)
- Не больно. Отстань.
- Сам отстань.
- Самый раз - пить зеленку. Я уже разговариваю "с умным человеком". Я уже говорю со своей тенью! А почему бы не попробовать? Грим все еще на мне. Попробуем такой этюд: Я, Витя, "молодой-зеленый", говорю с Николай Иванычем. У зеркала. Я прекрасно знаю свое лицо и по напряжению мышц, натяжению кожи, "вижу" каждое свое выражение изнутри. Это нормальный профессиональный самоконтроль. Некоторых удивляет, но так любой человек управляет своей мимикой - изнутри. Только не все при этом играют, тогда все происходит естественно. Я же могу изобразить, что захочу. Ничуть не сложнее, чем пианисту играть "вслепую", не глядя на клавиши. Оставим в покое мой инструмент. Лицо в гриме - это уже совсем другое ощущение. Кожа стянута и мимикой труднее управлять. (Вы не пробовали играть на рояле в перчатках?) Кроме того, мимическая норма праобраза и моя собственная - различны. Что для него - покой, для меня гримаса. Поправка на это. Попробую вести диалог с Ним. Говорит Он - я смотрю в зеркало, привыкаю, изучаю. Реплики от себя даю с закрытыми глазами - тогда я вижу себя обычным, без грима. А Его только когда говорит Он. Что ни говори, а результаты - на лицо. У меня появилось старческое "жевание" - челюсть ходит туда-сюда. Но очень трудно дается улыбка. Не дежурный смайл, я имею в виду. Как это только люди клюнули на мякину? Деды - из-за плохого зрения, Верочка - от слез. А я сам себе не верю. Пообщался с зеркалом - и теперь еду крышей. Ну, его! Смываю это уродство, потому что уже кожу печет. Хватит на сегодня, а не то можно и правда, прихворнуть. Не исключено, что я даже излишне критично отношусь к сделанному мной. Детям, чтобы спрятаться, достаточно зажмурить глаза. Я сам любил заползать под стол одной головой - под скатертью так темно! А если еще зажмуриться - верняк, не найдет никто. Мама ходит по комнате и "ищет" меня: "А где это наш Витя? Куда это он пропал? (Чья попка и пара ножек торчат наружу - на этом акцент не ставился.) Другая крайность в подобных играх анекдот про наркомана, который прятал от милиции наркоту, а спрятав, "репетировал" в лицах: "Спрячу тут - милиция найдет тут. Спрячу под полом милиция и под полом найдет. Спрячу-ка я на балконе, авось не найдут!" Кончается тем, что он выпадает из собственного окна: "Ну да, а откуда же у меня балкон?" Может, и я так. Им невдомек, а я терзаюсь. На воре шапка горит. Кое-что по ходу черкаю в дневник. Если б его кто-нибудь прочел, решили бы, что меня надо срочно изолировать. А там все только по делу. Мне то для "домашнего пользования" развернутые комментарии не нужны. Вспомнил свою первую отроческую депрессию, первый кризис. Мне было лет двенадцать, дело было летом, в детском санатории. Ожидая процедур, сидел в коридоре и читал, от нечего делать, всякие дурацкие стенды - о вреде курения и проч. Меня вдруг поразила статистика: оказывается, сердце человека за всю жизнь отбивает что-то около миллиарда ударов. Ну и что, казалось бы? Так нет же: я тогда с неделю ходил, сидел, и даже лежа считал удары. Вот уже на сто меньше, на тысячу, а завтра будет на сто тысяч меньше. Солнце палило, все играли, ржали и бегали, а мне было холодно и тоскливо. Но в итоге я с собой договорился: "Ладно. Миллиард - это в среднем. До него еще надо дожить, а там - посмотрим." Решение, которое ничего не решало, но как трудно оно далось, и как потом стало легче. Почему, вот, горцы - такие долгожители? Овечье молоко, покой, чистый воздух? Фигушки. Они просто не знают про миллиард. Кто-то верует (он же - блажен), кто-то занят, ему некогда сидеть и ждать, пока пробъет его час. А кому-то дается спасительная соломинка: оказывается, жизнь еще может просто НАДОЕСТЬ. Мой старик из тех, кто уйдет спокойно, без метаний. Конечно, страшновато, когда гасят свет. Но, с другой стороны - не такая уж и трагедия. Трагедия - это когда ты сам к этому стремишься.
20.
Перечитывал кое-что из дневника. Жуть! Единственное, чего я не успел написать - свежую мысль о том, что "жизнь - штука сложная". Не, Витенька, не расслабляйся, рано. И что толку думать, как ты будешь отдавать концы? Думаешь - значит, уже отдаешь. Бенджамен Франклин, между прочим, говорил, что лучше один день - сегодня, чем два - завтра. Даром, что ли его портрет на стобаксовой?
Оставшиеся дни до моей акции я почти не выходил с дачи. Много читал -в основном, всякую бульварщину, что попадалось на полках. Влазить в какие-нибудь приключения не хотелось. Не тянуло и на пляж. Я мог очень спокойно сидеть с папироской на деревянном крыльце и радоваться жизни. Многое как-то само собой отпало. Женщины? Никакое влечение не заставит терпеть их глупость и пакостность. Неужели что-то поломалось внутри?
Нет, я-то еще не старик. Я - действую, я - желаю. Разве это апатия? А чего я желаю? Стать стариком. Господи, опять бред! Нет, Хайд еще не вышел из узды! Сегодня юбилей у Марка. День моего триумфа или... нет, даже думать не хочу. Сегодня я уезжаю с Сашиной дачи. А я привык. Тут было по-всякому. Я тут, можно сказать, "жизнь прожил". Собрал вещи привел жилье в относительный порядок, перекурил напоследок и вышел оттуда, заперев дверь. Было такое чувство, что я с кем-то расстался. С утра еще возился со своей экипировкой. Все проверил и выполз из логова только к трем. Дневник я оставил на столе, ведь я еще сюда обязательно вернусь и мы с Саней, даст Бог, отметим некоторые события. Интересно, матушка уже всем трубки пообрывала, по поводу моих "гастролей"? В город ехал, как чужой. За то я научился смотреть: вот, вижу я ветку дерева, и не думаю, отчего она такая, какой породы. Никаких хлорофильных реакций, никаких человеческих профилей в очертаниях, ветка, как ветка. Я долго молчал и пропитался этим молчанием. Хорошо иногда и не думать. А когда заткнется этот назойливый глупый внутренний человечек, со своей геометрией, моралью и всякой пустопорожней болтовней, все предметы вокруг сразу начинают громко кричать. Оказывается, можно ими и не управлять, а только смотреть на них. Вот, не властен я над этим деревом, даже если я спилю его и выстругаю из него гроб. На станции я видел нищего с табличкой :"Слепой". Забавно было бы увидеть дерево с табличкой: "Cogito, ergo sum."
Прибыв на вокзал, я позвонил Саше и, к своему удивлению, застал его дома. Мне не хотелось длинных расспросов, и мы договорились, что я оставлю ключи у соседки. Он удивился, зачем такая конспирация, но я что-то промычал и повесил трубку. В девять вечера я с замиранием сердца подходил к марковской даче. Я, уставший, старый больной человек, который с утра съел только булочку с кефиром на вокзале. Марковская "вилла" сияла и гремела. Еще только подходя к ограде, я слышал очень приличный джаз и заметил мелькание пестрых фигурок. На травке перед домом столы сдвинуты покоем. "Тихая домашняя обстановка" ограничивалась примерно тридцатью гостями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
- Не больно. Отстань.
- Сам отстань.
- Самый раз - пить зеленку. Я уже разговариваю "с умным человеком". Я уже говорю со своей тенью! А почему бы не попробовать? Грим все еще на мне. Попробуем такой этюд: Я, Витя, "молодой-зеленый", говорю с Николай Иванычем. У зеркала. Я прекрасно знаю свое лицо и по напряжению мышц, натяжению кожи, "вижу" каждое свое выражение изнутри. Это нормальный профессиональный самоконтроль. Некоторых удивляет, но так любой человек управляет своей мимикой - изнутри. Только не все при этом играют, тогда все происходит естественно. Я же могу изобразить, что захочу. Ничуть не сложнее, чем пианисту играть "вслепую", не глядя на клавиши. Оставим в покое мой инструмент. Лицо в гриме - это уже совсем другое ощущение. Кожа стянута и мимикой труднее управлять. (Вы не пробовали играть на рояле в перчатках?) Кроме того, мимическая норма праобраза и моя собственная - различны. Что для него - покой, для меня гримаса. Поправка на это. Попробую вести диалог с Ним. Говорит Он - я смотрю в зеркало, привыкаю, изучаю. Реплики от себя даю с закрытыми глазами - тогда я вижу себя обычным, без грима. А Его только когда говорит Он. Что ни говори, а результаты - на лицо. У меня появилось старческое "жевание" - челюсть ходит туда-сюда. Но очень трудно дается улыбка. Не дежурный смайл, я имею в виду. Как это только люди клюнули на мякину? Деды - из-за плохого зрения, Верочка - от слез. А я сам себе не верю. Пообщался с зеркалом - и теперь еду крышей. Ну, его! Смываю это уродство, потому что уже кожу печет. Хватит на сегодня, а не то можно и правда, прихворнуть. Не исключено, что я даже излишне критично отношусь к сделанному мной. Детям, чтобы спрятаться, достаточно зажмурить глаза. Я сам любил заползать под стол одной головой - под скатертью так темно! А если еще зажмуриться - верняк, не найдет никто. Мама ходит по комнате и "ищет" меня: "А где это наш Витя? Куда это он пропал? (Чья попка и пара ножек торчат наружу - на этом акцент не ставился.) Другая крайность в подобных играх анекдот про наркомана, который прятал от милиции наркоту, а спрятав, "репетировал" в лицах: "Спрячу тут - милиция найдет тут. Спрячу под полом милиция и под полом найдет. Спрячу-ка я на балконе, авось не найдут!" Кончается тем, что он выпадает из собственного окна: "Ну да, а откуда же у меня балкон?" Может, и я так. Им невдомек, а я терзаюсь. На воре шапка горит. Кое-что по ходу черкаю в дневник. Если б его кто-нибудь прочел, решили бы, что меня надо срочно изолировать. А там все только по делу. Мне то для "домашнего пользования" развернутые комментарии не нужны. Вспомнил свою первую отроческую депрессию, первый кризис. Мне было лет двенадцать, дело было летом, в детском санатории. Ожидая процедур, сидел в коридоре и читал, от нечего делать, всякие дурацкие стенды - о вреде курения и проч. Меня вдруг поразила статистика: оказывается, сердце человека за всю жизнь отбивает что-то около миллиарда ударов. Ну и что, казалось бы? Так нет же: я тогда с неделю ходил, сидел, и даже лежа считал удары. Вот уже на сто меньше, на тысячу, а завтра будет на сто тысяч меньше. Солнце палило, все играли, ржали и бегали, а мне было холодно и тоскливо. Но в итоге я с собой договорился: "Ладно. Миллиард - это в среднем. До него еще надо дожить, а там - посмотрим." Решение, которое ничего не решало, но как трудно оно далось, и как потом стало легче. Почему, вот, горцы - такие долгожители? Овечье молоко, покой, чистый воздух? Фигушки. Они просто не знают про миллиард. Кто-то верует (он же - блажен), кто-то занят, ему некогда сидеть и ждать, пока пробъет его час. А кому-то дается спасительная соломинка: оказывается, жизнь еще может просто НАДОЕСТЬ. Мой старик из тех, кто уйдет спокойно, без метаний. Конечно, страшновато, когда гасят свет. Но, с другой стороны - не такая уж и трагедия. Трагедия - это когда ты сам к этому стремишься.
20.
Перечитывал кое-что из дневника. Жуть! Единственное, чего я не успел написать - свежую мысль о том, что "жизнь - штука сложная". Не, Витенька, не расслабляйся, рано. И что толку думать, как ты будешь отдавать концы? Думаешь - значит, уже отдаешь. Бенджамен Франклин, между прочим, говорил, что лучше один день - сегодня, чем два - завтра. Даром, что ли его портрет на стобаксовой?
Оставшиеся дни до моей акции я почти не выходил с дачи. Много читал -в основном, всякую бульварщину, что попадалось на полках. Влазить в какие-нибудь приключения не хотелось. Не тянуло и на пляж. Я мог очень спокойно сидеть с папироской на деревянном крыльце и радоваться жизни. Многое как-то само собой отпало. Женщины? Никакое влечение не заставит терпеть их глупость и пакостность. Неужели что-то поломалось внутри?
Нет, я-то еще не старик. Я - действую, я - желаю. Разве это апатия? А чего я желаю? Стать стариком. Господи, опять бред! Нет, Хайд еще не вышел из узды! Сегодня юбилей у Марка. День моего триумфа или... нет, даже думать не хочу. Сегодня я уезжаю с Сашиной дачи. А я привык. Тут было по-всякому. Я тут, можно сказать, "жизнь прожил". Собрал вещи привел жилье в относительный порядок, перекурил напоследок и вышел оттуда, заперев дверь. Было такое чувство, что я с кем-то расстался. С утра еще возился со своей экипировкой. Все проверил и выполз из логова только к трем. Дневник я оставил на столе, ведь я еще сюда обязательно вернусь и мы с Саней, даст Бог, отметим некоторые события. Интересно, матушка уже всем трубки пообрывала, по поводу моих "гастролей"? В город ехал, как чужой. За то я научился смотреть: вот, вижу я ветку дерева, и не думаю, отчего она такая, какой породы. Никаких хлорофильных реакций, никаких человеческих профилей в очертаниях, ветка, как ветка. Я долго молчал и пропитался этим молчанием. Хорошо иногда и не думать. А когда заткнется этот назойливый глупый внутренний человечек, со своей геометрией, моралью и всякой пустопорожней болтовней, все предметы вокруг сразу начинают громко кричать. Оказывается, можно ими и не управлять, а только смотреть на них. Вот, не властен я над этим деревом, даже если я спилю его и выстругаю из него гроб. На станции я видел нищего с табличкой :"Слепой". Забавно было бы увидеть дерево с табличкой: "Cogito, ergo sum."
Прибыв на вокзал, я позвонил Саше и, к своему удивлению, застал его дома. Мне не хотелось длинных расспросов, и мы договорились, что я оставлю ключи у соседки. Он удивился, зачем такая конспирация, но я что-то промычал и повесил трубку. В девять вечера я с замиранием сердца подходил к марковской даче. Я, уставший, старый больной человек, который с утра съел только булочку с кефиром на вокзале. Марковская "вилла" сияла и гремела. Еще только подходя к ограде, я слышал очень приличный джаз и заметил мелькание пестрых фигурок. На травке перед домом столы сдвинуты покоем. "Тихая домашняя обстановка" ограничивалась примерно тридцатью гостями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12