и обнаруживаешь, что связь между мыслью и словом разрушена. Открываешь рот и понимаешь, что понятия не имеешь, чем закончится фраза, которую ты произносишь.
- Люблю похмелье. Вы, как бы, дураки, ни хрена не понимаете в настоящем удовольствии. Я, может, и пью-то только ради этого состояния. Открываешь, как бы, глаза, и - wow! - мир не узнать...
- А я с похмелья мясо люблю. Грузинское. Хинкали там или аджапсандали. Или лобио...
- Лобио - это не мясо, это такие бобы...
Нарезав салат, Гребень пристроился к столу и принялся, сочно хрустя, завтракать. Остальные сидели и молча на него смотрели.
Потом Даниил все-таки сформулировал связную мысль:
- Гребень, ты скотина. Ешь как все - пельмени и макароны. Хватит травить душу своими фруктовыми салатами.
- С чего это мне есть пельмени и макароны?
- Пельмени и макароны - это еда бедных.
- Еда бедных - это, как бы, хлеб без масла.
- Ешь хлеб без масла.
- От мучного толстеют.
"Ха!" - только и сказала Лора. Сама она ела все подряд, причем с утра до вечера. И при этом даже не думала толстеть. Оставалась узкобедрой, узкоплечей, почти безгрудой девочкой-тинейджером. Вот только губы всегда немного припухшие... словно усталые.
Иногда, глядя на Лору, Даниил сравнивал ее с Полиной. С роскошной, ухоженной Полиной, которая любила свое тело... которая только на косметику, парикмахерскую, стоматолога, нижнее белье и противозачаточные "пилз" тратила в месяц больше $300.
Лора с ее короткой, почти под ноль стрижкой и вечно исцарапанными руками была другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
- Отстань.
- Ну, Лорка...
- Говорю - отстань.
- Давай-давай, не ломайся...
- У тебя совесть есть? К похмельному человеку с такими вещами лезть...
- Я сказал, не капризничай...
- Гребень, ты идиот...
- Тебе сложно?..
- А если меня прямо на тебя вырвет?
Короткое шебуршение. Пара всхлипов. Минутная пауза... снова сопение и скрип пружин кровати.
- Убери свою кретинскую руку... И не надо так глубоко.
Еще одна пауза.
- Да говорю же тебе - не надо... Я сама...
Даниил открыл глаза, послушал звуки из соседней комнаты и снова закрыл. Несколько минут лежал не шевелясь, пытаясь понять свое состояние.
Вроде бы ничего нового. Ноющий пульс в затылке, чужой, не умещающийся во рту язык, пустота ниже диафрагмы. Смущала лишь саднящая боль в правой руке.
Он вытащил руку из-под одеяла, разлепил глаза и рассмотрел ее. Рука как рука... грязные, с траурными ободками, пальцы. Костяшки были разбиты, и на них запеклась черная кровь.
Кому это я вчера? Ах да...
- Давай... давай, милая... моя дев... моя де-евочка...
Даниил поворочался, стараясь глубже зарыться под одеяло. Зажмуриться бы, вжаться лицом в серую от грязи наволочку и пролежать до обеда.
Он свесил ноги, почувствовал холодное прикосновение линолеума. Первое, на что он каждое утро натыкался взглядом, был висевший на стене портрет Гребня. Портрет нарисовала Лора. Лица на нем было почти не разобрать. Зато выделялся здоровенный, изображенный в анатомических подробностях член.
На стуле под портретом грудой была навалена одежда: палестинский платок и футболка Гребня вперемешку с окаменелыми носками Артема и нижним бельем Лоры.
Похоже, вчера парни начали раздевать ее, даже не доведя до кровати. Чем склонять неизвестно к чему, лучше бы заставили девушку постельное белье постирать.
Ежась от холода, он выудил из кучи свой "Левайс", вжикнул зиппером, протянув руку, включил радио и пошлепал в туалет.
За дверью туалета рычал Артем. Даниил подергал ручку и подождал. Артем задыхался, сипел и отплевывался.
- Долго ты там?
Новый фейерверк звуков. Даниил плюнул и пошел в ванную. Из потемневшего зеркала на него глядело смутно знакомое лицо.
За время, пока он, склонившись над раковиной, тер зубы старой, почти лысой щеткой, по облупившейся стене успела пробежать, наверное, дюжина тараканов. Тараканов в квартире было много. Однажды он проснулся оттого, что мерзкая тварь ползла прямо по его волосам...
Даниил жил в этой квартире уже почти три месяца. Вообще данный притон был найден Густавом как раз на такой случай, как сейчас, - когда вся группа должна быть под рукой.
Недавно он сказал, что намечается большая акция и в ближайшие две недели все они будут жить вместе. Режим конспирации - максимальный. Из дому выходить как можно реже. Никаких магнитофонов и телевизора: не хватало, чтобы соседи вызвали ментов. Помните: здесь, в квартире, почти все запасы нашего оружия и боеприпасов, это понятно?
Даниилу Густав разрешил жить на конспиративной квартире постоянно: "Раз уж у тебя так вышло, то живи. Заодно и порядок тут будешь поддерживать".
Даниил вытер руки, еще раз полюбовался на свое отражение (покрасневшие глаза, свалявшиеся, нечесаные волосы, щетина, клочками разбросанная по щекам) и вышел из ванной.
- Привет, - буркнул он, заходя на кухню.
Лора кивнула.
- А где Гребень?
- Зарядку пошел делать, идиот. Ты же знаешь - пятьдесят отжиманий и ледяной душ.
Даниил оглядел стол. Пепельницы и грязные тарелки напоминали поле боя. Наших били по всем фронтам. Пустых бутылок набралось столько, что вместо следующей экспроприации их можно будет просто сдать.
Даниил открыл форточку. Уже какой день по утрам у него болел зуб пятый верхний справа. Денег вылечить зуб все равно не было. Даниил старался не обращать внимания. Зуб ныл омерзительно.
- Еды не осталось?
- Тебе чего? Шашлык по-карски? Осетрину бешамель?
- Вообще ничего?
- Пива вон стоит две бутылки.
- Хм, действительно пиво... Как это мы вчера не допили?
Протискиваясь на кухню, Артем просипел:
- Сосьялисьм о муэрте.
- Муэрте, муэрте. На кой хрен нам сосьялисьм?
Такой, как сейчас, он особенно напоминал толстого, глупого ребенка. Оглядев Артема, Лора сжалилась и спросила, не налить ли ему пива?
- Какое пиво - посмотри на меня... С утра вышел водички попить блевал час, наверное, без перерыва.
- Это все последняя бутылочка твоя вчерашняя. Кто громче всех орал: "Еще одну! Переходим, блядь, на вино!" Сколько можно? Третий день творения!
- В смысле?
- В смысле, что третий день подряд в тварей превращаетесь! Еще раз устроите то, что вы устроили ночью, - нажалуюсь на вас Густаву.
- А что мы устроили?
- Ты лучше у Лоры спроси, что вы с Гребнем вчера устроили! Спермой всю квартиру провоняли!
Раскрасневшийся и мокрый, из ванной появился Гребень.
- Здорово, парни!.. Артем!.. бразер!.. ты, как бы, живой, что ли?.. а я думал, ты сдох уже на хуй... на радость, как бы, мировой буржуазии!
Гребень скакал по-боксерски вокруг Артема, а тот морщился и защищался негнущимися руками. Из комнаты слышались звуки попсовенькой песенки. Звуки казались знакомыми.
Даниил хотел сказать Гребню что-нибудь остроумное и жизнерадостное. Остроiта умерла, не родившись. Как это обычно бывает с похмелья, ты просыпаешься и обнаруживаешь, что связь между мыслью и словом разрушена. Открываешь рот и понимаешь, что понятия не имеешь, чем закончится фраза, которую ты произносишь.
- Люблю похмелье. Вы, как бы, дураки, ни хрена не понимаете в настоящем удовольствии. Я, может, и пью-то только ради этого состояния. Открываешь, как бы, глаза, и - wow! - мир не узнать...
- А я с похмелья мясо люблю. Грузинское. Хинкали там или аджапсандали. Или лобио...
- Лобио - это не мясо, это такие бобы...
Нарезав салат, Гребень пристроился к столу и принялся, сочно хрустя, завтракать. Остальные сидели и молча на него смотрели.
Потом Даниил все-таки сформулировал связную мысль:
- Гребень, ты скотина. Ешь как все - пельмени и макароны. Хватит травить душу своими фруктовыми салатами.
- С чего это мне есть пельмени и макароны?
- Пельмени и макароны - это еда бедных.
- Еда бедных - это, как бы, хлеб без масла.
- Ешь хлеб без масла.
- От мучного толстеют.
"Ха!" - только и сказала Лора. Сама она ела все подряд, причем с утра до вечера. И при этом даже не думала толстеть. Оставалась узкобедрой, узкоплечей, почти безгрудой девочкой-тинейджером. Вот только губы всегда немного припухшие... словно усталые.
Иногда, глядя на Лору, Даниил сравнивал ее с Полиной. С роскошной, ухоженной Полиной, которая любила свое тело... которая только на косметику, парикмахерскую, стоматолога, нижнее белье и противозачаточные "пилз" тратила в месяц больше $300.
Лора с ее короткой, почти под ноль стрижкой и вечно исцарапанными руками была другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45