божественная и истинная природа души противопоставляется смертному телу, тяжелому и неудобному; первая заключена во втором, но она вдыхает в него жизнь… Столько элементов, отражающих недвусмысленно дуалистическую доктрину двух непримиримых начал, управляющих миром! Будучи полностью ими вдохновлен, Елеазар, призывая к смерти осажденных в крепости Масада, сравнивает их с мужественными людьми, спешащими освободить свои души от их плотской оболочки, которой они совершенно не дорожат, и так желающими достичь вечной жизни, что они объявляют всем вокруг о своем неизбежном уходе.
Насколько нам известно, сегодня никто еще не подумал о том, чтобы прокомментировать эти слова; это удивляет и огорчает, ибо они поднимают множество вопросов. Действительно, никогда раньше ни один иудейский текст не делал подобного намека на душу, и еще менее на невидимую, бессмертную и нетленную природу ее. Такое понятие было совершенно чуждо иудейской традиции, так же как и понятие превосходства духа над материей, связи с Богом в смерти и осуждения жизни, являющейся делом рук дьявола. Все эти гностические и дуалистические темы имели другое таинственное происхождение, и в контексте истории Масады речь могла идти о происхождении только ессейском.
Однако, если считать по-крупному, то эти речи Елеазара могут быть с таким же основанием рассмотрены как христианские; не в том смысле, который это слово приобретет впоследствии, но в том, которое придавали ему первые ученики Иисуса, готовые, как мы помним из четвертого Евангелия, пойти и умереть вместе с Лазарем. Надо ли заключать из этого, что некоторые христиане могли также быть среди героических защитников цитадели, раз мы знаем, что в ходе этого восстания многие из них боролись против римлян с таким же пылом, как и сами иудеи? В подтверждение этого вывода добавим, что многие из «первых христиан» в действительности были зелотами, и это, таким образом, заставляет думать, что они участвовали в сопротивлении Масады.
Конечно, историк Иосиф Флавий не подразумевает ничего подобного, если только некоторые намеки не были позже изъяты из его текстов… Можно также с полным основанием удивляться, что палестинский историк, пишущий в I в., ни разу не упомянул об Иисусе, и только в последующих изданиях это имя появляется, но в форме так соответствующей уже хорошо структурированной в своих определениях ортодоксии, что вполне можно подумать, будто здесь идет речь о добавлениях, датирующихся эпохой Константина.
Зато один экземпляр «Иудейской войны» Иосифа Флавия, очень отличающийся от других, был найден в России. Записанный на старославянском языке, текст датируется примерно 1261 г., и автор перевода не кажется ортодоксальным иудеем, ибо он придерживается очень многочисленных «дохристианских» ссылок. В этой версии Иосифа Иисус описан как человек, политический революционер и особенно как «царь, который никогда не царствовал», имеющий «по образу назореев» черту посередине головы, уточняет текст.
Очень многие и долго опровергали подлинность этого «славянского Иосифа». Но мы с нашей стороны склонны скорее считать его настоящим и видеть в нем перевод одного или многих экземпляров произведения историка, избежавших уничтожения, приказанного Диоклетианом, а затем от ярости редакторов Константина. В самом деле, к этому выводу нас привели многие соображения. Какой интерес и кому изобретать «славянского Иосифа»? Его образ Иисуса-царя был бы с трудом принят еврейской публикой XIII в.; а образ Иисуса-человека до мозга костей не был бы принят христианами того времени. И наконец, почему у Оригена, толкователя и теолога начала III в., существует явный намек на версию произведения Иосифа, где автор отбирает у Иисуса роль мессии? Мы считаем, что, вероятно, именно здесь надо искать настоящие корни славянского текста Иосифа Флавия.
Второе восстание против власти Рима, как мы уже знаем, произошло через 60 лет после первого, между 132 и 135 гг. По окончании его все евреи были изгнаны из Иерусалима, который стал римским городом. Но уже давно История не интересовалась более Святой Землей, и мы ничего не знаем о событиях, которые происходили там в течение последующих двух веков; без сомнения, они не слишком отличались, от «мрачного Средневековья», в которое была погружена вся Европа.
Если большое число верующих евреев и христиан, тем не менее, осталось в Палестине, вне Иерусалима, то большая часть их пересекла границы Святой Земли, унося с собой и рассеивая в своем окружении великие принципы своих доктрин. Еврейское население, рассеявшееся по всему миру, переживало вторую диаспору в своей истории, ибо уже за семь веков до описываемых событий они бежали из Иерусалима, попавшего в руки вавилонян. Что касается христианства, то оно тоже вышло на широкие дороги, которые должны были привести его в Малую Азию, в Грецию, в Рим, в Галлию, Англию и Северную Африку. К сожалению, в каком бы уголке цивилизованного мира ни появлялась община, там тут же пускала корни своя версия событий, происшедших около 33 г.; бесчисленные, обязательно отличающиеся друг от друга, эти рассказы, официально объявленные ересями, могли только множиться и развиваться повсюду в очень анархической манере, несмотря на совместные усилия Климента Александрийского, Иренея и им подобных.
Некоторые из этих «ересей», согласно общепринятому выражению, исходящие от очевидцев, заботливо поддерживались набожными и обращенными в ту или иную форму христианства евреями, другие основывались на легендах и слухах или же еще на различных верованиях того времени: египетских, греческих или относящихся к культу Митры. Но в любом случае все они представляли серьезную опасность для «адептов миссии» и для еще очень неустойчивой ортодоксии.
О них, однако, мало что известно, кроме более или менее ошибочных сведений, которые распространялись их врагами. Как сообщают последние, эти ереси тогда делились на два основных течения: тех, кто считал Иисуса Богом, без каких-либо человеческих качеств или почти без таковых, и тех, для кого он был всего лишь смертным пророком, немного похожим на такого, каким был Будда, или каким будет через полтысячелетия Магомет.
Среди самых первых ересиархов фигурирует Валентин, уроженец Александрии, который провел большую часть своей жизни (136-165) в Риме и считал Птолемея одним из своих сторонников. Претендуя на то, что он располагал кое-какими «секретными сведениями» об Иисусе, он отказывался подчиняться римской власти и иерархии, предпочитая им непосредственную связь с Богом, источник личного знания, доктрину, противоречащую уже действующей догме, и которая будет объектом самых яростных обвинений Иренея Лионского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107