Разглядывая проржавевший металл, я снова испытал знакомое чувство какого-то умиления. Оно часто охватывало меня на раскопках. Во всех древних вещах — глиняных черепках, простеньких пряслицах или разукрашенных затейливыми изображениями зверей конских удилах есть что-то наивное, игрушечно-детское. Даже оружие не кажется опасным и грозным. Позеленевшие бронзовые наконечники давно истлевших стрел тоже выглядят игрушками. Изъеденные ржавчиной и потерявшие смертоносную остроту, покрытые наростами, мечи и кинжалы похожи просто на древесные сучки и корни.
Только Савосину не до сантиментов.
— Ты обратил внимание: кость лежала на материковой глине, а дальше яма забита черной землей? — спрашивает он, присаживаясь на корточки. — Значит, тут была ступенька, а? На нее и положили жертвенную часть конской или бычьей туши.
Я прекрасно понимаю, куда клонит Савосин, не желая говорить прямо, — чтоб «не сглазить». Если тут была ступенька, то уж, видно, не одна. И значит, они куда-то вели, ступеньки, в какое-то погребальное сооружение.
«Ладно, не надо спешить, — сдерживаю я себя. — Мы на верном пути и скоро все узнаем».
Так мы работаем день за днем, с утра до обеда. Утром начинать работу было приятно. Солнце стояло еще невысоко и не жгло. Было прохладно и свежо, как бывает по утрам только в степи. Приветствуя новый день, звенели, заливались жаворонки в бездонном небе. От запаха степных трав и поспевающих хлебов начинала кружиться голова. Хотелось дышать как можно глубже — и все равно не надышишься.
Но днем солнце становилось жестоким, беспощадно палящим. И некуда было укрыться от его огненных стрел в раскинувшейся до самого горизонта, изнывающей от зноя степи. Молчат жаворонки. Все живое попряталось куда можно. А тебе надо копать, копать обливаясь соленым потом…
Мы рыли землю, ломая головы над загадками далекого прошлого, а степь между тем вокруг жила совсем иной, современной жизнью. В небе, оставляя медленно тающий след, проносились реактивные самолеты. По дороге мимо нас, вздымая пыль, бесконечным потоком мчались автомашины. Нередко они останавливались, и любопытные шоферы под предлогом как бы напиться или прикурить подходили посмотреть, чем это мы занимаемся.
Почти каждый день наведывались и любопытные ребятишки из поселка — узнать, что новенького. Раза два заезжал и директор совхоза, но слушал наши объяснения невнимательно, рассеянно осматривал раскоп и быстро уезжал.
Поначалу это меня немножко задевало. Вспомнилось, как нахваливал Борис Мозолевский шефствовавшего над его экспедицией управляющего марганцевым трестом, на землях которого они вели охранные раскопки. Тот им ни в чем не отказывал. А нам до сих пор даже повариху не могут найти. Впрочем, конечно, у директора совхоза, к тому же отстающего, возможностей поменьше, чем у управляющего крупным промышленным трестом. Да и хлопот с полевыми работами в эту знойную пору у Петровского, конечно, и без нас хоть отбавляй. Придется, видимо, мириться с похлебкой дяди Кости и вечными макаронами по-флотски.
После обеда, в самый зной, два часа отдыха. А затем снова трудимся до предвечерней поры, когда рука уже не может держать даже кисточку. Тогда бросаем работу, укрываем раскопанные ямы на случай внезапного дождя и еле доползаем до лагеря. Кое-как устраиваемся вокруг земляного «стола», где уже расставлены миски и кружки, горой громоздятся ломти свежего хлеба. С трудом беремся за ложки, с неимоверным усилием подносим их ко ртам… С каждым глотком усталость куда-то уходит, мы оживаем! И через несколько минут уже начинается вечный спор:
— Если ступеньки, то это уже наверняк вход в главную погребальную камеру, — солидно басит Борис Калинкин. Многие слова он произносит забавно, на родной рязанский манер: «наверняк», «красовитый», «копотно» — особенно когда начинает горячиться.
— Ты уверен? А может, просто могила, куда складывали тела принесенных в жертву рабов и коней, — не упускает случай продемонстрировать осведомленность в деталях скифского погребального ритуала Марк.
Но его тут же осаживает Тося:
— Никогда их вместе не клали. Для рабов была отдельная могила, для коней — другая яма. Правда, Всеволод Николаевич?
Забавно за ними наблюдать. Тосю я знаю уже второй год и удивляюсь, как быстро она взрослеет. Пришла прошлым летом в отряд совсем девчонкой. Школу кончала где-то в небольшом поселке. Знаний у нее было маловато, и часто прорывалась некоторая «провинциальность», бедность впечатлений. Все ее удивляло.
Помню, как всех умилило и насмешило ее простодушное восклицание, когда она впервые приехала на раскопки и, выйдя утром из палатки, увидела степной простор:
— Ой, как тут неба много!
Однако была у девушки усидчивость, хорошая хватка. Читая, она аккуратно выписывала непонятные слова, заучивала их, шевеля по-детски губами, и не стеснялась обо всем спрашивать, не обращая внимания на шутки товарищей, — лишь покраснеет да упрямо заиграют желваки на скулах.
Красотой природа ее обделила — курносенькая, скуластая, полненькая и невысокая, с грубоватыми мальчишескими повадками. Но, не убаюкивая себя завистью к более начитанным и красивым подругам, она как-то умела даже из недостатков создать некий свой стиль и не жаловалась на недостаток поклонников. Вот и в лагере за ней ухаживают наперебой оба дружка, Алик и Борис. Работать хорошо Тосю, вероятно, приучили еще с детства, и ум у нее довольно пытливый, острый, хотя пока и проявляет себя слегка замедленно. Недостаток знаний она неплохо восполняет прилежанием и аккуратностью.
Забавно, что эти похвальные качества у нее заметны лишь во время учебы или работы. В свободное же время Тося весьма безалаберна и суматошна. Странное сочетание пунктуальности и легкомыслия. Принимаясь за работу, она перерождается. Ей можно со спокойной душой поручать самые ответственные задания. Она ведет экспедиционный дневник, хранит в своей палатке все находки и упаковывает их в коробки из-под лапши и ящики, выпрошенные в сельмаге. Постепенно она становится моей надежной помощницей взамен погибавшего на глазах Марка.
А вот о неразлучных дружках Алике Горине и Борисе Калинкине у меня еще не сложилось стойкого мнения. Первая летняя практика на раскопках, а потом кропотливая обработка собранных материалов, пожалуй, решающие для того, чтобы определить: выйдет из студента археолог или выбрал он профессию по ошибке, прельстившись рассказами о сказочных находках бесценных сокровищ.
Для большинства вчерашних школьников, рвущихся сейчас в археологию, как недавно ломились в ядерную физику, к сожалению, издалека наша работа представляется сплошной романтикой: экспедиции, жизнь в палатках, находки гробниц с грудами золота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62