Хлопоты по приобретению лодки и провизии были окончены очень скоро. За десять унций золота они получили одну из тех выдолбленных из цельного ствола лодок с приподнятыми кормой и носом, которые столь обычны на бирманских реках. Кроме того, за ту же плату они приобрели парус, весла, запасы риса и сушеной рыбы и, в качестве возбуждающего, несколько бутылей прекрасного местного пива.
Оставив поляка на молу караулить лодку, капитан, американец и китаец направились к таверне, отстоявшей не очень далеко от берега. Народу в ней было много, но сиамец еще не приходил, хотя двенадцать часов уже пробило.
— Будем ждать, а пока позавтракаем, — сказал капитан. Через несколько долгих часов нетерпеливого ожидания юноша показался в дверях.
— Ничего? — спросил капитан, кидаясь ему навстречу.
— Напротив, — отвечал сиамец. — За мной следует лодочник, который многое может вам сообщить.
Он еще не кончил, как лодочник уже входил в таверну, насвистывая веселую песенку. Это был низенький человечек, очень бедно одетый.
— Пройдем в эту комнату, — предложил сиамец, указывая на соседнюю пустую комнату.
— Говорят, ты знаешь, где спрятан священный меч Будды, — сказал капитан.
— Да, милорд, — отвечал лодочник, бегло говоривший по-английски.
— Хочешь ты заработать двадцать унций золота?
— Что я должен сделать? За двадцать унций я наношу смертельный удар ножом.
— Скажи мне, где спрятан меч. Пей, а потом говори.
— Выслушайте меня внимательно, милорд. В 1822 году, если я не ошибаюсь, князь Юнь-цзи продал священный меч нашему королю за громадную, как говорят, сумму. До 1839 года меч хранился под руками Гадмы в Киум-Доджэ, здесь в Амарапуре, затем, неизвестно по какой причине, он был перенесен и замурован в великой пагоде Швемадо в Пегу.
— В Швемадо! — воскликнул капитан, вскочивший на ноги как от действия пружины. — В Швемадо, сказал ты?
— Да, милорд.
— И ты его видел?
— Я его видел и трогал вот этими руками.
Капитан, страшно взволнованный, внимательно посмотрел на бирманца. Остальные сидели, как очарованные.
— В каком месте? Скажи мне, скажи скорее!
— Почти на самой вершине пагоды, тотчас же после лестницы.
— Неужели это правда?
— Правда.
— Поклянись!
— Я клянусь Гадмой — богом, которому поклоняюсь, — сказал торжественно бирманец.
— Ты умеешь рисовать?
— Как и все бирманцы.
— Сделай мне рисунок пагоды и отметь то место, где был замурован священный меч Будды.
Бирманец взял бумагу и карандаш, которые дал ему капитан, но, начертив несколько линий, остановился.
— Зачем же вам этот рисунок, милорд? — спросил он.
— Чтобы свезти его в Европу, — отвечал капитан.
— Уж не для того ли, чтобы украсть священный меч?
— Европейцы не верят в Будду; они не знали бы, что им делать с оружием, которому поклоняются буддисты.
— Вы правы, милорд.
Лодочник, успокоившись, снова взялся за карандаш, и с той тонкостью и точностью, которыми отличаются бирманцы от всех остальных народов, начертил эскиз великой пагоды.
Капитан вырвал бумагу у него из рук и жадно впился в нее глазами. Взгляд его упал на значок, поставленный над лестницей, на башне, имеющей форму ствола дерева.
— Здесь он был спрятан? — спросил Лигуза, стараясь скрыть свое волнение.
— Да, там, где этот значок, — сказал лодочник.
— Едем, друзья! — воскликнул капитан.
Затем капитан вынул из кармана двадцать унций и отдал их бирманцу, в то время как американец передавал столько же сиамцу.
— Едем, друзья! — повторял он. Сиамец протянул ему руку.
— Да благоприятствует вам судьба! — проговорил он.
— Спасибо, мой храбрый друг, — ответил капитан.
— Если тебе случится когда-нибудь быть в Кантоне, спроси в датской колонии капитана Джорджио Лигузу, и я заранее обещаю исполнить все, чтобы ты ни попросил.
В последний раз пожали они руку храброму моряку и вихрем вылетели из таверны.
— Скорей, скорей! — торопил их капитан. — У меня огонь горит в жилах.
Чуть не бегом летели они по улицам, остановившись лишь на несколько минут возле пагоды, чтобы захватить спрятанные там карабины. Когда все трое подбежали к молу, навстречу им кинулся карауливший лодку поляк.
— Ну? — обращаясь к капитану, спросил нетерпеливый юноша.
— Теперь к Швемадо, мальчик, — отвечал Лигуза, — священный меч там!
— Ура! К Швемадо! — заорал Казимир.
Авантюристы попрыгали в лодку. Капитан взялся за руль, американец вооружился длинным багром, а китаец и Казимир схватились за весла.
Поляк и китаец погрузили весла в воду, и лодка, управляемая искусной рукой, медленно поплыла по Иравади, с большим трудом прокладывая себе проход между множеством барок, лодок и небольших парусных судов, шедших вниз и вверх по течению.
В семь часов вечера глазам путешественников представились освещенные последними лучами солнца Ава , или, точнее, Ратнапура — Город Драгоценностей, — со своими огромными развалинами и грандиозными монументами на левом берегу и Сагайн с бесчисленными пагодами — на правом. Сотни и сотни лодок сновали от одного берега к другому, так как между городами не существует моста, из-за значительной ширины и глубины реки.
Капитан, посоветовавшись с китайцем, направил лодку к Сагайну, и в половине восьмого они высадились на мол.
Сагайн, Циккаин, Тсигаин или, еще вернее, Шагаин расположен у подошвы холма на крутом, малодоступном берегу. В былые времена, когда в нем жили короли, город был многолюден и великолепен; теперь в нем насчитывается всего несколько тысяч жителей, громадные развалины дворцов и масса храмов всех размеров и форм.
Со стороны реки город имеет стену, больше уже не отвечающую своему назначению.
По другую сторону он окружен большими садами, в основном состоящими из старых тамариндов необычайной толщины.
По-видимому, Сагайну назначено судьбой вернуть себе часть былого великолепия, так как по мере того как Ава приходит все в больший упадок, он все более и более заселяется. В нем, конечно, уже никогда не будет, как прежде, ста пятидесяти тысяч жителей, но, без сомнения, он скоро станет большим торговым городом, так как отстоит не очень далеко от процветающих факторий дельты.
XVIII. В трюме
Путешественники, привязав свою лодку к дереву, отправились искать гостиницу, но поиски их оказались напрасными, и они к вечеру вернулись на мол, чтобы провести ночь в лодке. Лодки не оказалось — ее кто-то украл или она затонула. Тогда они вошли в первую попавшуюся чужую барку, на которой в это время никого не было, спустились в трюм и улеглись там спать.
Когда они проснулись, проспав часов четырнадцать, они с удивлением увидели, что барка плывет. Поднявшись по лестнице, которая вела из трюма наверх, они остановились под люком и стали прислушиваться. Было слышно, как скрипели мачты и хлопали паруса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Оставив поляка на молу караулить лодку, капитан, американец и китаец направились к таверне, отстоявшей не очень далеко от берега. Народу в ней было много, но сиамец еще не приходил, хотя двенадцать часов уже пробило.
— Будем ждать, а пока позавтракаем, — сказал капитан. Через несколько долгих часов нетерпеливого ожидания юноша показался в дверях.
— Ничего? — спросил капитан, кидаясь ему навстречу.
— Напротив, — отвечал сиамец. — За мной следует лодочник, который многое может вам сообщить.
Он еще не кончил, как лодочник уже входил в таверну, насвистывая веселую песенку. Это был низенький человечек, очень бедно одетый.
— Пройдем в эту комнату, — предложил сиамец, указывая на соседнюю пустую комнату.
— Говорят, ты знаешь, где спрятан священный меч Будды, — сказал капитан.
— Да, милорд, — отвечал лодочник, бегло говоривший по-английски.
— Хочешь ты заработать двадцать унций золота?
— Что я должен сделать? За двадцать унций я наношу смертельный удар ножом.
— Скажи мне, где спрятан меч. Пей, а потом говори.
— Выслушайте меня внимательно, милорд. В 1822 году, если я не ошибаюсь, князь Юнь-цзи продал священный меч нашему королю за громадную, как говорят, сумму. До 1839 года меч хранился под руками Гадмы в Киум-Доджэ, здесь в Амарапуре, затем, неизвестно по какой причине, он был перенесен и замурован в великой пагоде Швемадо в Пегу.
— В Швемадо! — воскликнул капитан, вскочивший на ноги как от действия пружины. — В Швемадо, сказал ты?
— Да, милорд.
— И ты его видел?
— Я его видел и трогал вот этими руками.
Капитан, страшно взволнованный, внимательно посмотрел на бирманца. Остальные сидели, как очарованные.
— В каком месте? Скажи мне, скажи скорее!
— Почти на самой вершине пагоды, тотчас же после лестницы.
— Неужели это правда?
— Правда.
— Поклянись!
— Я клянусь Гадмой — богом, которому поклоняюсь, — сказал торжественно бирманец.
— Ты умеешь рисовать?
— Как и все бирманцы.
— Сделай мне рисунок пагоды и отметь то место, где был замурован священный меч Будды.
Бирманец взял бумагу и карандаш, которые дал ему капитан, но, начертив несколько линий, остановился.
— Зачем же вам этот рисунок, милорд? — спросил он.
— Чтобы свезти его в Европу, — отвечал капитан.
— Уж не для того ли, чтобы украсть священный меч?
— Европейцы не верят в Будду; они не знали бы, что им делать с оружием, которому поклоняются буддисты.
— Вы правы, милорд.
Лодочник, успокоившись, снова взялся за карандаш, и с той тонкостью и точностью, которыми отличаются бирманцы от всех остальных народов, начертил эскиз великой пагоды.
Капитан вырвал бумагу у него из рук и жадно впился в нее глазами. Взгляд его упал на значок, поставленный над лестницей, на башне, имеющей форму ствола дерева.
— Здесь он был спрятан? — спросил Лигуза, стараясь скрыть свое волнение.
— Да, там, где этот значок, — сказал лодочник.
— Едем, друзья! — воскликнул капитан.
Затем капитан вынул из кармана двадцать унций и отдал их бирманцу, в то время как американец передавал столько же сиамцу.
— Едем, друзья! — повторял он. Сиамец протянул ему руку.
— Да благоприятствует вам судьба! — проговорил он.
— Спасибо, мой храбрый друг, — ответил капитан.
— Если тебе случится когда-нибудь быть в Кантоне, спроси в датской колонии капитана Джорджио Лигузу, и я заранее обещаю исполнить все, чтобы ты ни попросил.
В последний раз пожали они руку храброму моряку и вихрем вылетели из таверны.
— Скорей, скорей! — торопил их капитан. — У меня огонь горит в жилах.
Чуть не бегом летели они по улицам, остановившись лишь на несколько минут возле пагоды, чтобы захватить спрятанные там карабины. Когда все трое подбежали к молу, навстречу им кинулся карауливший лодку поляк.
— Ну? — обращаясь к капитану, спросил нетерпеливый юноша.
— Теперь к Швемадо, мальчик, — отвечал Лигуза, — священный меч там!
— Ура! К Швемадо! — заорал Казимир.
Авантюристы попрыгали в лодку. Капитан взялся за руль, американец вооружился длинным багром, а китаец и Казимир схватились за весла.
Поляк и китаец погрузили весла в воду, и лодка, управляемая искусной рукой, медленно поплыла по Иравади, с большим трудом прокладывая себе проход между множеством барок, лодок и небольших парусных судов, шедших вниз и вверх по течению.
В семь часов вечера глазам путешественников представились освещенные последними лучами солнца Ава , или, точнее, Ратнапура — Город Драгоценностей, — со своими огромными развалинами и грандиозными монументами на левом берегу и Сагайн с бесчисленными пагодами — на правом. Сотни и сотни лодок сновали от одного берега к другому, так как между городами не существует моста, из-за значительной ширины и глубины реки.
Капитан, посоветовавшись с китайцем, направил лодку к Сагайну, и в половине восьмого они высадились на мол.
Сагайн, Циккаин, Тсигаин или, еще вернее, Шагаин расположен у подошвы холма на крутом, малодоступном берегу. В былые времена, когда в нем жили короли, город был многолюден и великолепен; теперь в нем насчитывается всего несколько тысяч жителей, громадные развалины дворцов и масса храмов всех размеров и форм.
Со стороны реки город имеет стену, больше уже не отвечающую своему назначению.
По другую сторону он окружен большими садами, в основном состоящими из старых тамариндов необычайной толщины.
По-видимому, Сагайну назначено судьбой вернуть себе часть былого великолепия, так как по мере того как Ава приходит все в больший упадок, он все более и более заселяется. В нем, конечно, уже никогда не будет, как прежде, ста пятидесяти тысяч жителей, но, без сомнения, он скоро станет большим торговым городом, так как отстоит не очень далеко от процветающих факторий дельты.
XVIII. В трюме
Путешественники, привязав свою лодку к дереву, отправились искать гостиницу, но поиски их оказались напрасными, и они к вечеру вернулись на мол, чтобы провести ночь в лодке. Лодки не оказалось — ее кто-то украл или она затонула. Тогда они вошли в первую попавшуюся чужую барку, на которой в это время никого не было, спустились в трюм и улеглись там спать.
Когда они проснулись, проспав часов четырнадцать, они с удивлением увидели, что барка плывет. Поднявшись по лестнице, которая вела из трюма наверх, они остановились под люком и стали прислушиваться. Было слышно, как скрипели мачты и хлопали паруса;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70