О, волки умнее людей!
Вся хитрость заключалась в том, чтобы как можно сильней напрячь мышцы в тот момент, когда их стягивают петли. Он так и сделал, когда его связывали. Теперь веревки держали его тело как раз с такой силой, чтобы расчетливым и последовательным расслаблением мышц можно было скинуть их с тела. Выступ, на котором он лежал, был достаточно широк. И он принялся извиваться, как змея, которая линяет, медленно сдвигая петли от плеч к локтям, от коленей к ступням.
Когда последняя петля упала с его ног, небо потемнело и кое-где заблистали звезды. Бернар распутал все узлы, и в его руках оказалась великолепная веревка.
Он сделал на ней петлю, размахнулся и закинул ее на верхний крюк. Потом, упираясь ногами в стену, поднялся по веревке на балку, снял петлю с крючка и прошел по балке до края стены. Перегнувшись вниз, он увидел фигуру караульного, сидящего в лодке с мушкетом. Часовой находился как раз под ним.
Стоя на балке, Бернар прикинул расстояние, раскачал свернутую в круг веревку и швырнул ее в караульного так, что петля, упав вниз, обвилась вокруг его шеи. Тогда он схватил веревку обеими руками и, преодолевая дрожь отвращения, стал тянуть ее через край стены вниз.
Скоро тело караульного закачалось над водой, почти касаясь ее ногами. Конец веревки Бернар закрепил вокруг балки. Потом он прошел по балке в противоположную сторону, встал на край башни и бросился в воду.
9
Антуанетта рассказала своему малышу сказку о том, как в замок хотел пробраться злодей и как его схватили. Когда мальчик уснул, она заплела распущенные волосы в косу, взяла свечу и пошла к старшему брату.
Якоб ждал ее одетый.
— Надо обойтись без сплетен, — сказала она ему. — Кто из старых слуг мог его узнать?
— По-моему, их уже не осталось в доме, — ответил он. — И кому какое дело? Спросят — скажем: пришел некто, бежал и скрылся. Кто, куда — не знаем, и кончено!
Но Антуанетта, более дальновидная, покачала головой.
— Его любили мужики, — возразила она. — Да и муж не получал известий о его смерти. Надо прислать мужу письмо якобы из Америки… Позови старшего егеря.
Явился старший егерь — мужчина, обладающий страшной животной силой, безмолвно преданный. Ему объяснили все и дали толедский клинок. Он откашлялся, попросил рюмку кларета и ушел.
— Что ты все качаешь головой? — проворчал брат. — Егерь справится. У Маршанов была точно такая же история. Они заплатили штраф — и все.
— Времена теперь другие, — вздохнула Антуанетта и взяла со стола свечу. — Покойной ночи. Я сегодня, наверное, не усну.
Со свечой в руке она прошла открытую галерею, поеживаясь от ночной сырости, поднялась к сыну и заглянула в кроватку. Мальчик спал. Она заботливо поправила на нем одеяло.
— Славный малыш, — раздался за ее спиной голос с характерными интонациями. — Очень похож на моего батюшку, не правда ли? Надеюсь, хоть он вырастет порядочным человеком.
Бернар как раз вовремя протянул руку, чтобы подхватить свечу, иначе свеча упала бы прямо в кровать. Антуанетта закрыла глаза и пошатнулась.
— Придите в себя, — продолжал тот же голос. — Времени мало, и спеть колыбельную вы не успеете. Вашего егеря я встретил на террасе. Сильный был человек. Он и сейчас там.
Бледная, как полотно, Антуанетта упала в кресло, расширенными глазами следя за расхаживающим по комнате Одиго.
— Мне нужно оружие, — холодно сказал он наконец. — И хорошо, если бы нашелся какой-нибудь старый плащ…
Антуанетта кивнула, с выражением ужаса глядя на детскую кровать. Одиго понял ее и усмехнулся.
— Маленьких детей я не ем, — сказал он и, положив руку на ее плечо, заставил встать. — Но жестоко расправился бы с куском ветчины.
Они вдвоем вышли на лестницу, как нежная пара, и Одиго под руку повел ее в нижний зал. Там он снял со стены пару пистолетов. Подумав, захватил и охотничье ружье. Антуанетта распахнула дверцы буфета и гардероба. Пока он, торопливо жуя, рылся среди платьев, она мучительно соображала. Воля ее была придавлена ужасом, ноги были как ватные. Закричать на весь дом? Он придушит ее одной рукой, а ребенок? И она твердо решила молчать.
— Есть еще одна просьба, — скромно сказал Одиго, накинув плащ. — Если вы помните, у меня отобрали топорик. Не будете ли так добры…
— Он у старшего брата, — возразила она.
— Все равно, мне жаль расстаться с топориком: это память об Америке.
Антуанетта пожала плечами и повела Одиго к брату. Она предвидела, что произойдет, если тот окажет сопротивление, и поклялась в душе, что бы ни случилось, бежать к сыну. У двери она постучалась — никто не ответил. Тогда Одиго сам постучал в дверь рукояткой пистолета. Послышалось шлепанье туфель, и дверь открыли. Старший Оливье был в камзоле, накинутом на нижнюю сорочку, и спросонья ничего не разобрал.
— Встаньте к стене, вы, главный в семье негодяев, — сказал Одиго. — Протрите глаза и стойте смирно. Так. Если вы откроете рот, крик будет последнее, что от вас останется. Где мой томагавк?
Здоровенный бородатый мужчина, теснимый к стене дулом ружья, стыдливо запахивал камзол.
— Тома… гавк? Ка… кой?
— Ну, этот красивый топорик, — нетерпеливо пояснила его сестра. — Где он? Поскорей отдай сеньору, это его собственность. Ради бога, Якоб, приди же в себя!
Однако Якоб на это оказался неспособен. Тогда она сама приблизила свечу к столу и нашла на нем то, что требовали. Одиго заткнул оружие за пояс, ворча:
— Нехорошо брать чужие вещи без спроса. Так не делают даже минги, а они не отличаются тонким воспитанием.
Внезапно он дунул на свечу, толкнул сестру на брата и, оставив эту пару в темноте, выбежал из комнаты. Старые половицы стонали под его ногами, а сверху неслись женские вопли и хриплый мужской рев. В доме все пришло в движение; когда Бернар пробегал по террасе, кто-то со свечой, бежавший ему навстречу, споткнулся о тело егеря и упал ему под ноги. Одиго беспрепятственно достиг наружной стены. Тут он услышал, что в конюшне уже спускают гончих псов.
— Ну и вкусы у этих Оливье: ночью — на охоту! — заметил он философски и повернул к каналу. Лодки не было, и Одиго не оставалось ничего иного, как опять пуститься вплавь, чтобы сбить со следа собак.
Противоположный берег был темен, болотист и пуст. Увязая в грязи, отклоняя ветки прибрежного кустарника, он слышал заливистый гон своры во всех направлениях и видел блуждающие на том берегу огоньки.
— Боюсь, что Якоб так и не оправился от потрясения, — рассуждал он вслух по привычке одиночества. — Не сходить ли за доктором?.. Да, Франция — это не леса Невады! — Потом он дал волю своей злобе: — Убийцы-белоручки, и воздух-то в замке испорчен вашим присутствием. Ну, погодите, грызуны: придет и на вас божий суд!
Одиго чувствовал смертную усталость, боль во всех членах, он был мокр с головы до ног и безгранично одинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Вся хитрость заключалась в том, чтобы как можно сильней напрячь мышцы в тот момент, когда их стягивают петли. Он так и сделал, когда его связывали. Теперь веревки держали его тело как раз с такой силой, чтобы расчетливым и последовательным расслаблением мышц можно было скинуть их с тела. Выступ, на котором он лежал, был достаточно широк. И он принялся извиваться, как змея, которая линяет, медленно сдвигая петли от плеч к локтям, от коленей к ступням.
Когда последняя петля упала с его ног, небо потемнело и кое-где заблистали звезды. Бернар распутал все узлы, и в его руках оказалась великолепная веревка.
Он сделал на ней петлю, размахнулся и закинул ее на верхний крюк. Потом, упираясь ногами в стену, поднялся по веревке на балку, снял петлю с крючка и прошел по балке до края стены. Перегнувшись вниз, он увидел фигуру караульного, сидящего в лодке с мушкетом. Часовой находился как раз под ним.
Стоя на балке, Бернар прикинул расстояние, раскачал свернутую в круг веревку и швырнул ее в караульного так, что петля, упав вниз, обвилась вокруг его шеи. Тогда он схватил веревку обеими руками и, преодолевая дрожь отвращения, стал тянуть ее через край стены вниз.
Скоро тело караульного закачалось над водой, почти касаясь ее ногами. Конец веревки Бернар закрепил вокруг балки. Потом он прошел по балке в противоположную сторону, встал на край башни и бросился в воду.
9
Антуанетта рассказала своему малышу сказку о том, как в замок хотел пробраться злодей и как его схватили. Когда мальчик уснул, она заплела распущенные волосы в косу, взяла свечу и пошла к старшему брату.
Якоб ждал ее одетый.
— Надо обойтись без сплетен, — сказала она ему. — Кто из старых слуг мог его узнать?
— По-моему, их уже не осталось в доме, — ответил он. — И кому какое дело? Спросят — скажем: пришел некто, бежал и скрылся. Кто, куда — не знаем, и кончено!
Но Антуанетта, более дальновидная, покачала головой.
— Его любили мужики, — возразила она. — Да и муж не получал известий о его смерти. Надо прислать мужу письмо якобы из Америки… Позови старшего егеря.
Явился старший егерь — мужчина, обладающий страшной животной силой, безмолвно преданный. Ему объяснили все и дали толедский клинок. Он откашлялся, попросил рюмку кларета и ушел.
— Что ты все качаешь головой? — проворчал брат. — Егерь справится. У Маршанов была точно такая же история. Они заплатили штраф — и все.
— Времена теперь другие, — вздохнула Антуанетта и взяла со стола свечу. — Покойной ночи. Я сегодня, наверное, не усну.
Со свечой в руке она прошла открытую галерею, поеживаясь от ночной сырости, поднялась к сыну и заглянула в кроватку. Мальчик спал. Она заботливо поправила на нем одеяло.
— Славный малыш, — раздался за ее спиной голос с характерными интонациями. — Очень похож на моего батюшку, не правда ли? Надеюсь, хоть он вырастет порядочным человеком.
Бернар как раз вовремя протянул руку, чтобы подхватить свечу, иначе свеча упала бы прямо в кровать. Антуанетта закрыла глаза и пошатнулась.
— Придите в себя, — продолжал тот же голос. — Времени мало, и спеть колыбельную вы не успеете. Вашего егеря я встретил на террасе. Сильный был человек. Он и сейчас там.
Бледная, как полотно, Антуанетта упала в кресло, расширенными глазами следя за расхаживающим по комнате Одиго.
— Мне нужно оружие, — холодно сказал он наконец. — И хорошо, если бы нашелся какой-нибудь старый плащ…
Антуанетта кивнула, с выражением ужаса глядя на детскую кровать. Одиго понял ее и усмехнулся.
— Маленьких детей я не ем, — сказал он и, положив руку на ее плечо, заставил встать. — Но жестоко расправился бы с куском ветчины.
Они вдвоем вышли на лестницу, как нежная пара, и Одиго под руку повел ее в нижний зал. Там он снял со стены пару пистолетов. Подумав, захватил и охотничье ружье. Антуанетта распахнула дверцы буфета и гардероба. Пока он, торопливо жуя, рылся среди платьев, она мучительно соображала. Воля ее была придавлена ужасом, ноги были как ватные. Закричать на весь дом? Он придушит ее одной рукой, а ребенок? И она твердо решила молчать.
— Есть еще одна просьба, — скромно сказал Одиго, накинув плащ. — Если вы помните, у меня отобрали топорик. Не будете ли так добры…
— Он у старшего брата, — возразила она.
— Все равно, мне жаль расстаться с топориком: это память об Америке.
Антуанетта пожала плечами и повела Одиго к брату. Она предвидела, что произойдет, если тот окажет сопротивление, и поклялась в душе, что бы ни случилось, бежать к сыну. У двери она постучалась — никто не ответил. Тогда Одиго сам постучал в дверь рукояткой пистолета. Послышалось шлепанье туфель, и дверь открыли. Старший Оливье был в камзоле, накинутом на нижнюю сорочку, и спросонья ничего не разобрал.
— Встаньте к стене, вы, главный в семье негодяев, — сказал Одиго. — Протрите глаза и стойте смирно. Так. Если вы откроете рот, крик будет последнее, что от вас останется. Где мой томагавк?
Здоровенный бородатый мужчина, теснимый к стене дулом ружья, стыдливо запахивал камзол.
— Тома… гавк? Ка… кой?
— Ну, этот красивый топорик, — нетерпеливо пояснила его сестра. — Где он? Поскорей отдай сеньору, это его собственность. Ради бога, Якоб, приди же в себя!
Однако Якоб на это оказался неспособен. Тогда она сама приблизила свечу к столу и нашла на нем то, что требовали. Одиго заткнул оружие за пояс, ворча:
— Нехорошо брать чужие вещи без спроса. Так не делают даже минги, а они не отличаются тонким воспитанием.
Внезапно он дунул на свечу, толкнул сестру на брата и, оставив эту пару в темноте, выбежал из комнаты. Старые половицы стонали под его ногами, а сверху неслись женские вопли и хриплый мужской рев. В доме все пришло в движение; когда Бернар пробегал по террасе, кто-то со свечой, бежавший ему навстречу, споткнулся о тело егеря и упал ему под ноги. Одиго беспрепятственно достиг наружной стены. Тут он услышал, что в конюшне уже спускают гончих псов.
— Ну и вкусы у этих Оливье: ночью — на охоту! — заметил он философски и повернул к каналу. Лодки не было, и Одиго не оставалось ничего иного, как опять пуститься вплавь, чтобы сбить со следа собак.
Противоположный берег был темен, болотист и пуст. Увязая в грязи, отклоняя ветки прибрежного кустарника, он слышал заливистый гон своры во всех направлениях и видел блуждающие на том берегу огоньки.
— Боюсь, что Якоб так и не оправился от потрясения, — рассуждал он вслух по привычке одиночества. — Не сходить ли за доктором?.. Да, Франция — это не леса Невады! — Потом он дал волю своей злобе: — Убийцы-белоручки, и воздух-то в замке испорчен вашим присутствием. Ну, погодите, грызуны: придет и на вас божий суд!
Одиго чувствовал смертную усталость, боль во всех членах, он был мокр с головы до ног и безгранично одинок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54