И все стали дружно ругать старосту, особенно когда он умер. При его жизни это было небезопасно.
А теперь перенесем действующих лиц этой притчи в реальную жизнь. Волки, — но они и есть волки, понятно, кто. Пастушок — все советское разведывательное сообщество, ОГПУ—НКВД, ГРУ, Коминтерн, НКИД. Ну, а роль старосты в этом раскладе достается Иосифу Виссарионовичу Сталину. Притча поможет понять его действия. Сразу оговоримся, что п о н я т ь не значит простить. Но тем не менее…
* * *
Нет никаких сомнений в том, что и мировая буржуазия, и служащая ей военщина, и бежавшие и изгнанные из страны белогвардейцы, и представители бывших правящих классов, и политические противники нового строя — без восторга отнеслись к появлению, существованию и развитию первого в мире советского социалистического государства. Гражданская война, интервенция, многочисленные заговоры не были фантазией чекистов, а реально и кроваво происходившими событиями, не оставлявшими никаких сомнений в замыслах врагов.
После окончания Гражданской войны ни эти замыслы, ни расстановка сил в мире не изменились. Вопрос о возможности новой интервенции против Советской России никогда не снимался. Об этом открыто говорили иностранные государственные деятели, промышленные и финансовые магнаты, лидеры белой эмиграции, трубили газеты, доносила разведка.
После восстановления дипломатических и торговых отношений с Англией обстановка вроде бы стабилизировалась. Но нота Чемберлена от 23 февраля 1927 года с угрозами денонсации торгового соглашения с СССР и разрыва англо-советских дипломатических отношений вызвала слухи о возможной войне. 1 марта 1927 года Сталин во время одного из выступлений обратил внимание на то, что большинство полученных им из аудитории записок сводилось «к одному вопросу: будет ли у нас война весной или осенью этого года? Мой ответ: войны у нас не будет ни весной, ни осенью этого года».
В правильности этого заявления Сталина многие сомневались. Действительно, международная обстановка все более накалялась. Вот лишь краткий перечень событий 6 апреля — налет в Пекине на советское полпредство и арест нескольких дипломатов; 12 мая — английская полиция вторгается в помещение англо-советского общества Аркос; 27 мая — английское правительство разрывает отношения с СССР; 7 июня — в Варшаве убит советский посол Войков; 15 июня — секретная встреча в Женеве министров иностранных дел Великобритании, Германии, Франции, Бельгии и Японии, на которой обсуждался «русский вопрос» и намечались антисоветские мероприятия. Лишь веймарская Германия выступила против. На созванной владельцем «Ройял Датч Шелл» Генри Детердингом конференции обсуждался «план Гофмана», предусматривающий военную интервенцию западноевропейских стран против СССР. К войне против СССР призывала вся буржуазная печать.
Все это вынудило Сталина резко изменить свое мнение о возможности войны. В опубликованных 28 июля 1927 года в «Правде» «Заметках на современные темы» Сталин писал: «Едва ли можно сомневаться, что основным вопросом современности является вопрос об угрозе новой империалистической войны. Речь идет о реальной и действительной угрозе новой войны вообще, войны против СССР — в особенности». 1 августа на пленуме ЦК ВКП(б) Сталин сурово отчитал Зиновьева за то, что в его статье «Контуры будущей войны» ни слова не сказано о том, что война стала неизбежной.
В той же речи, осуждая Троцкого, Сталин сказал: «Перед нами имеются две опасности: опасность войны, которая превратилась в угрозу войны, и опасность перерождения некоторых звеньев нашей партии».
Действия оппозиции Сталин поставил на одну доску с действиями капиталистических держав против СССР. Еще 24 мая, накануне разрыва Великобританией отношений с СССР, он заявил, выступая на пленуме ИККИ: «Я должен сказать, товарищи, что Троцкий выбрал для своих нападений на партию и Коминтерн слишком неподходящий момент. Я только что получил известие, что английское консервативное правительство решило порвать отношения с СССР. Нечего и доказывать, что теперь пойдет повсеместный поход против коммунистов. Этот поход уже начался. Одни угрожают СССР войной и интервенцией. Другие — расколом. Создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого».
Остановка продолжала обостряться. Осенью 1927 года во Франции, по инициативе и при финансовой поддержке того же Гете-ринга, развернулась кампания за разрыв отношений с СССР. 2 сентября в Варшаве — новое покушение на советского дипломата.
Мировая печать, в том числе и советская, писала о неизбежности и скором начале войны. О том же говорил Зиновьев. Но Сталин располагал другими данными, поступившими по линии разведки. Неожиданно для всех, 23 октября 1927 года, он заявил: «У нас нет войны, несмотря на неоднократные пророчества Зиновьева и других… А ведь сколько у нас было пророчеств насчет войны! Зиновьев пророчил, что война будет весной этого года.
Потом он стал пророчить, что война начнется, по всей вероятности, осенью этого года. Между тем мы уже перед зимой, а войны все нет».
И действительно, обстановка стала несколько смягчаться. В конце 1927 года был заключен ряд соглашений с иностранными государствами, СССР принял участие в разработке соглашения о разоружении, и даже в английских правящих кругах наметился раскол в вопросе об отношении к СССР.
Такие «отливы» и «приливы» в международной обстановке, естественно, заставляли Сталина все больше прислушиваться к информации разведки. Но та далеко не всегда приносила утешительные сведения. Подливал масла в огонь и Коминтерн. В 1932 году в подготовленном к XII Пленуму ИККИ проекте резолюции говорилось: «…Прошедшее при полной поддержке Франции нападение японского империализма на Китай является началом новой мировой империалистической войны. …Совместными силами они (японский и французский империализм) готовятся взять в клещи с запада и востока СССР… Английский империализм поддерживает все планы интервенции в СССР… США пытаются спровоцировать японо-советскую войну… В Польше, Румынии и Прибалтийских странах военные приготовления идут с максимальной напряженностью».
Правда, после того, как в конце 1932 года с Францией был подписан пакт о ненападении, напряжение в Европе на некоторое время спало. Зато угроза военного конфликта на Дальнем Востоке не снималась.
Советские специалисты регулярно докладывали Сталину о милитаристских устремлениях Японии. Эта информация вытекала не только из перехваченных японских документов, но также из английских и американских, и не подлежала сомнению. (Часть этих документов приведена ниже, в главе «Мой архив»). Таким образом, в 1932—1934 годах основной для Сталина была угроза войны с Японией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133
А теперь перенесем действующих лиц этой притчи в реальную жизнь. Волки, — но они и есть волки, понятно, кто. Пастушок — все советское разведывательное сообщество, ОГПУ—НКВД, ГРУ, Коминтерн, НКИД. Ну, а роль старосты в этом раскладе достается Иосифу Виссарионовичу Сталину. Притча поможет понять его действия. Сразу оговоримся, что п о н я т ь не значит простить. Но тем не менее…
* * *
Нет никаких сомнений в том, что и мировая буржуазия, и служащая ей военщина, и бежавшие и изгнанные из страны белогвардейцы, и представители бывших правящих классов, и политические противники нового строя — без восторга отнеслись к появлению, существованию и развитию первого в мире советского социалистического государства. Гражданская война, интервенция, многочисленные заговоры не были фантазией чекистов, а реально и кроваво происходившими событиями, не оставлявшими никаких сомнений в замыслах врагов.
После окончания Гражданской войны ни эти замыслы, ни расстановка сил в мире не изменились. Вопрос о возможности новой интервенции против Советской России никогда не снимался. Об этом открыто говорили иностранные государственные деятели, промышленные и финансовые магнаты, лидеры белой эмиграции, трубили газеты, доносила разведка.
После восстановления дипломатических и торговых отношений с Англией обстановка вроде бы стабилизировалась. Но нота Чемберлена от 23 февраля 1927 года с угрозами денонсации торгового соглашения с СССР и разрыва англо-советских дипломатических отношений вызвала слухи о возможной войне. 1 марта 1927 года Сталин во время одного из выступлений обратил внимание на то, что большинство полученных им из аудитории записок сводилось «к одному вопросу: будет ли у нас война весной или осенью этого года? Мой ответ: войны у нас не будет ни весной, ни осенью этого года».
В правильности этого заявления Сталина многие сомневались. Действительно, международная обстановка все более накалялась. Вот лишь краткий перечень событий 6 апреля — налет в Пекине на советское полпредство и арест нескольких дипломатов; 12 мая — английская полиция вторгается в помещение англо-советского общества Аркос; 27 мая — английское правительство разрывает отношения с СССР; 7 июня — в Варшаве убит советский посол Войков; 15 июня — секретная встреча в Женеве министров иностранных дел Великобритании, Германии, Франции, Бельгии и Японии, на которой обсуждался «русский вопрос» и намечались антисоветские мероприятия. Лишь веймарская Германия выступила против. На созванной владельцем «Ройял Датч Шелл» Генри Детердингом конференции обсуждался «план Гофмана», предусматривающий военную интервенцию западноевропейских стран против СССР. К войне против СССР призывала вся буржуазная печать.
Все это вынудило Сталина резко изменить свое мнение о возможности войны. В опубликованных 28 июля 1927 года в «Правде» «Заметках на современные темы» Сталин писал: «Едва ли можно сомневаться, что основным вопросом современности является вопрос об угрозе новой империалистической войны. Речь идет о реальной и действительной угрозе новой войны вообще, войны против СССР — в особенности». 1 августа на пленуме ЦК ВКП(б) Сталин сурово отчитал Зиновьева за то, что в его статье «Контуры будущей войны» ни слова не сказано о том, что война стала неизбежной.
В той же речи, осуждая Троцкого, Сталин сказал: «Перед нами имеются две опасности: опасность войны, которая превратилась в угрозу войны, и опасность перерождения некоторых звеньев нашей партии».
Действия оппозиции Сталин поставил на одну доску с действиями капиталистических держав против СССР. Еще 24 мая, накануне разрыва Великобританией отношений с СССР, он заявил, выступая на пленуме ИККИ: «Я должен сказать, товарищи, что Троцкий выбрал для своих нападений на партию и Коминтерн слишком неподходящий момент. Я только что получил известие, что английское консервативное правительство решило порвать отношения с СССР. Нечего и доказывать, что теперь пойдет повсеместный поход против коммунистов. Этот поход уже начался. Одни угрожают СССР войной и интервенцией. Другие — расколом. Создается нечто вроде единого фронта от Чемберлена до Троцкого».
Остановка продолжала обостряться. Осенью 1927 года во Франции, по инициативе и при финансовой поддержке того же Гете-ринга, развернулась кампания за разрыв отношений с СССР. 2 сентября в Варшаве — новое покушение на советского дипломата.
Мировая печать, в том числе и советская, писала о неизбежности и скором начале войны. О том же говорил Зиновьев. Но Сталин располагал другими данными, поступившими по линии разведки. Неожиданно для всех, 23 октября 1927 года, он заявил: «У нас нет войны, несмотря на неоднократные пророчества Зиновьева и других… А ведь сколько у нас было пророчеств насчет войны! Зиновьев пророчил, что война будет весной этого года.
Потом он стал пророчить, что война начнется, по всей вероятности, осенью этого года. Между тем мы уже перед зимой, а войны все нет».
И действительно, обстановка стала несколько смягчаться. В конце 1927 года был заключен ряд соглашений с иностранными государствами, СССР принял участие в разработке соглашения о разоружении, и даже в английских правящих кругах наметился раскол в вопросе об отношении к СССР.
Такие «отливы» и «приливы» в международной обстановке, естественно, заставляли Сталина все больше прислушиваться к информации разведки. Но та далеко не всегда приносила утешительные сведения. Подливал масла в огонь и Коминтерн. В 1932 году в подготовленном к XII Пленуму ИККИ проекте резолюции говорилось: «…Прошедшее при полной поддержке Франции нападение японского империализма на Китай является началом новой мировой империалистической войны. …Совместными силами они (японский и французский империализм) готовятся взять в клещи с запада и востока СССР… Английский империализм поддерживает все планы интервенции в СССР… США пытаются спровоцировать японо-советскую войну… В Польше, Румынии и Прибалтийских странах военные приготовления идут с максимальной напряженностью».
Правда, после того, как в конце 1932 года с Францией был подписан пакт о ненападении, напряжение в Европе на некоторое время спало. Зато угроза военного конфликта на Дальнем Востоке не снималась.
Советские специалисты регулярно докладывали Сталину о милитаристских устремлениях Японии. Эта информация вытекала не только из перехваченных японских документов, но также из английских и американских, и не подлежала сомнению. (Часть этих документов приведена ниже, в главе «Мой архив»). Таким образом, в 1932—1934 годах основной для Сталина была угроза войны с Японией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133